Перстень без камня

— Свои, Кукиш, свои, — успокоил пса дядюшка и пошел дальше.

Спуск сделался круче и неудобнее, но Зайн ходил здесь каждый день в течение многих лет, и дорога не отвлекала его от мыслей. Правда, и мысли он все эти годы думал одни и те же — простые и обычные, как эта хоженая-перехоженная тропинка, катящиеся из-под ног камешки, жухлый бурьян на склонах. Исчезновение дочери придало его мыслям оттенок горечи, но не изменило их сути. Дядюшка Зайн жил в спокойных сумерках ума, и события в его жизни случались не каждый год, чему он был только рад.

Давешние северяне изъяснялись путано, но никуда не торопились и каждые полчаса брали по кружке портера каждому и жирную копченую скумбрию на всех, поэтому в конце концов Зайн разобрался, чего они хотят. Они хотели знать, правда ли он возит с Монастырского острова устриц, которые больше нигде на архипелаге не водятся? Ну да, подтвердил дядюшка Зайн, так оно и есть. А часто ли он их возит? Ну, два-три раза в неделю, потому что они хороши свежие, а подрастают постепенно — то здесь, то там. И что, под парусом ходит или на веслах? Не так и не эдак. Руки-то не казенные, а спина не молодая. Есть у него упряжка ездовых тюленей, морских собак — тюляк, проще говоря. На них и ездит. А не хочет ли дядюшка Зайн заработать дополнительных деньжат на своих тюляках? А это смотря что придется делать, судари хорошие…

В общем, уговор у них вышел такой: через полгода, во время весеннего карнавала, дядюшка оставляет лодку с четверкой тюляк без надзора, не задает вопросов и не болтает языком. На следующий день упряжка будет на месте, а владелец получит плату за услуги. Задаток можно прямо сейчас, вот пожалуйста. Объевшись пересоленной скумбрии и отяжелев от пива, Зайн не удивлялся, только кивал. Задаток быстро кончился. А теперь настало время держать слово. Вроде бы ничего особенного северяне не требовали, а лишние монеты всегда кстати.

Последний отрезок тропы был почти вертикальным, и дядюшка Зайн самолично оборудовал его хилыми перильцами. Кряхтя, бурча и ругаясь себе под нос, он спустился к небольшой бухточке, выход из которой в море был перегорожен цепью, а от цепи вниз уходила металлическая сеть. Тюлени приветствовали хозяина веселым тявканьем. Морские собаки были намного глупее и добродушнее своих сухопутных тезок — во всяком случае, дядюшка Зайн не представлял себе собак, которые не попытались бы удрать из загородки. А тюляки послушно оставались в бухточке. На сушу они выбраться то ли не могли, то ли не догадывались, а путь в море преграждала сетка. Вот и хорошо.

Мокрые носы ткнулись в хозяйскую руку. Ездовые тюлени тихонько повизгивали и сами подставляли шеи под упряжь. Дядюшка Зайн пристегнул их к лодке и на некоторое время задумался, как быть дальше. Оставить ключ от замка, отпирающего механизм рычага, при помощи которого опускается цепь? Или опустить цепь самому и оставить лодку с упряжкой пришвартованной к причалу? Он выбрал второй путь. Кто знает, сумеют ли бестолковые северяне разобраться в механизме… У них на континенте, небось, вместо рычагов магия. Канат всяко попроще рычага, даже завязанный морским узлом. В худшем случае перерубят, потерю куска веревки он как-нибудь переживет, а вот полезный механизм хороших денег стоит.

Скрежетнул в замке ключ. Заскрипела, жалуясь, ржавая цепь. Выход из бухточки был открыт. Дядюшка Зайн потрепал удивленных тюленей по шеям, бросил последний взгляд на пришвартованную лодку и стал подниматься по крутой тропе, по которой совсем недавно спустился.

Примерно на полпути к дому дядюшка остановился. Здесь можно было свернуть вправо и вместо верхнего Бедельти попасть в нижний. Правда, ему совершенно незачем было попадать в нижний Бедельти… ну разве что зайти в кабачок по поводу кануна смены сезонов… а хоть бы и безо всякого повода. Мысли о северянах вызвали настоятельное воспоминание о портере.

Дядюшка Зайн свернул.

