Автостопщик

«Кх-х-х-х», – открылась дверца шифоньера, и теперь мальчик видел зеркало, что было на створке и своё слабое отражение (За всё время, такое впервые.).

Его сердце колотилось: тук тук-тук, а часы: тик-тик-тик.

«Я не боюсь. Я ничего и никого не боюсь. Я смелый мальчик. Я тебя нисколечко не боюсь (ложь). Выходи..., – говорил про себя маленький Миша, лёжа в постели, не переставая глядеть в зеркало.

Там, в отражении что-то стало меняться, снизу вверх постепенно, словно в ёмкость потихоньку заполнялась водой. Зеркало снизу вверх покрывалось чернотой.

«Тук-тук», – учащённо билось сердечко Миши.

Даже когда вместо отражения зеркало заполнила темнеющая пустота, напоминающая вход в пещеру, который манит и пугает одновременно своей загадочностью, Мишенька продолжал смотреть и ждать.

В прошлые поздние вечера и ночи, когда уже страх владел им окончательно, Миша залезал под одеяльце и с закрытыми глазами читал простенькую молитву, придуманную им же, обращаясь за помощью к Господу Богу. Томительные минуты ползли как черепаха, но спасительный сон всё же приходил, укрыв его своим мягким крылом. Миша не помнил, как он засыпал, но на утро благодарил десятки раз (если не больше) Всевышнего, что тот его снова спас. Конечно, он мог и закричать, позвать маму на помощь. Но он хотел быть смелым мальчиком, да ещё этот строгий папа, который, ухмыльнувшись, скажет: «Эх, трусишка. И в кого ты такой? Явно не в меня. Если сейчас не можешь побороть страх, что же будет потом, когда начнёшь взрослеть? Так и останешься трусом (как он не понимает, что Миша ещё ребёнок)».

Миша мог также просто встать с постели, уйти из своей комнаты и лечь спать с родителями или в зале на диване. Но он боялся этого сделать. Нет, тут родители не причём. Дело в шифоньере. Миша боялся пройти мимо него. А вдруг, оттуда и правда что-то выскочит? Схватит его. И заберёт ТУДА (в старый шифоньер).

Он считал, что лучше спрятаться под одеялом и просить спасения у всемогущего Отца, чем рисковать.

Сейчас же маленький Миша глядел на зеркало и ждал. Он словно чувствовал, что что-то должно произойти. И этот кто-то, должен или показаться, или Миша будет полагать живущего в шифоньере обычным трусом, который только и умеет пугать маленьких детей.

Ему пришла в голову замечательная мысль, и как он раньше до этого не додумался! Теперь, как только он проснётся, Миша найдёт ключ от этого шифоньера, чтобы закрыть на всякий случай обе створки и ящики. И для уверенности прибьёт шпингалеты. А первым делом с утра разобьёт это чёртово зеркало. И пусть его ругают родители, он скажет, что нечаянно. Главное, чтобы оно не пугало его потом по ночам.

В зеркале что-то приближалось, это было заметно потому, что в глубине темноты выделялся чёрный-чёрный силуэт идущего. ОНО остановилось. Сейчас он был высотой с зеркало. Кто это, не разобрать. У этого силуэта отсутствовали глаза.

Миша видит, как из зеркала тянется к нему чёрная рука (чья она?) с раскрытой пятерней.

Тишина и темнота.

Она тянется. Приближается так медленно. Тянется как дешёвая жевательная резинка.

Три метра, и рука коснётся лица боящегося Мишеньки.

Два с половиной.

Два.

Вот она уже почти у его ног.

Тишина. А сердечко бьётся: тук-тук.

Рука на секунду замерла.

И резко рванула к лицу.

– Аа-а-а-а, – бешено закричал Миша.

Чёрная рука исчезла.

Створка старого шифоньера захлопнулась, будто бы её кто-то изнутри закрыл.

На крик мальчика прибежали родители...

После этого в его комнате шифоньера не было. Он был выброшен на свалку.

Маленький Миша видел, как старую мебель забрали какие-то подростки. Только он тогда не понимал, зачем им понадобился шифоньер.

Взгляд взрослого Михаила, посаженного на цепь в подвале безумцем, блуждал по мрачному помещению. Боковым зрением он заметил то, что искал. На верхней полке по левую сторону от него, где были банки с частями и органами человека, на Михаила смотрели пара чьих-то глаз.

Два маленьких зелёных глаза, светящиеся в темноте как у кошек.

Кто это (Что это?)?

Кошка? Крыса? Или?...

