Страница 41 из 47
«Значит, я все же в своем уме», — подумал Линдаль и вновь переключил наушники на ультразвук:
донеслось до него. Причем голос слышался гораздо более явственно и отчетливо.
«Что за наваждение такое?» — подумал Линдаль. Страх уже прошел. Но тело еще хранило воспоминание о первой минуте ужаса, заставившего Линдаля с расширенными побелевшими глазами вскочить в шлюпку. Его трясло, хотя солнце здорово припекало покрывшуюся пупырышками загорелую кожу.
— И Тамплинсон взглянул назад, — ревел в наушниках ультразвук. — Прощай, глупыш. Куда плывешь, дурак? Приходи снимать швы!..
— Что? Приходи снимать швы? — закричал Линдаль. — Так это же я сказал на прощанье глупому дельфину! И стихи мои!
— Стихи мои! — отозвались наушники.
Линдаль сорвал с головы шлем и снял наушники. Кругом была благоухающая тишина. Мелодичный переплеск моря делал ее еще более глубокой. Он осмотрелся. Примерно в ста футах от шлюпки резвился дельфин. Он плыл по кругу. Набрав большую скорость, он на мгновение оставлял в воде борозду, взлетал в воздух и торжественно шлепался обратно. В густую синеву неба подымались хрустальные фонтаны. Это было как салют, как торжественная симфония сверкающего на солнце моря.
Линдаль все еще не мог прийти в себя. Он вновь надел наушники и сейчас же услышал:
— Стихи мои! Куда плывешь, дурак?
Сорвал наушники и услышал, как дельфин шлепнулся белым пузом в воду.
— Это ты говоришь? — спросил Линдаль.
Дельфин молчал. Он все так же деловито кружил вокруг шлюпки и выпрыгивал из воды.
— Если не ты, то кто? — опять спросил Линдаль. — Может быть, я говорю сам с собой?
Дельфин плюхнулся у самой шлюпки и обдал Линдаля брызгами.
Заметив, что держит в руках наушники, Линдаль надел их и снова услышал человеческую речь:
— Куда плывешь, дурак? Увидал в ночи звезды, замученной в аду, кровавые лучи. Это ты говоришь? Приходи снимать швы!
— Теперь понятно, что он со мной говорит. — Линдаль покорно развел руками. — В общем ничего особенного, просто говорящий дельфин. Я говорю, а он повторяет.
— Говорящий дельфин. Говорящий дельфин. Куда плывешь, дурак? — ответили наушники.
Так был установлен первый контакт.
Ну, контакт — это, пожалуй, слишком громко сказано. Слово «контакт» подразумевает взаимность. Здесь скорее была односторонность. Линдаль говорил, дельфин повторял. Вы скажете, живой магнитофон? Не совсем так, даже совсем не так. Тут было что-то другое.
И техника этого общения была другой, и суть ее была отличной от ортодоксальной магнитофонной записи. Ведь ультрагидрофон не только улавливает ультразвуки, издаваемые жителями моря, и переводит их в обычный человеческий, если можно так сказать, диапазон частот. Аппарат способен на обратную операцию: переводить звуки человеческого голоса в ультразвуковой диапазон. Эту особенность ультрагидрофона использовал Линдаль, когда он подманивал рыб или разгонял стаи игривых горбылей и морских петухов. А суть… она тоже была другой. Порой Линдалю казалось, что спасенный дельфин был ему благодарен. Вы можете удивляться — такое чисто человеческое чувство у морской твари? А почему бы и нет? Выражают же собаки что-то подобное по отношению к своему хозяину. Одним словом, существовал дельфин, который все время вертелся около Линдаля и в ультразвуковом интервале повторял его слова и фразы. Линдаля на первых порах глубоко волновала и трогала такая привязанность, потом он понемногу привык к необычности ситуации.
Сравнительно просто Линдалю удалось приучить дельфина откликаться на зов. «Теперь я настоящий Робинзон, — думал он, — у меня есть свой попугай. Остается научить его произносить со слезой в голосе: «Бедный Персиваль Линдаль», и все будет в порядке. Впрочем, ему еще нужно дать имя. Жаль, забыл, как назвал своего попугая Робинзон…»
Линдаль назвал дельфина Кидом. Получив из рук Линдаля жирного мерлана, дельфин принял крещение и стал Ричардом. Он сопровождал Линдаля во всех его морских поездках. И если Линдаль почему бы то ни было оставался в один из дней на острове, Кид подплывал к самому берегу и, качаясь на волнах, ждал.
