Страница 17 из 58
– Да, нехорошо, товарищ, – укоризненно произнес один в кожаной фуражке, продолжая крепко держать меня за локоть, – пришли к нам на митинг, а потом вдруг убегать от нас стали, нехорошо! Не по партийному себя вы, товарищ, ведете!..
Будем переучивать, обучать нашей партийной грамоте.
– Знаю я всё, – ответил я, – учился в школе.
– В школе?
– Да, о революции, о Ленине, меньшевиках и тому подобное из этой кухни…
– Чего он там несет? – негодующе выкрикнул высокий в лаптях. – Он якобы о нас всё знает и учил всю историю нашу в школе!
Низенький в сапогах покрутил пальцем у виска, посмеиваясь.
Оба в кожаных фуражках покосились на меня, странно глядя.
– А какой год у нас? – спросил меня один в кожаной фуражке.
– Год?
– Да, пусть он скажет, какой год сейчас, какое число и какой месяц сейчас, – усмехнулся низенький в сапогах.
– Чего от меня хотите?
– А ботинки какие у него красивые! – завистливо сказал высокий в лаптях. – Пусть он мне отдаст его буржуйские ботинки!
– Какой год у нас, товарищ?
После короткой паузы я ответил:
– Наступил 2007 год.
Лица коммунистов рядом со мной неестественно вытянулись, услышав мой честный ответ. Кое-кто засмеялся, шепотом произнеся: «Он псих!»
– Конечно, конечно, – снисходительно похлопал меня по плечу один в кожаной фуражке, – а у нас другие данные относительно нашего летоисчисления. Но все равно… да, нам люди нужны… Нужны даже такие, немножко больные, ничего, вас немного подлечат…
– Я шел в ресторан, – упрямо продолжал твердить я, надеясь все-таки на спасение, – я кушать хочу…
– Чего изволит наш барин? – с издевкой в голосе спросил высокий в лаптях, со смехом кланяясь передо мной. – Расстегаев, икры черной и красной, рябчиков с ананасами, антрекотов али еще чего изволите?
– Шампанское еще забыл!
– Да, правильно, но они только кушать хотят-с, а не пить шампанское-с, – продолжал изгалаться высокий в лаптях.
– Воблу тухлую ему! – кто-то закричал у меня за спиной.
– Товарищи, потише, потише, пожалуйста, – попросил один в кожаной фуражке, продолжая держать меня за локоть, как и его соратник с такой же кожаной фуражкой, – прекратите свои прения! Сейчас будем слушать речь нашего…
Я прослушал фамилию долгожданного оратора, так как получил удар кулаком в лицо.
– Товарищ, зачем? – укоризненно изрек один в кожаной фуражке. – Я же просил закончить наши прения.
На сцену поднялся человек в черном костюме, который стал весьма возбужденно говорить и махать руками, явно кому-то грозя.
Я почти ничего не слышал его, так как было не до этой речи: утирал кровь после удара кулаком. Люди с красными флагами кричали, хлопали, топали, начинали подпрыгивать от восторга, внимательно слушая оратора.
Рядом со мной вновь появился низенький в сапогах и высокий в лаптях.
– Ну, весело тебе? – спросил, посмеиваясь и замечая кровь у меня на лице, низенький в сапогах, – весело, как я погляжу?
– Вас всех, буржуев таких, бить надо! – вдруг заорал высокий в лаптях.
– А красивые у него ботинки! – завистливо молвил низенький в сапогах.
– Да, красивые, ну, снимай ботинки, – потребовал высокий в лаптях, – мне они нужны больше, видишь, нет у меня таких ботинок, как у тебя.
– Тихо, ведь товарищ Окунев просил закончить прения!
– Может, дать ему еще по морде?!
– Нет, хватит… Прения закончены.
– Это такие у вас здесь прения? – спросил я. – Кулаком по лицу?
– А как иначе?
– Да, иначе коммунисты не могут, – с издевкой в голосе ответил я, но ее никто рядом, к моему счастью, не поняли.
– Всё, прения, как сказал товарищ Окунев, закончены. Эх, не опаздать бы к раздаче!
Приведя себя в порядок, я спросил:
– О какой раздаче идет речь?
– О какой? О той, какую все трудящиеся и пролетарии всего мира ожидают довольно давно.
– А когда раздача добра будет? – спросил высокий в лаптях.
