Страница 29 из 61
На деле, и это не метафора, а строгое понятие, эта семья стала жертвой социального бедствия и должна быть обеспечена минимумом жизненных средств не через рынок, а через чрезвычайный механизм — уравнительное бесплатное распределение. В этом нет никакого коммунизма или социализма, вообще никакой идеологии! Такой принцип распределения использует любое общество в периоды бедствия — любое правительство кроме преступного.
Загвоздка в том, что в законе отражено дишь понятие бедствия в географическом пространстве, но не в социальном. Это — архаизм, инерция мышления. Мы же видим, что в социальной структуре также могут возникать очаги острого бедствия, катастроф. Они воспринимаются как чрезвычайные ситуации лишь если связаны с бедствием всего населения (например, голод в результате засухи, войны и т.п.). Но ведь «зоной бедствия» может быть определенная социальная группа, ее можно обнаружить и «нанести на карту». А значит, ее надо и спасать.
Закон можно привести в соответствие с новыми представлениями о пространстве, ввести критерии социального бедствия, определить обязанности государства. В реальной нашей жизни, когда большинство граждан не имеют никаких сбережений и запасов продовольствия, уже двухмесячная задержка зарплаты погружает семью в состояние бедствия. Разве не так? Что же мешает Думе отразить эту социальную реальность в законе? Если президент откажется такой закон утвердить, это будет означать, что он официально отказывается быть гарантом права на жизнь, а значит, конституции.
Кое-кто скажет: зачем принимать закон, если на его выполнение все равно нет денег? Я не согласен. На преследование убийц тоже нет денег — так что, долой Уголовный кодекс? Экономика одно, а право — другое. Простой и ясный закон облегчает людям борьбу за свои права. А главное, людям станет понятнее, что этот политический режим и созданный им тип хозяйства не обеспечивают права на жизнь. И это — проблема не экономики и не морали, а именно права. Государство, которое не оказывает помощь гражданам, которых закон признает терпящими бедствие, не является легитимным. Замена нелегитимного режима — не только право, но и обязанность граждан и правоохранительных органов.
Нам важно сегодня восстановить в обществе диалог. Партийные программы пока что этому не служат. Главное сегодня — не детальная программа, а самое грубое определение «поля возможного». Поскольку это поле сузилось почти до маленького пятачка, очертить его можно. Проще подходить к его границам извне, из зоны невозможного. Гораздо легче определить и договориться о том, «чего не может быть». Внутри границ этой зоны и начинается наше пространство-островок для маневра. Конечно, и внутри него есть «пятна невозможного», как озера на острове, но это детали.
Сначала надо искать приемлемые решения. О хороших, а тем более о лучших говорить не стоит, т.к. искать их в условиях нынешнего хаоса бесполезно — или слишком дорого и долго. К хорошим решениям надо будет идти на ощупь, когда изменится общая ситуация. Беда в том, что чаще всего нам предлагаются решения не то чтобы «не самые лучшие», а именно неприемлемые. Они лежат в зоне невозможного.
Например, часто слышим: «Налоги снизить, зато собрать — вот тебе и выход из кризиса». Но все чувствуют, что налоги в России собрать нельзя, это проверено историей — иначе бы царское правительство после реформы 1861 г. не укрепляло бы крестьянскую общину, могильщика капитализма. Советский бюджет был полон потому, что он собирался не через налоги (они составляли в нем 7%).
Таких вопросов, решение которых нам оптимистично предлагают политики, а людям не верится, много. Очевидно, например, что для преодоления кризиса без революции и без уравнительного распределения скудных средств («военный коммунизм») необходимы очень крупные финансовые источники для оживления производства. Схема МВФ не оставляет никаких надежд не только на развитие самостоятельной российской экономики, но даже на физическое выживание населения России. Только ежегодные выплаты по внешнему долгу почти равны бюджету России. Где же взять деньги?
В ответ мы слышим, что выход — в «соглашении с национальной буржуазией». Этот ответ порождает еще больше вопросов, на которые нет ответа. Почему «буржуазия», которая вывозит капиталы за рубеж, вдруг раздобрится и отдаст их на благо Родины? Чем же ее можно прельстить? Ведь если мы признали рынок и обещаем не трогать его святые принципы, то надо считать законным, что капиталы уплывают туда, где с них можно получить более высокую и надежную прибыль. А значит, вон из России!
Второй источник средств, на который иногда указывают — национализация прибыльных производств. Это — странный тезис. Прибыльными сейчас остаются лишь производство газа, нефти и металлов. Но частный капитал убыточное производство вести не может, следовательно, все отрасли, оставляемые частникам, просто будут свернуты. То есть, хозяйство будет уничтожено.
Кроме того, размер финансовых средств, которые государство получит от национализации указанных отраслей, все равно будет очень мал. Он равен лишь сумме скрытых от уплаты налогов и прямо украденных денег — это при условии, что после национализации воровства не будет. Но почему же его не будет? Да можно и без воровства растащить все деньги — назначить государственным директорам, как в РАО ЕЭС, оклады по 20 тысяч долларов в месяц, вся прибыль на это и уйдет. Ведь дело не в том, у государства собственность или у частника, а в том, что это за государство и что это за частник. Если государство не меняется, то и национализация мало что даст.
Но такие вопросы ставить вслух все равно полезно — люди сами начинают искать на них ответ. А значит, и политики будут вынуждены шевелить мозгами.
1999
Здравый смысл и компас
Время, которое нам осталось, чтобы найти выход из ямы без страшных потерь, сокращается с ускорением. Все труднее латать дыры и сводить концы с концами. Займы и гуманитарная помощь уже необходимы, чтобы выжить физически — а впереди при этом режиме никаких надежд. Из бюджета это следует с полной очевидностью.
То и дело слышишь в качестве похвалы правительству: «О, это честный бюджет! О, какой жесткий бюджет». И при этом все улыбаются, а мы должны аплодировать. Ум за разум заходит. За что же хвалить? За то, что нам сказали, что денег нет и не будет? Да это и так всем видно. Суть-то в том, что в России есть сырье, заводы и рабочие руки, и дело правительства — создать такой режим хозяйства, чтобы все это соединилось в дееспособную систему. Чтобы производство вновь заработало и завалило людей дешевым молоком, валенками, велосипедами и квартирами. А люди чтобы получали зарплату и все это покупали. Но правительство не только никакого шага к этому не сделало, но даже не объяснило людям, почему же земля, сырье, заводы и руки оказались разъединенными.
И как раз тот факт, что правительство этого не объяснило, а депутаты такого объяснения не потребовали, меня тревожит больше всего. Потому что самое первое условие для возрождения хозяйства — восстановление здравого смысла в обществе в целом. Трезвость мышления всего народа и каждого человека. Не компетентность, не высокая духовность, а просто трезвость ума. Вот этого нам и не позволяют восстановить.
Старые люди помнят, а молодым полезно узнать. В 1945 г. Россия вышла из войны израненной, жилье и хозяйство до Волги было разгромлено, одного скота в Германию угнали 17 млн. голов — столько же, сколько сегодня осталось коров в Российской Федерации. Было полностью сожжено 70 тысяч сел и деревень. Тысяч! Нас называли на Западе «нация вдов и инвалидов». В моем классе было 40 мальчиков, только у четырех из них были живы отцы. Если на улице встречался мужчина с ногами и руками, на него оглядывались с удивлением, в нем было что-то неестественное. И даже здоровые с виду мужчины на работе и в метро иногда вдруг бледнели или даже начинали кричать — это у них шевелились в теле осколки.