Существо спрыгнуло с полки, мягко и грузно приземлившись на лапы. И бесшумно направилось от пленника прочь. Туда, где висел на крюке мертвец. Оно, прыгнув на труп, растворилось в нём. Точнее просочилось в него.

Он смотрит на мёртвого фотографа.

– Ты паршивый обманщик, – произнёс труп, голосом Андрея, поднимая голову, глаза у него были янтарно-жёлтыми. – Ты знаешь, что бывает с теми, кто попусту молотит языком?... – Михаил был в шоке. – Их наказывают. Из-за тебя, сукин сын, меня тут повесили. Если бы ты мне не попался на дороге, всё было бы иначе. Наши судьбы пересеклись. Твоя, словно воронка засосала и погубила мою. Чтоб ты сдох. Я рад, что ты вляпался в дерьмо. Ты это заслужил, – мертвец громко засмеялся.

Михаил осмелился.

– Я не знаю, кто ты, но сильно сомневаюсь, что Андрей. Ты – не он. Кто ты? И что тебе надо?

Покойник заговорил старческим женским голосом:

– Миша, а ведь он прав. В его смерти виновен ты. Ты есть неопределённая судьба, у которой нет конкретного будущего. Из-за таких как ты, кто-то горюет, а кто-то счастлив. У подобных тебе людей судьба непредсказуема. И для кого-то это даже кстати. Например, мне ты нужен.

– Любопытно узнать, и чем же я тебе пригожусь?

– Всему своё время.

– Так не интересно. А если ты ошибаешься во мне? А вдруг я не захочу?

Труп истерично расхохотался.

Михаил недоумевал.

– Я сделала так, чтобы ты и хозяин этого жилища пересеклись. Я подстроила встречу с Тамарой, потому что знала... Я познакомила тебя со старой четой. Я тебя проверяла, когда ты был с лысым, ненавидящим черномазых. Я тобой управляла. И от меня многое будет зависеть...

– Я тебе не верю. И как можно верить трупу или тому, что внутри него, а? И вообще, мне кажется, что это сон.

– Не лги мне, я чувствую это. Хочу тебя сразу заверить, если будет всё так, как я задумала, то в знак благодарности я подкину ключ к твоей судьбе. Я знаю, кто это. И она очень близко. Она – это перемена в тебе. Она – счастье твое. С ней, у тебя всё будет замечательно... я же знаю. Она родилась для тебя, и ждёт твоего появления, не ведая об этом. Но есть одно «но». Она скоро должна умереть. И умрёт на твоих глазах. Ты можешь попытаться её спасти или лицезреть, как рушиться твоё возможное будущее. Быть свидетелем кровавой расправы или героем, который за отвагу получит полцарства и принцессу, тебе выбирать.

Мертвец ощерился.

– Стать спасателем, обрести благополучное продолжение жизни. Если остаться в стороне, значит..., – Михаил размышлял.

– Я тебе подскажу, – сказало то, что было внутри фотографа, и рука Андрея провела ребром ладони по горлу.

– Врёшь. Докажи.

– Так уж и быть придётся, – покойник улыбнулся.

И потянулась рука – чёрная рука из груди мертвеца.

– Не бойся. Сейчас я вреда тебе не принесу. Ты сам этого пожелал. Ха-ха-ха...

Рука приближалась.

Пленник изумлённо смотрел на происходящее, он уже успел, словно червь покопаться в памяти, углубиться в детство, вспомнить ещё раз о старом шифоньере, и Михаил глубоко задумался о совпадении. Настоящее высоко приподняло пыльное покрывало времени, демонстрируя сейчас то же самое, что и когда-то. Михаилу видимое верилось, параллельно – нет, но чёрная рука, несмотря на его «за и против» надвигалась почему-то медленно, очень медленно, подобно змее, готовящейся к смертельному броску.

Михаил, боясь, то ли приближающейся руки, которая была в четверти метра от его лица, то ли того, что двигало её, а возможно, и того и другого, шагнул назад.

Она приближается, он удаляется от неё.

– Вот это наслаждение, – произнесло то, что вселилось в труп. – Я хожу по облакам и летаю, ле-таю, ле-та-ю-ю-ю. Как приятно, чувствовать чей-то страх, получая от этого немыслимое удовольствие. Не бойся. Сегодня я добрая тётушка. Ха-ха-ха...

И рука коснулась Михаила, который упёрся спиной в холодную стену. Он хотел вскрикнуть как маленький (возможно, в эту секунду он думал, что ему сейчас пять лет) когда чёрная рука коснулась его лба, но не успел, потому что провалился в бездну.