Мбо Ун Бхе тоже бодрствовал ранним утром последнего дня зимы. Но он не проснулся до рассвета. Он вообще не спал в эту ночь.

Расставшись с Кристеаной, великолепный Мбо вернулся в свои апартаменты, не замеченный ни бдительными подчиненными северянки, ни собственной свитой. Военный советник императрицы Юга, вождь союза Шерстистых племен, потомственный царедворец и один из лучших магов Южной империи много чего умел, недоступного воинам помладше рангом. Поговаривали даже, что он пользуется личным покровительством Великого Отца-охотника, все ипостаси которого — Ночной леопард, Предрассветный тигр, Полуденный лев, Сумеречный ягуар — отличались искусством скрадывать добычу, таиться в засаде, появляться из ниоткуда и исчезать никуда. Хоть с помощью магии, хоть без нее, во всех этих умениях Мбо был непревзойденным мастером.

Появившись в собственной спальне, южанин плюхнулся на кровать и хорошенько на ней повалялся, сминая простыни и покрывала. Зевнул, глядя в потолок, но тут же вскочил и постучал кулаком в соседнюю комнату, игнорируя позолоченный шнур для вызова прислуги. Явившемуся на зов адъютанту военный советник лениво бросил:

— Умываться.

Вид у него был недовольный и заспанный. Парень поспешил исполнять приказание, а Мбо подошел к окну и стал задумчиво глядеть в сад. Занимающееся утро его не радовало. Великолепный Мбо честно сказал себе, что запутался в своей жизни и не представляет, как быть дальше. Ах, как приятно было бы найти виновного во всем врага и сойтись с ним в жаркой схватке! Но нет, врага не было, одни лишь неблагоприятные обстоятельства — а обстоятельствам шею не свернешь.

Больше всего великолепного Ун Бхе тревожила ситуация с Кристеаной. Любовь не спрашивает — и ты ее не спросишь, так уж заведено, однако Мбо не единожды казалось, что Семирукая пряха, соединяя судьбы его и Крис, посмеивалась над особо удачной шуточкой. А может, Семирукая в тот день взялась за работу с похмелья. Как бы то ни было, видеть любимую женщину — и не иметь возможности сжать ее в объятиях, слышать ее голос — и притворяться, что ненавидишь как злейшего врага, чуять ее желанный запах — и делать вид, что готов вцепиться ей в горло… великолепный Мбо, вождь Шерстистых, мог бы поклясться, что за всю его жизнь охотника, политика, мага и воина ему не выпадало иного столь изощренного испытания.

Каждая их встреча была счастьем — и пыткой. Вот и сейчас, протокольная встреча состоялась, праздник закончится через два дня, и корабль северян унесет блистательную Кристеану на север, а корабль южан повезет великолепного Мбо на юг. При мысли об этом военному советнику хотелось выть, как воет смертельно раненый зверь, и разнести в мелкие щепки оба корабля, и разорвать в клочья всех, кто встанет на пути, и самому Небу надавать оплеух…

Мбо Ун Бхе зарычал.

Почему он не может увезти Крис с собой на юг? Почему?!

По той же причине, по которой не может поехать с ней на север.

Север есть Север, а Юг это Юг, и вместе им не бывать.

Он зарычал еще раз, громче и отчетливее, и стукнул кулаком по оконному переплету. Задребезжали стекла.

Вдобавок вся нынешняя его поездка на острова, как бы это поточнее выразиться, припахивала. Шел от ситуации эдакий характерный душок, свойственный падали, пролежавшей день под солнцем… или большой политике. Что-то затевалось, а что-то уже происходило, и далеко не со всеми подробностями происходящего императрица сочла необходимым ознакомить своего военного советника и полномочного посла в переговорах с Севером. Разумеется, он многое знал и без высочайших слов, однако чего-то мог и не знать. Опыт и чутье подсказывали Мбо, что в его свите есть те, кто осведомлен лучше него. Интересно, кто? И как бы их взять за ребра?

Из дюжины людей своей свиты и нескольких человек экипажа корабля, на котором южане прибыли на архипелаг, Мбо Ун Бхе не доверял никому. Ни единой смуглой роже. А это, если вдуматься, скверный признак — когда на врагов и противников смотришь с большей симпатией, потому что от них, по крайней мере, известно, чего ждать…

— Радуйся, хищник! — донеслось от двери.