Страница 15 из 96
Иногда требование гласности было тоталитарным — никаких ограничений! А.Н. Яковлев говорил: «Иногда и у нас говорят о том, что невредно, дескать, было бы установить какие-то пределы гласности. Ясно, что, когда заводят речь о таких пределах, значит, гласность кому-то мешает» [18].
Что полная гласность делает жизнь общества невозможной, почти очевидно. Культура и была введением ограничений на гласность — уже требованием носить фиговый листок, а потом набедренную повязку. С точки зрения здравого смысла в суждении Яковлева удивляет призыв делать именно то, что людям мешает. Почему же не уважить людей, которые просят не мешать им жить? Но помимо здравого смысла надо прислушаться и к знанию. Вся доктрина гласности — это развитая Руссо концепция государства, где власть осуществляется посредством общественного мнения. Для его формирования и требуется гласность. Само это понятие в западных языках обозначается словом «прозрачность» (transparency). О каких правах человека может идти речь при «неограниченной гласности», когда не может укрыться ни одно твое движение, ни одна мысль?
М. Фуко говорит об этой концепции Руссо: «Мечта о прозрачном обществе, одновременно видимом и читаемом в каждой из его частей; мечта о том, чтобы больше не оставалось каких-либо темных зон, зон, устроенных благодаря привилегиям королевской власти либо того или иного сословия, либо, пока еще, беспорядком; чтобы каждый с занимаемой им точки мог оглядеть все общество целиком; чтобы одни сердца сообщались с другими; чтобы взгляды больше не натыкались на препятствия; чтобы царило мнение, мнение каждого о каждом» [19].[10]
Почти за двадцать лет, с начала перестройки, положение нисколько не улучшилось. Наоборот, гипостазирование вошло в привычку, стало новой нормой мышления.
Вот А. Илларионов (ставший советником Президента) говорит в интервью (1999): «Выбор, сделанный весной 1992 года, оказался выбором в пользу социализма… — социализма в общепринятом международном понимании этого слова. В эти годы были колебания в экономической политике, она сдвигалась то «вправо», то «влево». Но суть ее оставалась прежней — социалистической» [20].
Это утверждение — плод крайнего гипостазирования. Социализм у Илларионова — это враждебная ему сущность, способная маскироваться самым неожиданным образом. Политика Гайдара и Чубайса — это социализм! Причем «в общепринятом международном понимании этого слова».
Много лет чуть ли не главной целью в хозяйственной политике объявлялась экономическая свобода. Понятие это туманное, философское, но им обозначалась «ключевая роль государства в экономике». Почему же, что это за священный идол — экономическая свобода? Спросите человека на улице, в чем «ключевая роль государства в экономике». Почти каждый скажет: установление порядка и контроль за ним. Даже либералы любят повторять свой афоризм: «Государство — ночной сторож». Да разве дело сторожа «защита свободы»? Совсем наоборот — защита порядка, ограничение свободы жуликов.
А если шире, то ключевая роль государства в экономике — так организовать производство и распределение материальных благ, чтобы была обеспечена безопасность страны, народа и личности, а также воспроизводство физически и духовно здорового населения. Ради этого государство обязано ограничивать «экономическую свободу» рамками общественного договора, выраженного в законах. Причем в законах, опирающихся на господствующие в данной культуре нравственные нормы, а не противоречащих им.
А вспомним, с какой страстью масса здравомыслящих людей уповала, как на манну небесную, на инвестиции в нашу экономику. Слова «инвестиции» и «инвестор» были наполнены магическим, спасительным смыслом. Эти надежды на инвестиции культивировались даже в отношении таких сфер, куда их не было никакой надежды заманить. В ЖКХ, например, реформаторы главные надежды возлагали на «частных инвесторов».
Известно, каких инвестиций требовала эта отрасль только для того, чтобы остановить сползание к катастрофе, — 5 триллионов руб. в 2003 г. Всем также известно, что население не имеет финансовых возможностей заплатить за услуги ЖКХ такую цену, чтобы обеспечить инвесторам приемлемую для них прибыль. Какой же олигарх в здравом уме станет вкладывать сюда заработанные честным трудом миллиарды?
