Безлимитный поединок

Г. К.: Я понимаю. А к вам обращались с подобным предложением?

А. Р.: Ну… я… не исключаю, что… я… предполагался в возможные авторы подобной публикации. Я отвечаю максимально… Я не готовил такую статью, но я не исключаю… Да, и в этот момент я, между прочим…

Г. К.: Могли бы написать?

А. Р.: Да. Я бы попытался найти форму…

Г. К.: Более или менее смягчить удар?

А. Р.: Даже не так. Как мне казалось, наиболее объективную в той ситуации. Но, безусловно, вынужден был бы вас осудить!

До этого момента я стоял перед лицом моральной смерти, ибо именно это и означает дисквалификация. Когда шахматист не может играть — он мертв! Но после Апрельского пленума многое изменилось в стране, теперь уже нельзя было избавиться от соперника, не дав ему сделать ни единого хода.

Наконец, после всех нешахматных сражений, 3 сентября мы сели за доску на сцене Концертного зала имени Чайковского. И в организационном, и в чисто шахматном плане матч был более полноценным, чем предыдущий. Его ход и содержание борьбы принесли гораздо больше удовлетворения истинным любителям шахмат, нежели деятелям ФИДЕ.

Разместили меня гораздо лучше, чем в прошлом матче. В течение всего того пятимесячного марафона я жил в гостинице «Россия», в самом центре Москвы, в то время как Карпову предоставили загородную дачу. Хотя мама и друзья делали все возможное, чтобы в гостинице я чувствовал себя как дома, это не всегда удавалось.

На этот раз, благодаря вниманию, оказанному мне председателем ВЦСПС С. А. Шалаевым, профсоюзы обеспечили меня всем необходимым для подготовки к матчу, включая и великолепное здание на Ленинском проспекте. Мы вскоре начали называть его «дворцом» — и я шутил, что мне не хватает только короны, чтобы почувствовать себя королем.

На первую партию я вытащил белый цвет, что было хорошей приметой. В матчах подобного уровня стартовые партии зачастую носят разведывательный характер. Соперники как бы присматриваются друг к другу. Однако нельзя забывать, что эта партия могла иметь и 49-й порядковый номер, — со дня прекращения безлимитного матча прошло мало времени, и старые впечатления еще не успели изгладиться из памяти. Оба участника имели огромный информационный материал — наследие предыдущего поединка, от переработки которого зависело определение стратегической линии на новый матч. Поэтому можно было ожидать, что уже с первых партий завяжется бескомпромиссная борьба, в которой соперники будут отстаивать правоту собственных (весьма различных) концепций.

Как бы в подтверждение слов Карпова о том, что «дебютная подготовка является самой сильной стороной в игре Каспарова», я уже в стартовой партии озадачил соперника своим выбором — допустил защиту Нимцовича, чего раньше почти никогда не делал. Начальные пять ходов отняли у Карпова 50 минут — случай небывалый в его практике!

Всю партию Карпов только отбивался и на следующий день сдался без доигрывания. До этого он никогда не проигрывал три партии подряд (с учетом двух поражений на финише предыдущего матча), как никогда не проигрывал и первую партию в матче за мировое первенство.

В предисловии к книге «Матч на первенство мира Карпов — Каспаров» (Москва, 1986) Марк Тайманов пишет: «Известно, что у 1-й партии особое предназначение. От ее результата и самого характера борьбы обычно зависит настроение и творческое состояние партнеров, по крайней мере в стартовый период. Как заметил Карпов, «тот, кто первым выигрывает партию в матче на первенство мира, получает серьезное психологическое преимущество».

Однако меня результат 1-й партии, наоборот, выбил из колеи. Я был немного растерян. С одной стороны, радостные ощущения, как после всякой победы в ответственном соревновании, но с другой — психологическая новизна ситуации: ведь почти весь прошлый матч мне приходилось отыгрываться, балансируя на краю пропасти. Но и Карпов оказался в непривычной для себя роли догоняющего. Поэтому 2-я партия должна была дать ответ на вопрос: как это отразится на нашей игре?

