Страница 58 из 71
За всех воинов, которых в подвале собралось немало, ответил гаруд Зверотвор, известный своей огромной силой:
— А вот вы, князюшки, сейчас нашей белены отведаете да ответ дадите: вкусна ль? А еще вот этими железными зубами вас покусаем — попляшете!
И Зверотвор схватил с углей огромные клещи и защелкал ими перед носом Грунлафа, чем вызвал общий смех остальных воинов.
Когда князья были раздеты донага, руки им в запястьях связали сыромятными ремнями, приторочив их к крюкам цепей, что крепились к потолку подвала, Зверотвор крикнул:
— А ну-ка пусть придет сюда Кутяпа!
Князья повернули головы в сторону входа и увидели, что на носилках полотняных в подвал внесли какого-то человека, носилки поставили на пол, и Зверотвор сказал:
— Вот вам, князья, и белена, и клещи. Живо языками заворочаете, когда заговорит Кутяпка! Ну, Кутяпка, говори!
Лежащий на носилках человек подпер голову рукой и заговорил:
— Ну, пошли мы тогда с князьями, когда во дворец ворвались, искать сокровища. Еще тот, кого мудрейшим называли, был с нами. Он, значит, крутит прутиком каким-то, водит им по стенам, словно чего-то ищет. Наконец набрели на место, где мудрейший этот рукой по стене провел, и отворилася стена.
Воины заволновались, точно впервые слышали рассказ.
— Ну а дальше-то что было?
— Говори скорее! Али клещами за язык тебя тянуть?
Лежащий на носилках головою замотал:
— Нет, не надо клещами, сам расскажу. Вот осветилась факелами та горница… ну за стеной которая, тайная, и увидел я, хоть меня туда князья и не впустили, что вся она сундуками заставлена, а на стенах-то чего только не понавешано!..
— Чего ж там было понавешано? — строго Зверотвор спросил.
— А оружие прекрасное, все золотое, да каменьями так и блистает! Щиты и доспехи все в золоте, а как стали князья сундуки отворять, увидал я, что полны они полнехоньки.
— Да неужто? — склонился над Кутяпкой Зверотвор.
— Не вру, не вру, пусть боги мне язык оторвут!
— Ладно, а потом что с тобою было? — вопрошал Зверотвор.
— Потом-то? Потом вышли из горницы двое, Гилун да Пересей, и стали шпынять в нас ножами, ажно внутри у меня все перевернулось, а в голове стало мутно. Слышал только, покуда чернота не заполонила очи, стоны стражников…
— Ну, дальше, дальше! — торопил Зверотвор, давно уже знавший, что произошло со стражниками.
— Дальше-то? Спустя не знаю сколько времени очи мои отворились и узрели только черноту. Пузо болело страшно, но я не растерялся, знал, что со мною приключилось. Боясь, что князья вернутся — тело мое захотят унести, — пополз подальше, в каморку какую-то заполз, там притаился. Ветоши насобирал поганой, на полу лежавшей, рану свою коекак перевязал и жил в каморке той не ведаю сколько времени. Мышей переловил с десяток, мочу из собственного чрева пил — так и перебился. А после, сами знаете, нашли меня…
Вдруг Кутяпка на носилках повыше приподнялся, руку протянул к князьям и хрипло прокричал:
— Они, нетопыри, всех вас обманули! Скрыли от вас сокровища! — И то ли притворился обессиленным, то ли и впрямь в изнеможении рухнул на носилки.
Воины заволновались, заворчали. Иные подбегали к привязанным к цепям князьям, без зазренья совести хлестали их по лицам, пинали их, точно и не вожди перед ними, а простолюдины. Зверотвор, дав воинам вволю поиздеваться над князьями, снова закричал:
— Все, братва, кончай! Казнь их не за горами, еще потешитесь. Сейчас же пусть ответ дадут нам: по какому такому праву, обещая добычу справедливо между всеми поделить, вытащили на крыльцо лишь один сундук да еще, порезав смертно товарищей наших, лицемерно заявили, что Владигор в сокровищнице не оставил более ничего, все с собой увез? Пусть ответ дают!
В подвале, где по стенам носились рваные тени, где уж продохнуть нельзя было от сгоревшей факельной смолы, раздался дружный крик:
— Да, пусть ответ дают!
