Сильнее магии

– Отличное решение. – Виктория явно испытала большое облегчение.

Кто-то постучал в дверь библиотеки.

– Войдите! – отозвался Таддеус.

В дверях показался Гриббс.

– Прошу прощения, что прерываю вас, сэр, но пришла портниха, – сказал он. – Она говорит, что у нее назначена вторая примерка платья мисс Хьюитт.

Реальность ошарашила Леону, вырвав из прекрасного мира фантазий.

– Но мне больше нет необходимости идти на Весенний бал! – быстро проговорила она. – Поэтому и платье мне не понадобится.

Виктория открыла рот. Но Леона так и не узнала, что именно она хотела сказать, потому что Таддеус быстро встал и обошел стол, отдавая распоряжения.

– Скажите портнихе, что мисс Хьюитт будет готова для примерки через несколько минут, – проговорил он.

– Но я действительно не вижу смысла… – вырвалось у Леоны. Она осеклась на полуслове, когда Таддеус остановился прямо перед ней.

Наклонившись, он обхватил ее одной рукой за талию и рывком поставил на ноги.

– Пойдем со мной! – приказал он.

С этими словами Таддеус направился к французским дверям, почти волоча Леону за собой.

Леона не видела Викторию, потому что Таддеус быстро увлекал ее за собой, но она была готова поклясться, что слышала, как тетушка Таддеуса издала какой-то странный звук. Больше всего это было похоже на сдавленный стон, который вырывается у человека, пытающегося сдержать взрыв смеха.

Глава 52

Днем оранжерея оказалась совсем другим местом. Правда, влажная тропическая атмосфера была такой же, да и экзотические ароматные запахи не изменились. Но поток яркого дневного света, проникавший в оранжерею сквозь стекло, лишил этот рай в миниатюре того волшебного очарования, которое появлялось в нем ночью. Исчезло то невероятное ощущение, будто человек оказывается в ином измерении. Сейчас это был реальный мир, хоть и лучшая его часть. И Таддеус тоже был вполне реален. Вот только настроение у него было не из лучших.

Он остановил Леону в тени большой пальмы.

– Мы с тобой договорились о том, что ты позволишь мне сопровождать тебя на этот чертов бал, – сказал он раздраженно.

– Да, но мы договаривались, когда ты собирался устроить ловушку, – ответила Леона. – Эти планы больше нам ни к чему, поэтому я и решила, что делать мне на балу нечего.

– Ерунда! Ты пытаешься найти способ отвязаться от меня и не ходить со мной на бал! И я считаю, что у меня есть право узнать – почему?

– Да ты и сам знаешь почему, – вымолвила Леона. – Ты отлично понимаешь, что моя связь с обществом «Аркейн» имеет весьма странный характер. И теперь, когда нет острой необходимости идти на бал, я считаю, что нам обоим лучше бы не показываться на людях вместе.

– Так ты хочешь держать наши отношения в тайне?

Леона откашлялась.

– Да, мне вообще-то пришло в голову, что разумнее было бы…

– И когда это мы с тобой слушались голоса разума? – перебил ее Таддеус.

– Надеюсь, ты можешь понять, что для меня все это как-то неудобно, – сказала она.

– Потому что ты не хочешь, чтобы тебя видели вместе со мной?

Это было уже слишком.

– Да как ты можешь говорить такое? – воскликнула Леона. – Не знаю, может, ты и не заметил, но последние несколько дней я нахожусь в состоянии сильнейшего стресса. Я видела двух убитых людей, была вынуждена сбежать из собственного дома, потому что мне угрожал убийца, который оказался к тому же сумасшедшим. А потом меня похитили пять заговорщиков и безумный ученый! Не говоря уже о том, что я потеряла девственность в этой самой оранжерее!

И Леона разрыдалась. Рыдания вырвались из ее груди неожиданно, застав врасплох ее саму. Какое-то мгновение назад она была охвачена яростным негодованием, а теперь слезы потоками лились из ее глаз, как вода в водопаде. Да что с ней такое? «Думай о хорошем!»

Увы, в данный момент совет дядюшки Эдварда оказался бессильным против потока эмоций, которые так и рвались из нее наружу. Отвернувшись от Таддеуса, Леона закрыла лицо обеими руками и плакала.

