Плохая война

— Было такое, — слабым голосом подтвердил раненый.

Дядюшка Бык, который вел образ жизни скромного горожанина, а последние две войны пропустил, среди нового поколения особым авторитетом не пользовался. Некоторые из окружающих приняли на веру обличения Ганса, а подтверждение раненого добавило им уверенности.

— Что, было такое, или, скажешь, врут? — хитро прищурившись спросил один из солдат, остановившийся посмотреть, что происходит.

Бык грозно наклонил голову.

— Так рыцаря-то я убил, а не эти два сопляка.

— Там с ними ещё твой сын был, знаешь? А ты в это время где-то шлялся. — вступил в разговор ещё один собеседник с недобрым выражением лица.

— Я на юге через застройку атаковал, с…

— Знаем-знаем, как ты на юге атаковал. Тот отряд в полном составе вышел на улицу перед последним вагенбургом и получил залп в упор. Большинство убито, остальные ранены, а на тебе ни царапины. Не было тебя на юге.

— Народ, посмотрите, мы работаем, а он опять грабит! Вон сумка местная и бутылка в ней швайнштадтская, мясо свежее. Сейчас скажет, с собой нёс всю дорогу!

Бык еще более грозно наклонил голову. Глаза налились кровью.

— Ну вы, умники, сейчас дождетесь. Я вам покажу, кто тут трус и мародер.

— Чего ждать! Бей его! — крикнул кто-то из толпы. На Быка навалился десяток молодых и злых земляков.

Силы были примерно равны. Толстяк, не напрягаясь, раскидал противников, но они поднялись и атаковали снова. Кое-кто схватился за подручные тяжелые предметы. Раздался громкий призыв:

— Бей труса и дезертира! — на помощь бьющим подбежали ещё десятка три молодых бойцов, а чуть позже появился старший сын Быка с тремя товарищами-доппельсёлднерами, такими же здоровенными мужиками.

— Батьку бьют! — с громким воинственным кличем сын с приятелями врезались в толпу, сворачивая оппонентам челюсти и ломая ребра.

Вообще-то, насчет «батьку бьют» парень погорячился, батька как раз в это время кулаком в печень отправил на землю одного из противников, обезоружил другого, поднял его над головой, ухватив одной рукой за шиворот, а другой между ног, и бросил в двоих следующих. Один против тридцати скромный булочник все равно бы не справился, но четверо вступившихся за него доппельсёлднеров выровняли соотношение сил.

На подмогу тем и другим сбежался народ. Кулачное побоище вот-вот перешло бы в вооруженный конфликт, но все звуки перекрыл зычный бас человека, привыкшего командовать тысячными армиями.

— Прекратить!

От площади быстрыми шагами спускался Полпаттон. Как и положено любому уважающему себя полководцу, он узнавал касающиеся его новости так быстро, как это возможно.

Шум мгновенно смолк, головы повернулись к командиру.

— Что вы тут устроили? Бунт? Беспорядки? Все вашим родителям расскажу, когда вернемся! Сосунки! Да вы пешком под стол ходили, когда мы с дядюшкой Быком швабов гоняли. А когда мы били бургундцев, Бык уже имел двойное жалование, в отличие от ваших родителей, которые тогда первый раз алебарду в руки взяли.

В ответ из толпы раздалось:

— Герои вчерашних дней! С них толку никакого, а понтов выше крыши!

Полпаттон пришел в ярость.

— Вот ведь сукины дети, и откуда такие берутся! Выгоню из армии! Возвращайтесь к мамочкам, сидите дома, девкам юбки задирайте. Только дезертирам-отставникам даже коза не даст!

Молодые швейцарцы, потупив глаза, только что не прятались за спины друг друга, пока гауптман не начал тыкать пальцем в кандидатов на досрочную демобилизацию. Но неожиданно их спас бригадир саперов.

— Покажем сынкам, как надо сражаться! Осталось последнее укрепление и там достаточно врагов!

Окончание фразы потонуло в одобрительных возгласах доппельсёлднеров, меченосцев и младших командиров.

— Покажем молодым, как надо сражаться!

— Пусть в первые ряды встанут все старше 30 лет, командиры и солдаты на двойном жаловании[55]!

— Да мы возьмем этот жалкий домик вообще без сопливых!

Полпаттон к этому моменту уже решил, что «жалкий домик» брать не будет, приз не стоит даже затраченного времени, а ускоренным маршем двинется к месту назначения. Тем более, что наниматель вроде бы при смерти и непонятно, кто и как будет платить дальше. Но желанию всего войска пришлось уступить, тем более, что со штурмом здания можно успеть сегодня до заката, а лагерь все равно планировали снимать рано утром.