Порой Линдалю казалось, что дельфин действительно понимает человеческую речь, а не механически запоминает отдельные фразы. Ответы Кида порой бывали настолько удачны, что Линдалю становилось не по себе.
С того дня, как дельфин обрел человеческий голос, Линдаль перестал изучать голоса моря. Это стало просто невозможно: мешал Кид. Он непрерывно болтал. Стоило Линдалю настроиться на ультразвуковой диапазон, как на него обрушивалась лавина слов. Это была всевозможная смесь из междометий, восклицаний, морских терминов и стихов.
Вначале Линдаль пытался обмануть дельфина. Он уплывал на наветренную сторону и молча принимался за свои исследования. Но каким-то безошибочным чутьем Кид находил человека. Линдаль узнавал об этом заранее. Стоило ему услышать в наушниках приглушенный расстоянием зов «Персиваль, Персиваль», и он с досадой вытаскивал ультрагидрофон из воды. А может, и не с досадой, потому что ему была приятна ласковая приветливость морского зверя.
Как-то он разучил с Кидом диалоги Кассио и Яго. Причем более трудная речь Яго досталась дельфину. А однажды дельфин даже спас Линдалю жизнь. Линдаль давно выслеживал большого осьминога, поселившегося в глубоком гроте, под самым северным мысом.
Линдаль всегда был изрядным гурманом. Но здесь, на острове, где заботы о еде занимали добрую половину времени, его любовь к изысканной кухне приобрела характер какого-то неистовства. Обнаружив вблизи от берега жилище осьминога, Линдаль решил во что бы то ни стало его изловить. Мысленно он уже предвкушал, как сварит из осьминожьей головы черный суп а ля Спарта, а щупальца изжарит на медленном огне. Он даже приготовил огромный плоский камень, на котором можно было бы отбить жесткое и упругое мясо.
Лавовый язык огромным балконом нависал прямо над гротом, но выбраться из воды на берег здесь было просто невозможно. Оставалось только подплыть сюда с моря. Линдаль долго греб, преодолевая довольно сильное опоясывающее течение, пока, наконец, не достиг темной ниши, заросшей полипами и ракушками. Привыкнув к полумраку, он хорошо заякорил шлюпку и, взяв острогу, нырнул. Глубина в этом месте не превышала тридцати футов, но из-за бьющих со дна ключей вода была очень холодной, и это значительно сокращало время ныряния.
В сумраке грота нежно опалесцировали оранжевые асцидии, зеленоватыми точками поблескивали креветки. По заросшей бурыми водорослями стене, шевеля длинными желто-синими усами, карабкалась лангуста. Осьминога нигде не было. Очевидно, хозяин ушел, покинул свое жилище и отправился по каким-то неотложным делам. Линдаль поймал лангусту и, окинув взглядом грот, поплыл к выходу.
В густой синеве он заметил две серые тени. Они медленно проплывали перед гротом, растопырив широкие грудные плавники, точно бомбардировщики в вечернем небе.
Линдаль чувствовал, что запас воздуха в легких кончается. Чтобы избавиться от чувства удушья, он начал понемногу выпускать изо рта пузыри. Они уносились вверх, поблескивая, как никелированные шарики. Но это была лишь секундная оттяжка. Нужно было подниматься на поверхность. Линдаль понимал, что как только он всплывет, голубые акулы атакуют его ноги. Секунды застыли, казались веками. Серые бомбардировщики, не выказывая никаких агрессивных намерений, неторопливо кружили у входа из грота. Линдалю показалось, что в голове у него зажегся какой-то красноватый свет. В глазах сделалось черно. Грудь раздирало мучительное царапающее удушье. Линдаль залпом выпустил весь воздух и, уже ничего не сознавая, с втянутым животом, на последнем пределе, лихорадочно заработал руками. Голова его вырвалась из воды, как пробка. Не раскрывая плотно зажмуренных глаз, Линдаль глотнул острый пьянящий воздух. Голова у него чуть-чуть закружилась, по телу разлилась сладостная ленивая истома. Он забыл про акул и про свои незащищенные ноги.