Она плакала о матери, которую потеряла, когда была еще совсем юной; о дяде, которому доверяла и который покинул ее; о Каролин, подруге, с которой надеялась делить кров до конца жизни; о детях, которых она могла бы родить, если бы вышла замуж за Уильяма Тровера. Больше всего слез у нее вызвали воспоминания о бессонных ночах, когда она смотрела на потолок и старалась представить себе свое будущее; о той энергии, которую она потратила на то, чтобы думать о хорошем, хотя сразу было понятно, что это пустая трата времени.

Леона услышала, как где-то, довольно далеко от нее, завыл Фог, но она не могла унять слез, чтобы пойти и погладить его. При мысли об этом Леона зарыдала еще сильнее.

Она ощутила, как Таддеус положил руки ей на плечи. Повернув Леону к себе, он, не сказав ни слова, крепко обнял ее.

Леона прижалась к нему и рыдала до изнеможения, до тех пор, пока слез не осталось. Когда она, наконец, успокоилась, прижимая лицо к его пиджаку, промокшему от ее слез, Таддеус поцеловал ее в голову.

– Прости меня, – прошептал он. – За все прости.

– М-м-м… – промычала в ответ Леона, не поднимая головы.

– Почти за все, – поправился Таддеус.

Она рассеянно кивнула.

– В большей части случаев твоей вины не было, – сказала она.

– Кроме потерянной невинности.

– Да, в этом ты виноват, – кивнула Леона.

Приподняв ее подбородок, Таддеус посмотрел в заплаканные глаза Леоны.

– Знаешь, за это мне как раз извиняться не хочется, – промолвил он. – И я не чувствую ни капли сожаления.

– А почему ты должен сожалеть? – пожала она плечами, прикрывая лицо собственным рукавом. – Это же была моя невинность, а не твоя.

– Причина, по которой я не испытываю ни капли сожаления по этому поводу, заключается в том, что это было самое чудесное, самое замечательное из всего, что я сделал в своей жизни, – проговорил Таддеус.

– О! – Надежда вернулась к ней словно из ниоткуда, как будто и не казалась ей потерянной навсегда еще какую-то минуту назад. – У меня точно такое же ощущение, – призналась она.

Таддеус нахмурился:

– Но если это так, то почему ты включила потерю собственной девственности в список тех проблем, которые больше всего досаждали тебе за последнее время?

– Вовсе я не называла это списком досаждающих мне проблем, – возразила Леона. – Потерю девственности я попросту сочла тем, что вызвало у меня стресс.

– Что, черт возьми, это означает?

Она с улыбкой посмотрела на него:

– Мне очень жаль, Таддеус, но есть вещи, даже очень-очень приятные, которые могут вызывать у нас стресс.

– Но это же смешно! – воскликнул Таддеус. – Ну какой стресс может возникнуть в такой ситуации?

– Ты что же, хочешь стоять тут и спорить со мной о том, что я должна и чего не должна чувствовать, когда теряю девственность?

– Да, черт возьми, я готов спорить с тобой об этом! – отозвался Таддеус. – Я тоже принимал участие в том, что происходило тут в ту ночь, но я не испытал даже намека на стресс.

– Возможно, дело в том, что это не так задело твою чувствительность, – предположила Леона.

– Черт возьми, женщина, я уже говорил тебе, что в ту ночь, когда ты с помощью камня утренней зари спасла меня от действия ядовитых испарений, между нами возникли некие физические узы, – напомнил Уэр.

Оттолкнувшись от него, Леона выпрямилась, приосанилась и приготовилась поставить на карту все свое будущее. «Думай о хорошем!»

– Мне ничего не известно о физических узах, – проговорила она. – И единственные узы, о которых я знаю, – это узы любви.

Настала очередь Таддеуса изумляться.

– Что ты сказала?

– Я почувствовала, что люблю тебя, еще в экипаже, когда мы вместе боролись с твоими демонами и когда я ощутила силу и страсть твое го духа. Именно тогда я поняла, что ты – тот самый человек, которого я ждала всю жизнь.

Ликующее удовлетворение вспыхнуло в атмосфере вокруг нее. Таддеус вскрикнул так громко, что его, без сомнения, было слышно далеко за пределами оранжереи и даже в доме. Схватив Леону за талию, он поднял ее в воздух и закружил вокруг себя.