Страница 111 из 113
О, безумный, - говорил, может быть, святой Григорий, - если мой отец напал с мечом на твоего нечестивого отца, - он не только убит, и оставил преходящее, что считал жизнью, но его даже душа подверглась также мучениям, в которых он не умрет. Ты, сын нечестивого родителя, когда подвергал меня наказанию в отмщение за своего отца, не побеждал меня своими мучениями, так как было необходимо, чтобы моё тело сохранялось невредимым; но я мучил твою душу вместе с твоим телом невидимым мучением, чтобы ты, сокрушенный наконец, поклонялся моему Богу. Повелеваешь, чтобы я был мучим пред твоими глазами; но ты сам мучаешься, в присутствии моём или отсутствии, и не понимаешь, что Царь мой требует от тебя таким образом возмездия, и тебе приготовляется от Него тот истязатель на веки, которого считаешь для себя другом.
Это и много иного было у блаженного, что он мог говорить Царю. Отсюда нам нужно спешить к кладезному рву, чтобы видеть, какие там совершаются чудеса. Ввергают его в ров, который был логовищем змей. Но что говорил кладезь? Благословен твой приход, о, дивный отец! Они приготовили из меня глубочайший ров мучений, подобный мрачной бездне, но вот твой творец делает, что для тебя я делаюсь садом, усеянным цветами. Я был жилищем мрака, но вот для тебя сделан храмом света. По имени зовусь глубокой бездной, а в действительности касаюсь, возвышенный тобою, превысокого неба, и в себе содержу скатившееся с неба светлое солнце, которое освещает армянский народ. Многие, ввергнутые в меня, уничтожались мерзким запахом грязи, и сокрушал я их плоть и кости медленным голодом; я издавал отвратительный и невыносимый запах, и затруднял их обоняние; но чрез тебя кажусь теперь садом, украшенным цветами, и приятными розовыми кустами с цветами, которые дышат разнообразно благоухающим запахом.
Что же буду говорить о гибельных по яду драконах, которые там жили? Как только они увидели святого Григория ввергнутым в ров, ищут в себе своего обычного первого природного свойства, обращают внимание на серафимов, носивших его на своих крыльях, чтобы не было для него опасности, - удивляются, поражённые страхом, и говорят: мы потомство того змия, который обольстил чрез съеденный плод Еву, и сделал её изгнанницей и низверженной из рая наслаждения; а ты семя Адама и потомок Евы, принявших то проклятие, по которому бы земля производила терния и волчцы, - тебе поведано подстерегать нашу голову, и нам твою пяту. Итак, согласно той заповеди, мы прыгали, чтобы насытить свою ненависть к тебе, вложенную природою; но, когда заметили бестелесное воинство около твоего тела, и увидели тебя поставленным между ангельскими хорами, - тогда наше нападение было обессилено, так как и жала наши притупились; и, как воск плавится от лица огня, так наши зубы с их ядом расплавлены твоим божественным лицом. Наш яд, который причинял воспалённые опухоли на теле внешних, погашен источником твоих молитв, льющихся от Бога, и оцепенел наподобие холодной воды; но тем менее мы побежим от твоего лица; мы пришли для служения приручившему свирепость нашей природы, о которой мы забыли, и будем, подобно голубям, и в тишине, находиться в твоём доме, не страшась сверкающего, как пламя, твоего лица.
Я очень удивляюсь, что Григорий там прожил в продолжение четырнадцати годов. Но поспешим к тому, что произошло по окончании стольких годов.
Когда царь (Тиридат) назначил час охоты на зверей, и уже всходил на повозку, чтобы выехать из города[4], бич божественного гнева, ниспосланный свыше, обрушился на него. Восхищённый самим демоном, он стремглав несётся с повозки, и начинает в ярости терзать (своё) тело. Он, как бы второй царь вавилонян, Навуходоносор, в забвении человеческой природы, вращался, подобный вепрю, между вепрями, и питался с этих пор зеленью. Вот какие тогда совершались чудеса.
