Страница 8 из 11
— Другой? Ты лжешь.
Потемкин пожал плечами.
— Сама убедись.
— Когда я могу это сделать?
— Да хоть сегодня же вечером, коли есть охота.
— Хорошо, сегодня же вечером, а если ты окажешься прав? — промолвила, вставая, Екатерина.
— Обещаешь мне, что тогда он попадет в немилость и будет вынужден покинуть двор? — быстро нашелся Потемкин.
— Ха! Мой друг, значит, ты все-таки ревнуешь, — заметила Екатерина, приятно удивленная, — ну, а если правой окажусь я, Потемкин, что тогда?
— Тогда сошли меня в Сибирь, — предложил Потемкин.
— Это я и без того могу сделать, — со злорадной поспешностью возразила Екатерина Вторая, ибо не могла упустить удобного случая унизить мужчину, власть которого всегда чувствовала над собой.
— Ты, разумеется, можешь все, что тебе заблагорассудится, — нисколько не изменившись в лице проговорил Потемкин, — я твой подданный, твой раб.
Екатерина, не проронив ни слова, взглянула на него и затем протянула ему руку.
— Я поостерегусь ссылать тебя в Сибирь, — сердечно сказала она, — ты мне здесь гораздо нужнее. Итак, сегодня вечером.
Когда совершенно стемнело, Максим, по уговору со своим покровителем, отправился в императорский сад, по главной аллее окаймленной стенами подстриженного тиса прошел вверх до водомета, который выбрасывал высоко в воздух серебристую струю и, рассыпавшись на тысячи алмазных брызг, снова ронял ее в удерживаемую обнаженной нимфой большую раковину. Он уселся на скамейку из дерна, которая была ему указана; она выделялась статуей Амура, собирающегося выпустить стрелу, и помещалась в образованной тисовой стеной зеленой нише позади него. Здесь он остался сидеть, рассматривая чудесный звездный узор на безоблачном небе и воскрешая в памяти Анжелу.
Внезапно перед ним появилась фигура в белом. Не императрица ли это? Он поднялся и почтительно снял шляпу.
— Это я, Максим, — произнес до боли знакомый голос, сладкого звучания которого он так давно был лишен, и две нежные руки обняли его. После долгого поцелуя Анжела высвободилась.
— Это еще не все, — сказала она, — я присяду на скамейку, а ты должен опуститься на колени и клясться мне в любви.
— Должен?
— Помни, что нам надо вывести из себя императрицу.
— Зачем?
— Хватит вопросов, так хочет Потемкин, и для меня этого достаточно. На колени!
Белой рукой она указала на землю и вдруг показалась Максиму такой величественной, что ему оставалось только повиноваться. Таким образом расположившись у ее ног, он, то глядя на нее, то возводя глаза к звездам, принялся нести какую-то клятвенную бессмыслицу, которую звезды слушали терпеливо, однако Анжела, слегка потрепав его по щеке, прошептала:
— Будь посерьезнее!
И она привлекла его к груди и покрыла любимое лицо поцелуями, а в это время Екатерина Вторая с Потемкиным стояла за зеленой стеной, полная гнева и ревности.
— Я могла бы разорвать его на куски, — пробормотала она, но поскольку была не в состоянии это сделать в реальности, крепко ущипнула за руку Потемкина.
— Давай послушаем, что она скажет, красавица разговаривает с ним, — ответил фаворит, с трудом сдерживая веселое настроение.
— Сейчас, Максим, настал решительный момент, — прошептала Анжела так, чтобы никто кроме него не мог услышать, — царица здесь, я слышу, как под ногами у нее похрустывает песок.
— А я вижу ее горностай, просвечивающийся сквозь зеленую стену, — также шепотом ответил Максим. — Итак, начинай!
— Мой дорогой полковник, — в полный голос заговорила Анжела, — вы клянетесь, что любите меня, и все же мне кажется, что другую даму вы любите несравненно сильнее, чем меня.
— Кого вы имеете в виду? — также громко спросил Максим.
— Императрицу, говорят, и говорят, видимо, не без основания, что вы находитесь у нее в большом фаворе, — продолжала Анжела.
— Не стану отрицать, что она весьма благосклонно относится ко мне, — промолвил в ответ Максим, — но как вы могли поверить, что женщина ее гениальности и достоинства могла опуститься до того, чтобы полюбить такого молодого и незначительного человека, как я?