По выходе из дебюта я ринулся в головоломные осложнения, в которых при правильной игре белых меня ждали крупные неприятности. Но Карпов не нашел верного пути, и я серией тактических ударов сумел получить выигранную позицию. Однако в цейтноте прошел мимо решающего продолжения. Все же отложенная позиция позволяла рассчитывать на победу, хотя записанный мною ход и оказался второсортным. Найдя ясный выигрыш во всех разветвлениях, мы буквально за два часа до доигрывания вдруг обнаружили за белых сильное возражение. Начался лихорадочный поиск других возможностей, но в условиях недостатка времени нам не удалось найти четкого пути.

Придя на доигрывание без ясного представления о том, как именно продолжать партию, я не смог за доской правильно разобраться в ситуации и упустил инициативу. В итоге — ничья.

Такие неудачи всегда обидны, а в матче на первенство мира все воспринимается особенно обостренно. Карпов же, очевидно, получил в тот вечер хороший заряд положительных эмоций. Тем не менее перед 3-й партией он взял тайм-аут — видимо, треволнения старта отняли у него немало сил.

Думаю, здесь уместно сказать об одном феномене матчей на первенство мира, на который, по-моему, еще никто не обращал внимания. Все обозреватели и психологи от шахмат сплошь и рядом обыгрывают вроде бы бесспорную мысль: претенденту нечего терять, но приобрести он может… Да, терять нечего. Но он так и останется всего-навсего претендентом, а его соперник — чемпионом мира! Поэтому, как бы удачно ни складывалась ситуация на доске, как бы глубоко вам ни удавалось проникнуть в тайны позиции, авторитет чемпиона, гипноз его титула оказывают сильнейшее влияние иа каждое ваше решение. Я бы назвал это феноменом чемпионского титула…

Казалось бы, лишнее очко и игровая инициатива в первых двух партиях давали мне все основания с оптимизмом смотреть вперед. Тем более что предстояла «белая» неделя (из трех партий в двух я имел белые фигуры). Но законы матчевой борьбы неисповедимы — эта неделя стала для меня в полном смысле слова черной.

Началась она со спокойной ничьей в 3-й партии, но затем я потерпел два поражения подряд. Английский гроссмейстер Энтони Майлс сказал, что Карпов продемонстрировал тонкое умение находить слабые места. Ему вторил Доминик Лоусон в «Financial Times»: «Карпов умеет превращать мимолетное преимущество в подавляющую позицию; он плетет тонкую сеть ходов с неустанным прилежанием паука».

Так, буквально за три дня ситуация в матче кардинально изменилась. Карпов вышел вперед, вдобавок одержав очень важную в психологическом плане победу черными. Учитывая труднопробиваемость Карпова и то обстоятельство, что его в матче устраивала и ничья, передо мной стояла сложная задача. Намеки на это уже стали появляться в печати. Кому-то развитие событий даже напоминало начало прошлого матча. Но, несмотря на потрясения, испытанные в 4-й и 5-й партиях, я был далек от отчаяния. Зная объем предматчевой подготовки, мы с тренерами отнюдь не считали мое положение безнадежным. Никаких сомнений в правильности выбранной стратегической линии у нас не возникло — слишком уж отчетливо были видны недостатки моей игры на старте.

Стоявшую передо мной задачу кратко можно сформулировать так: во-первых, играя максимально жестко, не дать Карпову возможности развить успех, а во-вторых, идти на сложную борьбу, чтобы перехватить игровую инициативу и по возможности измотать противника. Кроме того, исключительно важной была и чисто психологическая проблема: как можно скорее обрести душевное равновесие. Сейчас можно с уверенностью сказать: эта масштабная задача была полностью решена на отрезке между 6-й и 10-й партиями.

Эти пять поединков закончились вничью, но все они были напряженными и отняли много сил. Характер борьбы начал меняться. Я применил сильнодействующее средство — во всех этих партиях жертвовал пешку: черными, чтобы не уступить инициативу, а белыми, чтобы ею завладеть. В 9-й партии я пожертвовал целых три пешки, но при доигрывании создал такую опасную атаку, что Карпову пришлось расстаться с фигурой. Очень важной была 10-я партия, в которой я играл черными и спасся, по словам комментаторов, «серией ошеломляющих жертв», отчего у Карпова, должно быть, осталось чувство глубокой досады.