Что же должно было сказать царю? О, царь! Ты вышучивал раба Божия, следуя по стопам сатаны; потому и он, которому ты служил, мучает и истязает тебя, по повелению истинного Бога, чтимого великим Григорием. Для тебя сделалось ничтожным тело блаженного, которого, после мучений, ты вверг в темницу и глубокий ров; и потому видишь своё тело изменённым в тело вепря. Так как ты потерял разум до того нечестиво, что шёл против истинного Бога, когда подвергал истязанию верного раба, то и тебе позволено позаботиться о себе по тягчайшему твоему удару, и чтобы, вследствие образа вепря, в который облечён ты, попрал сатану ногами, поправшего тебя, после того, как заменишь свой щетинистый покров кожею Адама. Так как ты доставил проворным языком яд злословия тому святому, потому говори звериным своим языком: согрешил я пред Господом. Так как ты поднимал гордую голову против святого мученика, потому опускай свою мерзкую кабанью голову, которая с радостью катается в зловонной грязи. Так как ты произвольно мучил его разнообразными пытками, и повелевал связывать руки, ноги и шею своего господина и своего учителя, потому складывай, изменив в передние ноги вепря, свои руки, чтобы лежать возле ног того мученика. Да не будет скрыто от тебя, лишившегося употребления разума, что уже пятнадцатый год, как пользуется жизнью тот погребённый, которого ты считал, пока был причастен разуму, мёртвым, которого будто бы только кости уцелели.
Но так как, пока ты казался под человеческим образом, стремительно вверг его в смертоносный ров, потому устремись в кабаньем образе к устью рва, взывай к тому, которого считал уничтоженным, к своему врачу, чтобы он сам восстановил тебе прежнее тело. И так как, сидя на повозке, ты презирал Григория, укрытого самим Богом, - иди, беги, скачи на четырёх ногах, по образу вепря, к устью рва, и взывай там: выйди, раб высочайшего Бога!
Таково, что нужно было, или прилично было говорить в то время; но заметьте, что действительно потом случилось.
Сестра царя[5], подкреплённая небесным видением, услышала эти, или подобные слова: врачи человеческие, напрасно стараетесь; не вашего искусства дело найти средство против неизлечимой болезни; помощь доставит только Григорий великий, который послан от Бога к вам врачом, и которому вы предложили выпить чашу смерти; Я Бог раба моего Григория, которого вы приговорили к смерти за множество ваших богов. Я сделаю его для вас врачом, который исцелит вас, и, при его помощи, оставят вас бедствия, заслуженные вами.
Но, вот, удивлённая женщина, по имени Хозровидухит, рассказала, как можно скорее, видение, которое ей было: я увидела, говорила она, блистающего светом мужа, который явился мне в видении, и так сказал: нет никакого иного средства против бедствий, которые вас постигли, как то, чтобы вы отправились в Артаксату, и там вывели связанного Григория из глубокого рва; он, придя, принесёт вам спасительное средство.
Но люди, когда услышали её, хохочут и издеваются над нею. Что говоришь? говорили они; демон, действительно, тебя подстрекнул, и потому ты сделалась безумною. Как может статься, чтобы говорил, или открывал средство оздоровления тот, которого даже кости сгнили? Разве мог он выйти из бездны рва, - он не то что избежать жала змей, но не мог даже убежать от вида их. Он был немедленно умерщвлён, в тот же самый час, в который был ввергнут в ров, - и мы убеждены, что в конце пятнадцати годов кости его не только сгнили, но обратились в прах. Отойди, не говори никому, чтобы твои речи не возбуждали смеха.
Что тогда? Она поверила их словам, ушла домой и замолчала. Так как уже давно вдова не заботилась доставлять хлеб, о котором ей было приказано, - ежедневно бросать в ров[6].
Едва прошло несколько дней, когда не раз и два, но являлось ей видение пять раз, и ангел сказал великим и грозным голосом: если не объявишь, возможно скорее, ... не бойся, что они примут тебя с насмешками, и пусть не считают невозможным, что он остался жив в продолжение, пятнадцати годов, был послан ангел Божий, который ему служил. Я принимал хлеб, который, как Илии, так доставлял и Григорию, - тому в пустыне, этому, имевшему в себе добродетель вместо светлого солнца, в бездне земли. В прежнем, что я тебе возвещал, ты усомнилась, по неверности людей, но теперь верь моим словам; у Бога нет ничего невозможного. Разве ты не научена, как был освобожден Даниил из водовместилища и из среды львов, свирепых от голода? Или как три отрока остались невредимыми в горящем пламени, высота которого начертывала святых сорок девять дней поста?