Новопотемкинские события

Не поняв и не восприняв восторженно демократические, только начавшиеся преобразования в стране, он затаил злобу, которую в настоящий момент с неприкрытой радостью изливал на всех демократов, благо Горемыков это ему не запрещал.

Нельзя не сказать о своебразном языке едкого публициста: сочетанию советского шаблона, сменившемся языком демократических преобразований, приблатненных шуточек, хамоватых фраз с люмпенскими интонациями и державной патетики.

Но самое интересное заключается в том, что многие телезрители гадали, кто же именно автор подобного стиля выражения своих гениальных мыслей, жемчужин иронии: Лазонтьев или сам мэр Горемыков, так как часто Горемыков в эфире говорил ту или иную удивительную фразу, которую повторяли на все лады его замы, также члены партии «Единое Новопотемкино» и некоторые журналисты, особенно Лазонтьев. Скорее всего, как размышляет автор, Лазонтьев почерпнул многое в манере говорить и чеканить свои исторические фразы у Горемыкова, после чего, творчески развивал этот своебразный хамовато-люмпенский стиль с разными шуточками на телевидении. Лазонтьев часто повторял выражения Горемыкова: «Уволить к свиньям собачьим!», «Надо делать не по Топтыгину, а по уму!», «Хватит сопли есть!» или «Хватит лопли жевать!», «Бить надо один раз, но точно попасть между ног», «Мы так убьем двух зайцев! (можно и остальных гадов»), «Всех шакалящих гадов перебью!».

Увидев вошедших, Горемыков улыбнулся:

– Приветствую обоих! Присаживайтесь, не говорю «садитесь».

– Однако пусть сидят наши враги и очень долго сидят, – моментально отреагировать на предложение мэра Лазонтьев.

– Зачем пожаловали ко мне?

– Вас, честно говоря, всегда приятно видеть, – откровенно произнес Подпевалов.

– Ой, может, еще ты, как девка, мне комплименты говорить будешь? – хохотнул Горемыков.

– Нет, извините….

– Я поручил Антохину выяснить про этого нового твоего депутата Твидоплясова.

– Его фамилия – Видотрясов, – поправил мэра Подпевалов.

– Не знаю, не знаю, чем он трясёт и где этим занимается, – усмехнулся Горемыков. – Ну, будете по рюмочке?

– Нет, спасибо.

– Обижаете, – настаивал Горемыков, наливая в две рюмки водку и ставя рюмки рядом с гостями. – Ну, за что пьем?

Подпевалов сидел молча, не двигаясь, смотря на Горемыкова, как на икону.

Лазонтьев поднял рюмку, шутливо сказав:

– Однако, чтоб наш Крестовский жизнь всю сидел в Крестах! Чтоб было всё по уму, а не по Топтыгину!

– Гм, неплохо сказано, – похвалил Лазонтьева Горемыков.

– Я еще не закончил… Пьем за наше светлое всё – за нашего мэра Горемыкова Демида Демидовича, который принесет горе всем своим врагам!

Подпевалов одобрительно кивнул, хлопая и говоря с восхищением Лазонтьеву:

– Ты – настоящий оратор!

– Стараюсь.

– Закусывайте конфетами, – предложил Горемыков.

Короткая пауза.

Горемыков почувствовал, что опьянел, но все равно налил себе еще водки в рюмку и залпом выпил. Водка всегда располагала его к задушевному разговору.

– Как успехи? – спросил он Лазонтьева.

– Однако каждый день выступаю со своей программой в эфире.

– Похвально, всё ты о политике там говоришь, да? – икнув, продолжал Горемыков.

– Да.

Рзадался стук в дверь, вошел Миловидов.

– Пришел? Ну, присаживайся рядом с гостями, – сказал гостю Горемыков. – Вовремя пришел, как раз тебя ждал, чтобы поговорить о твоем телеканале «Наше зрение».

– А что о нем говорить? – не понял Миловидов. – Там всё нормально.

– Мда, неужели?.. «Наше зрение» не видит или не хочет видеть положительных сдвигов в обществе! – сердито произнес Горемыков.

Подпевалов вытащил поспешно блокнот и ручку, готовясь записывать распоряжения мэра.

– Да, в эфире меня показывают, но нужно показывать там каждый день. Каждый день! Ясно? Каждый! Каждый день! – вдалбливал свою мысль гостям Горемыков, пристально глядя на притихшего Миловидова. – Каждый день меня нужно показывать по любому поводу! По любому поводу! Особенно, когда на носу избирательная кампания.