— Слышишь? — тихо-тихо спросил Екатерину Потемкин.
— Но вы-то ее любите, — продолжала Анжела.
— Я? — воскликнул молодой полковник. — Екатерина Вторая, скажу вам, самая красивая женщина на свете.
— Слышишь? — прошептала теперь царица своему доверенному другу.
— Я чту великую государыню, — продолжал Максим, — и боготворю в ней красивую женщину, но именно поэтому не смею даже поднять на нее глаза, и никогда не набрался бы смелости полюбить ее.
— Слышишь? — сказал Потемкин.
— Я люблю вас, Анжела, — заключил Максим, — только вас.
— Ну тогда, господин полковник, и я вас люблю, — как можно громче проговорила в ответ Анжела, и они снова принялись целоваться точно два голубка, при свете звезд воркующих в зелени кустов.
— Предательница! — пробормотала Екатерина. — Она у меня поплатится.
— Она? — удивился Потемкин. — Это было бы несправедливо и, более того, неумно, а на обе эти женские слабости я считаю свою великую императрицу неспособной.
— Ты прав, но они до глубины души возмутили меня и сделали больно, а поцелуям конца и края не видно, с ума можно сойти, пойдем, Григорий. — Она быстро широким шагом двинулась вниз по аллее, затем зеленым боковым коридором, сопровождаемая Потемкиным, дошла до второго фонтана и здесь опустилась на дерновую скамейку, над которой белая мраморная Венера ласково болтала с мраморным Адонисом. — Не будь же таким медведем, Григорий, что делают, когда под усыпанным сверкающими звездами небом остаются наедине с женщиной?
— С самой красивой женщиной на свете, ты хотела сказать, Катюша, — воскликнул Потемкин с искренним воодушевлением, — перед ней преклоняют колени и молятся на нее.
С этими словами он бросился к ее ногам и, погрузив лицо в мерцающий мех, осыпал роскошную грудь царицы пылкими поцелуями. Екатерина улыбнулась.
— Однако нам еще нужно как-то наказать эту парочку, — сказала она.
— Ты права, — ответил Потемкин, — и права вдвойне.
— Что ты предлагаешь?
— Да поженить их, и дело с концом!
Когда императрица осталась в спальных покоях одна, собираясь отойти ко сну, в ней, хотя она полагала, что уже полностью справилась с ним, вдруг с новой силой вспыхнуло чувство к вероломному Адонису. Она была слишком гордой, чтобы и далее говорить ему о любви, но в достаточной мере женщиной, и потому желала, чтобы он любил ее. Теперь она решила соткать вокруг него сеть кокетства и сладострастия, дать ему догадаться, что обладание ею не было для него столь недостижимой целью, как он думал, и лишь затем уже, со стрелою в сердце, удалить его от себя; не она должна стать отвергнутой, но он должен лежать у ее ног, отвергнутый и высмеянный.
Она взяла лист бумаги и написала ему:
«Неблагодарный! Мне известно, что вы любите другую, но несмотря на это я хочу еще раз увидеть вас, завтра в полночь в китайском павильоне».
Максим получил указанное письмо на следующий день, но на сей раз не пошел к Потемкину, а решил сам разыграть дурацкое представление. Он запечатал написанные рукою царицы строки в другой конверт без адреса и с одним верным и надежным слугой послал его в казарму Симбирского полка, где через дежурного унтер-офицера он был передан для вручения господину Аркадию Вушичинкову. Прошло совсем немного времени, и в комнату своего друга, полковника, тяжело дыша и отдуваясь, ввалился Аркадий.
— Вот, почитай-ка это письмо, — с торжественностью проговорил он. Казалось, Аркадий вырос на добрых четыре вершка.
Максим с совершенно серьезным видом прочитал и затем вернул лист Аркадию.
— Ну, что скажешь?
— Что ты настоящий счастливчик.
— Я… но совершенно не представляю, кем написаны эти строки. Письмо принес какой-то лакей, это установлено, но на белом свете так много лакеев! — сокрушенно вздохнул Аркадий.
— Разумеется, но есть только одна женщина, обладающая таким смелым, я бы даже сказал, деспотическим почерком, — заметил в ответ Максим.