Зверотвор утихомирил товарищей зычным рыком:
— Ну-кась глотки свои заткните! Пускай князья не только объяснят, отчего с нами так подло поступили, но и покажут место, где сокровища хранятся! За главного у нас, кажись, был Грунлаф, предводитель игов, так ему и дадим словечко молвить. А те, кто за клещами и ножами присматривает, не давайте им остыть. Каленым железом языки князюшкам станем резать да глаза выкалывать. Мы на приступ шли, а они все золото да серебро Владигорово в свои карманы положили!
— Да, будем резать языки! — послышалось радостное восклицание.
— И глазоньки выковыривать станем да на их же ладошки и положим! Пусть говорит Грунлаф!
Князь игов еще с тех самых пор, как проиграл поединок Владигору, понял, что Перун на стороне синегорского князя, и в душе считал, что с воинами в самом деле поступили бесчестно, но и частица Краса, жившая в его сердце, то и дело нашептывала Грунлафу: «Не смей считать себя неправым! Ты разве не князь? Не ты ли затеял этот поход? Твои подданные обязаны были подчиниться твоей воле! Ведь ты же ради благосостояния игов завладел сокровищами Владигора, не правда ли? Эти пьяницы растранжирили бы их без толку!»
И вот Грунлаф закричал:
— Кто смеет мне грозить?! Мне, самому Грунлафу! Не нам ли, вашим князьям, определять, что нужно дать воинам, а что себе оставить?! Или не на благо княжеств пойдет добыча?! Знайте, что каждый, кто здесь оскорблял своих вождей, подвергнется такой страшной казни, что и выколотые глаза, и отрезанные языки покажутся виновным детской шалостью в сравнении с тем, что уготовим мы для вас!
Кое на кого из воинов этот строгий окрик произвел отрезвляющее действие. Они замолчали, потупили глаза, попытались было — кто потрусливей — выйти незаметно из подвала. Другие же, наоборот, только распалились еще пущим гневом, полагая, что Грунлафу в его положении следовало бы вести себя скромнее. Такие вновь подбегали к Грунлафу, Гилуну, Старко и Пересею, снова били их нещадно, опять плевали им в лица, и не вынес издевательств Пересей Коробчакский, тоскливо закричал:
— Братья, дайте объясниться! Все не так говорил Грунлаф!
— Ну а как же следовало говорить? — подпрыгнул к нему Зверотвор с выхваченным из очага большим кинжалом, раскаленным добела. Кинжалом провел по бороде Пересея — задымила опаленная борода, распространяя по подвалу нестерпимо скверный запах паленого волоса.
— Ай, не жги, все скажу, все! — завопил Пересей.
— Говори, княже, а то душонка твоя из тела мелкой пташкой вылетит! — крутил перед лицом коробчакского князя кинжалом разъяренный Зверотвор.
— Не виноваты мы, братья! — плаксиво прокричал Пересей. — Нечистый нам помог сокровища отыскать, нечистый и подсказал, что с ними надо делать. Краса я в виду имею, пропавшего, едва сделал он черное свое дело. Прутиком он своим открыл дорогу к богатствам Владигора, и думали мы с князьми, что надобно вам не все богатства отдать сразу, а постепенно, чтобы не промотали вы все да не пропили. А проход в сокровищницу был столь хитро устроен, что после, когда Крас исчез, сколько ни пытались мы отыскать его, ничего не получилось. Верьте нам, братья, только о вашем благе старались — не о своем. Знали же мы, вожди ваши, что без вашего старания при взятии Ладора, без крови пролитой вашей не видали бы мы столицы Синегорья!
Грунлаф, с презрительной улыбкой слушавший речь Пересел, унижающую княжеское достоинство, плюнул в его сторону и сказал:
— Не князем тебе быть, а чистильщиком нужников в моей столице!
Однако примиряющая враждующие стороны речь коробчака не умиротворила разгневанных воинов. Послышались возгласы:
— Ах, так, значит, чародей вас привел в сокровищницу! Ну а кто, ответ дайте, вас научил товарищей наших зарезать? Не Гилун ли с Пересеем корысти одной только ради кинжалами братьев наших закололи?
— А не остался бы Кутяпка живым, так и шито бы все крыто было, и довольствовались бы мы теми крохами, что вы нам, как псам смердящим, кинули!
— Резать их раскаленными ножами! — истошно завопил какой-то ратник из гарудов. — Рвать клещами! Бросим свиньям телеса их поганые, а сами Ладором володеть станем, точно князья настоящие!