– И когда разные типы суют свой грязный нос в демократический процесс проведения этих выборов, – попытался пошутить Лазонтьев.

– Я хочу реорганизовать наше телевидение! – известил всех Горемыков.

Сообщение мэра шокировало собравшихся. Они тупо уставились на него, чуть приоткрыв рты. Никто из них даже не удивился тому очевидному факту, что мэр Новопотемкино один в городе принимает важные решения, касающиеся жизни целого города: уже к этому они привыкли – раз мэр решил, так оно и будет! Им было непонятна сама причина реорганизации телеканала.

– Вас… вас не устраивает наш телеканал? – поинтересовался Подпевалов.

– Вы хотите там менять что-то или… или всё? – осведомился Миловидов.

– Однако мою программу тоже будете реорганизовывать? – попытался уточнить Лазонтьев, напряженно смотря на мэра.

Горемыков намеренно тянул паузу, словно то был главный герой спектакля, который должен сообщить что-то важное собеседникам, но молчит, а все остальные, разинув рты и затаив дыхание, как и зрители в театре, ждут, когда главный герой начнет говорить. Горемыкову нравилось, когда подчиненные ждут его слов, его распоряжений, затаив порой дыхание, нравилось наблюдать за их реакцией, нравилось постоянно указывать им, кто в городе полноправный и единоличный хоязин.

Через минуты три Горемыков наконец разжал пухлые губы и изволил ответить своим подчиненным:

– Меня там всё не устраивает! Всё!

Слово «всё» он старательно подчеркнул, делая акцент именно на этом слове.

– Меня там всё не устраивает! – зачем-то повторил он, тяня время. – К чему аналитические программы в эфире? Чего нашим людям хотят объяснить? Меня надо чаще показывать! Мэра города надо чаще показывать! Мэра!.. – заскрежетал зубами Горемыков, морщась и ударяя кулаком по столу. – Побольше разных тупых фильмов, разных мыльных опер, всякой пошлятины вроде этих клоунов-юмористов, кривляющихся, как в цирке, и говорящих всякую чушь!

– Подождите, пожалуйста, я записываю, – попросил Подпевалов.

– Может, мне повторять каждое слово? Я и так почти каждое слово вдалбливаю в ваши головы! – разозлился Горемыков.

– Значит, побольше пошлятины! Побольше тупости! – записывал Подпевалов.

– Стоп, эти мои слова только для вас, – предупредил Горемыков, – ясно? Только для вас или непонятно снова?

– Ясно.

– Но у нас довольно много юмористических программ, – попытался возразить мэру Миловидов.

– Чего? Вы мэру перечите? – удивился Подпевалов. – Раз он говорит, нужно исполнять.

– Я только заикнулся…

– Молчи и не заикайся, а то уволю тебя к свиньям собачьим! – продолжал Горемыков. – Все записывайте мои слова. Все!.. Что показывать в эфире? Прогноз погоды на завтра, освещение деятельности мэрии Новопотемкино каждый день и по любому поводу. Меня, меня показывать каждый день. Каж-дый!.. Каждый!.. Развлекательные шоу потупее каждый день, тупые и пошлые юмористические программы, чем тупее они будут, тем и лучше. Удаление из эфира всех аналитических программ, всех диалогов о политике и экономике. Ничего о политике и экономике не говорить. Побольше всяких быдловых мыльных опер, сериалов для домохозяек!

– А как же наши достижения? – спросил Подпевалов.

– Какие? – машинально задал вопрос Миловидов, только позднее поняв, что надо было промолчать.

– Чего?! – заорал Горемыков. – Он не знает, какие у нас достижения!

Подпевалов жалостно посмотрел на Миловидова, демонстративно качая головой.

– Ну, Подпевалов, хоть ты ему напомни о наших достижениях и успехах! – приказал Горемыков.

После паузы Горемыков повторил свои последние слова, глядя на молчащего Подпевлова.

– Можно я ему об этом потом напомню? – попросил Подпевалов.

– Ладно, – махнул рукой Горемыков, – так… всё понятно по поводу реорганизации телевидения?

– Однако, а я как же? – пролепетал Лазонтьев.

– Тебя мы тоже подкоротим на всю оставшуюся жизнь, отрежем побольше, чтоб не вякал, – попытался сострить Горемыков, но потом, посерьезнев, добавил: – Нет, раз в неделю… может, раз в две недели тебя будем мы показывать, но не более. Ясно?