— Слушай мою команду! Штурм через полтора часа! Всем, кто старше тридцати лет, надевать доспехи! А тем, кто младше, вытереть сопли, смотреть и учиться!

Её светлость Шарлотта де Круа вместе с Гертрудой с самого утра в новом крыле занималась богоугодным делом помощи раненым — промывала раны и накладывала повязки. Работу погрязнее, вроде промывания совсем уж страшных ран, выполняла служанка, а графиня предпочитала что-нибудь почище, например, замотать рану чистой тряпочкой и завязать сверху красивый бантик.

— Гертруда, а что у тебя с этим старым хуренвайбелем? Я ведь вижу, что тут что-то более серьезное, чем у тебя обычно бывает.

— Ничего особенного, Ваша светлость, — Гертруда не рискнула посвящать хозяйку в свои планы, тем более, что можно было легко связать брачные планы в Швайнштадте с кражей лошадей, сделавшей невозможным срочный отъезд.

— Ну-ну. Похоже, он какой-то особенный, если ты даже покраснела. Держись от него подальше, это он приказал убить Карла.

— Что? Карл убит? Не может быть! Вы видели его мертвым?

— Нет, я вчера случайно услышала, как хуренвайбель рассказывал сеньору Сфорца о смерти Антуана Бурмайера. Кроме всего прочего он упомянул, что если бы удалось раньше перевести с латыни мое письмо, то засаду можно бы было подготовить заранее и более эффективно. А на вопрос, как к нему попало письмо, он рассказал, что, как он выразился, «принял меры против утечки информации в сторону наиболее вероятного появления противника», с подробностями. Этот Йорг очень хитрый и не упускает случая представить себя в лучшем свете перед начальством.

— Бедный, бедный Карл! — Гертруда заплакала, — теперь я осталась совсем одна. Я отомщу за его смерть. Ваша светлость, Вы ведь не выдадите меня, Вам ведь не жалко негодяя, который убивает Ваших преданных слуг?

— Не бойся, Гертруда, я тебя не выдам. Но ты не торопись со своей местью. Так уж получилось, что, пока не закончился этот бой, наши жизни все ещё зависят в том числе и от него.

Последняя фраза для Гертруды сквозь слезы прозвучала как воплощение мировой несправедливости, но у девушки хватило здравого смысла согласиться с необходимостью на какое-то время отложить возмездие.

День тянулся и тянулся. Солнце медленно-медленно ползло по безоблачному небу. Швейцарцы, как и следовало ожидать, не стали атаковать стоящее в стороне укрепление, но окружили его со всех сторон. Позже стало ясно, что город захвачен полностью, а враги не планируют штурм прямо сейчас, потому что готовят обед. По запахам чувствовалось, что обед весьма вкусный и плотный. Унюхав баранину и острый соус, Йорг выразил общее мнение:

— Ни перед обедом, ни вместо обеда, ни пару часов после они атаковать не будут. Можно и нам пока поесть.

В ответ фон Хансберг заметил:

— Через два часа после обеда уже будет поздновато для штурма, им надо будет устраиваться на ночь, чтобы утром двигаться дальше.

На лицах ближайших солдат появились оптимистичные улыбки.

Макс продолжил беседу.

— Я вот думаю, что у них, как и у нас, солдатам платят штурмгельд. Если Бурмайер и герцог погибли, то швейцарцы и так могут забрать все деньги, которые найдут у нанимателей, и двигаться на соединение с остальными силами наших врагов.

— Да, Максимилиан, такое вполне возможно — усмехнулся оберст. Мы, конечно, спасем при таком раскладе свои шкуры, но кроме шкурок у нас, похоже, ничего не останется.

Графиня де Круа, обнаружив, что вокруг стало больше народа и не все при деле, поймала за рукав какого-то солидного итальянца и приказала назначить новых сиделок к раненым, потому что благородная сеньора на сегодня вполне удовлетворена своими богоугодными делами и отправляется обедать. И «сеньорита Гертруда» тоже, чтобы солдаты больше думали о своих обязанностях, а не о непотребных девках.

55

Мнение о том, что все солдаты на двойном жаловании и ветераны и так в первых рядах, необоснованно. Для того, чтобы многотысячные боевые построения могли совершать маневры, выполняя несколько десятков строевых команд, подаваемых не только голосом, а ещё и трубами и барабанами, нужно, чтобы опытные солдаты были распределены по всей баталии. Но в первых рядах их, конечно, было больше.