Важным объектом гипостазирования стало и понятие «частной инициативы». Как будто в ней кроется какая-то магическая сила, как у «невидимой руки рынка». Эта «рука» — постулат либеральной доктрины времен Адама Смита, который давно уже опровергнут историческим опытом. Мотором экономического роста, начиная с цивилизаций Тигра и Евфрата с их каналами и дамбами, являются большие организации людей, способные разрешать противоречия интересов, координировать усилия и мобилизовать ресурсы в масштабах, недоступных для частной инициативы. Наиболее высокие темпы и качество экономического роста были достигнуты в СССР в 30-е годы, во время Отечественной войны и в ходе восстановительной программы. Это — общепризнанный в мировой экономической науке факт.
Возьмем реальность наших дней — экономику США, светоч и маяк наших либеральных реформаторов. Из большого кризиса 30-х годов эта экономика вылезла благодаря вмешательству государства («Новый курс»), а главное, благодаря введению принципов административно-командной экономики времен войны. После окончания войны все были уверены, что США снова сползут в депрессию, если вернутся к примату частной инициативы.
Н. Хомский пишет, как Глава Федеральной резервной системы (Центробанка США) А. Гринспен в 1998 г. выступал перед редакторами американских газет: «Он страстно говорил о чудодейственных свойствах рынка, об удивительных вещах, которые стали возможны благодаря тому, что потребитель проголосовал за них своим кошельком и т. д. Он привел несколько примеров: Интернет, компьютеры, информационные технологии, лазеры, спутники, транзисторы. Это любопытный список: в нем приведены классические примеры творческого потенциала и производственных возможностей государственного сектора экономики.
Что касается Интернета, эта система в течение 30 лет разрабатывалась, развивалась и финансировалась главным образом в рамках госсектора, в основном Пентагоном, затем Национальным научным фондом: это относится к большей части аппаратных средств, программного обеспечения, новаторских идей, технологий и т. д. Только в последние два года она была передана таким людям, как Билл Гейтс… В случае с Интернетом предпочтения потребителя не играли почти никакой роли; и то же самое можно сказать применительно к ключевым этапам разработки компьютеров, информационных технологий и всего остального — если под словом «потребитель» не подразумевается американское правительство, то есть государственные субсидии» [21].
Другие примеры — экономический рост Японии, стран Юго-Восточной Азии, сегодня — Китая. В этих случаях мотором была не «частная» инициатива, а большие государственные программы развития, в которых, с высокой степенью координации, соединялись предприятия разных типов и даже разные уклады.
Недавно в Японии опубликован многотомный обзор японской программы экономического развития начиная со Второй мировой войны. В нем говорится: «Япония отклонила неолиберальные доктрины своих американских советников, избрав вместо этого форму индустриальной политики, отводившую преобладающую роль государству».
Примерно то же самое пишет председатель Комитета экономических советников при Клинтоне лауреат Нобелевской премии Дж. Стиглиц об «уроках восточно-азиатского чуда», где «правительство взяло на себя основную ответственность за осуществление экономического роста», отбросив «религию» рынка.
Разберем подробнее важный случай соединения аутистического мышления со склонностью к гипостазированию. Он стал причиной сбоя в рациональности, который перерастает в угрозу для государственности России. Это явление возникло в ходе большой кампании перестройки, ставящей целью представить советское государство как преступное. Эта кампания опиралась на всегда присутствующее в общественном сознании опасение, что монополия государства на легитимное насилие может быть использована какой-то частью «силовых структур» или их отдельных представителей в преступных целях — с нанесением вреда обществу, населению и государству в целом.
10
Мало кто задумывается над смыслом неприятного слова «паноптикум». А ведь оно обозначает вполне конкретный технократический проект, порожденный концепцией прозрачности (гласности). Это власть, основанная на возможности увидеть все — пан-оптикум. Английский юрист Иеремия Бентам, автор труда «Паноптикум», изданного в конце XVIII века, изобрел тюрьму нового типа, вывернув наизнанку принцип темницы, — все камеры кольцеобразной тюрьмы были освещены так, что просматривались из центральной башни. Тьма укрывает, для тоталитарной власти нужна прозрачность! Паноптикум стал утопией тоталитаризма, он выражается в самых разных формах. И это с пеной у рта приветствовали наши интеллигенты-демократы.