– Когда рак на горе свистнет, – усмехнулся я, поняв, о чем идет душещипательный разговор.
– И скоро?
– Что скоро?
– Скоро он свистеть будет? – не поняв моего юмора, спросил низенький в сапогах, продолжая завистливо смотреть на мои ботинки. – Когда же делить будем имущество богатеев? Успеть бы к раздаче, а то ведь все остальные растащат!
– Да, я-то успею, – ответил высокий в лаптях, – я успею… И его красивые ботинки успею стянуть, когда он спать будет!
Высокий в лаптях толкнул меня, грозя мне кулаком.
– Да, а я слышал, что в Зимнем начали добро раздавать…
– Да ну?! Там сколько же золота лежит!! Сколько всяких картин, сколько добра есть!!
– Это не раздача добра, это просто грабеж, – не удержался я от комментариев. – Я это всё проходил еще в школе, как была революция, которую сейчас мы в наше время совершенно справедливо называем октябрьским переворотом, что вашему Ленину, немецкому шпиону, помогали немцы, что потом он умер, наступило еще более тяжелое время, суды, ЧК, расстрелы людей, концлагеря…
Как я совершенно точно заметил ранее, молчание – золото!
Кровь вновь выступила от полученного удара кулаком в лицо.
Низенький в сапогах тряс кулаком передо мной, а высокий в лаптях готовился нанести еще один удар, поглаживая пальцами левой руки кулак правой.
– Ну, получил ты, буржуйская морда? Может, хватит болтать чушь всякую?!
– Его нужно в ЧК отдать для допроса! – предложил один в тельняшке с маузером.
Ко мне подошел интеллигентного вида товарищ с взъерошенными волосами.
Как мне показалось, я видел его в другом вагоне. Почему-то мне тогда подумалось, что его прическу можно назвать примерно так: «Вихри враждебные веют над нами!»
– Что случилось, товарищи? – спросил он озабоченно глядя на меня, вытирающего выступившую на лице кровь платком. – Почему драка?
– Вихри враждебные веют над нами! – ответил я, вздыхая.
– Смотрите, он еще над нами смеется! – заорал низенький в сапогах, махая кулаками и желая подойти ко мне поближе.
– Сейчас я ему ка-ак дам снова! – грозился высокий в лаптях, поднимая правый кулак.
Но интеллигентного вида товарищ остановил его, давая понять, что теперь он будет решать, что со мной делать.
– Но, Яков Самуилович, – зароптал высокий в лаптях, отходя на шаг назад, – ведь это контра самая что ни на есть подлая, контра!..
– Хорошо, я сам разберусь с этой контрой, – как можно спокойнее ответил Яков Самуилович, смотря только на меня весьма внимательно.
Примерно так же смотрят в микроскоп, разглядывая какое-либо насекомое или тварь всякую мелкую: чего там кто-то ползает?
Я стоял молча, не зная, что делать, так как двое в кожаных фуражках продолжали удерживать меня за локти, не пуская идти дальше. Вокруг стояла толпа зевак с красными флагами.
– И что мы можем сказать в свое оправдание? – спросил меня Яков Самуилович.
– Кто это мы? – не понял я.
– Вы что можете сказать в свое оправдание? – повторил спокойно свой вопрос Яков Самуилович.
Я молчал, решив, что лучше молчать, чем что-то говорить, им отвечать, а потом получать после ответов по морде.
Возникла продолжительная пауза.
– И почему вы молчите? Откуда прибыли?
– Из Санкт-Вауенска, – ответил крайне неохотно я, желая ни на кого не смотреть.
Кровь я стер, грязный платок запихал в карман.
«Больше ничего не скажу, – подумал я, вздыхая и думая, что лучше было сидеть в том общем вагоне с двумя собутыльниками. – И как мне отсюда выбраться?»
– Он врет, говорит, что из Санкт-Петербурга явился! – закричал низенький в сапогах. – А какие у него ботинки, нужно экспроприировать их!
Я молчал, стараясь вырваться из рук двоих в кожаных фуражках.
– Есть город Петроград, – произнес медленно Яков Самуилович, – понятно?
Я молчал.
– Товарищ не желает с нами более говорить, – продолжал Яков Самуилович, – это его право, конечно, но мы – революционеры, а не звери какие-то, как он может подумать о нас… У нас должно быть холодное сердце, цепкие руки, чистые и острые зубы, железный череп!