Страница 33 из 59
Кутузов в Стамбуле
Чрезвычайный и полномочный посол России в Османской империи генерал-поручик Михаил Илларионович Кутузов прибыл в Стамбул в сентябре 1793 года. Помимо дипломатических талантов, он проявил немалую закулисную ловкость. «Подарки к султан-валиде отправлены в харем с советником и двумя кавалерами посольства, — сообщал Михаил Кутузов в письме императрице Екатерине II, — где приняты кизляр-агою с великою почтительностию, и уже известно здесь, что султан внимание сие к его матери принял с чувствительностью. При сем препровождаю всеподданнейше ведомость подаркам, розданным с 21 октября, и счет чрезвычайным издержкам с 13-го того же месяца…»
В письмах к своей жене Михаил Кутузов описывал любопытные подробности своей кипучей деятельности:
«Ничего примечательного после последней почты не случилось, кроме вещи здесь небывалой, а именно: валиде-султан, то есть мать султанская, прислала в церемонии чиновника своего валиде-кегая-колфосы, провождаемого переводчиком Порты, спросить об моем здоровье, объявить внимание ее ко мне и вручить от лица ее подарки, состоящие из шалей, трех платков, которые вечно сохраню, и многих парчей турецких, ост-индских и ормусских, и чашечку для кофея с дорогими каменьями; всего пиястров на 10 000. Да, чтобы тебе дать об великолепии азияцком понятие, надобно сказать об обеде капитан-паши; он молодой человек, фаворит султанской, женат на его сестре, великолепен, мот, три миллиона [пиастров] должен; учтив и любезен. Мебель и платье на людях, все новое было; слуг до тысячи в парче; ковры малиновые, бархатные, золотом шитые; софы с жемчугом; на ближних слугах очень много бриллиянтов. Между многих забав, был жирит, то есть скачка на лошадях. Все лошади его конюшни, которая, конечно, первая в свете. Он так великолепен, что лишь только увидел, что мне две лошади понравились, тотчас их на другой день и послал мне, и я уже с сей конюшни имею пять лошадей».
Описал Михаил Кутузов жене и прием у падишаха:
«Дворец его, двор его, наряд придворных, строение и убранство покоев мудрено, странно, церемонии иногда смешны, но все велико, огромно, пышно и почтенно. Это трагедия Шекспирова, поэма Мильтонова или Одиссея Гомерова. А вот какое впечатление сделало мне, как я вступил в аудиенц-залу: комната немножко темная, трон, при первом взгляде, оценишь в миллиона в три; на троне сидит прекрасной человек, лучше всего его двора, одет в сукне, просто, но на чалме огромной солитер (большой бриллиант в оправе. — Ш.К.) с пером и на шубе петлицы бриллиантовые. Обратился несколько ко мне, сделал поклон глазами, глазами и показал, кажется, все, что он мне приказывал комплиментов прежде; или я худой физиономист, или он добрый и умный человек. Во время речи моей слушал он со вниманием, часто наклонял голову и, где в конце речи адресуется ему комплимент от меня собственно, наклонился с таким видом, что кажется сказал: „Мне очень это приятно, я тебя очень полюбил; мне очень жаль, что не могу с тобою говорить“. Вот в каком виде мне представился султан».
Михаил Кутузов пробыл в Турции всего один год, но успел сделать очень много: упрочил влияние России в Турции и склонил ее к заключению союза с Россией и другими европейскими державами против революционной Франции. Влияние Франции было серьезно ослаблено, а французские подданные получили приказание покинуть пределы Турции.
О том, как устраивались всевозможные дела через посредничество жен «неподкупных» чиновников, вспоминала и Мелек-ханум. В бытность ее супруга губернатором Иерусалима, она не теряла времени даром: «То один, то другой пришлет мне когда великолепные часы, когда бриллиантовую булавку или жемчужное ожерелье; они, казалось, соперничали между собою, кто из них сделает мне лучший подарок».
Если кто-то не догадывался заслужить признательность «первой леди», ее дворецкий находил всевозможные способы «призвать их к порядку». «Все это совершалось без ведома губернатора, — писала Мелекханум. — И вскоре я увидала себя обладательницей четырехсот тысяч франков, заключавшихся частью в денежных суммах, частью в драгоценных каменьях и различных золотых украшениях».
Протекции были обычной практикой и при дворце. Сама Мелек-ханум выхлопотала у султана прощение и высокую должность для своего супруга Кипризли-паши, находившегося в опале.
Та же Мелек-ханум проявила чудеса смекалки, когда, уже изгнанная мужем, направлялась в Стамбул. По пути через провинции, в которых назрел мятеж против самоуправства ее бывшего мужа, она рисковала жизнью. Но представившись женой нового губернатора, была принята с большим почетом, осыпана подарками и отправилась дальше, пообещав наивным бедуинам протекцию.
Как правило, султан редко снисходил до того, чтобы самолично рассматривать кандидатуры на второстепенные посты. Этим занимались его вельможи, вернее — их жены, которых, в свою очередь, просили матери, жены или сестры кандидатов на «теплые» места. И тут, разумеется, не обходилось без соответствующих подарков, приношений и других знаков признательности.
Султан — профессия опасная
История султанских династий красноречиво свидетельствует, что опасность заговора, убийства, свержения с престола существовали всегда, как тень трона падишаха. А потому забота о собственной безопасности была одной из главных «профессиональных» обязанностей султана. И в этом деле государственной важности султаны предпочитали излишества недостаткам.
Александр Сергеевич Пушкин писал в «Бахчисарайском фонтане»:
Роберт ван Гулик приводит пример из китайской истории: «Поскольку император во время развлечений с женщинами был особенно уязвим для нападения, его безопасность обеспечивалась самым строгим образом. Все двери, ведущие во внутренние апартаменты, держали закрытыми, и их усиленно охраняли. Чтобы предотвратить любые попытки женщин напасть на своего царствующего возлюбленного, во дворце соблюдался старинный обычай, согласно которому женщину, которой предстояло разделить ложе с императором, раздевали донага, заворачивали в накидку и доставляли в императорские покои на спине евнуха. Таким образом, она никак не смогла бы спрятать на себе оружие».