Страница 5 из 66
5
Хорошо жилось Леньке в родимом краю, а еще лучше - Валетке. Конь заметно округлился, порезвел, и его уже трудно было удержать в поводу. Уходом за ним заведовали малыши. Под руководством Леньки они чистили Валетку, поили его, отгоняли ветками мух. А он хлестал их куцым хвостом, и ребятишки смеялись. Какой только еды не приносили коню, даже овса настоящего раздобыли! А однажды Валетка вовсе удивил ребят: ел вишни, а косточки выплевывал. Уж сколько смеху было! Мальчишки приносили абрикосы, сливы, и все повторялось снова. Только от кисличек Валетка морщился: душа не принимала.
Вот что значит кавалерийский конь! Ленька учил ребят, как нужно по уставу водить лошадь в поводу, показывал, как правильно садиться верхом. Тонька пищала от удовольствия, когда ее посадили на Валетку. Она уцепилась коню в гриву, но Валетка не сердился. Рассмешил ребят Уча. Он хоть и одноногим был, а лихо гарцевал на коне, размахивая костылем, точно шашкой.
- Почему твой Валетка задки не бьет? - удивлялся Илюха.
- Понимает, что вы дети. Это же ученый конь...
Чем дальше, тем интереснее. Оказывается, Валетка умел притворяться убитым. Стоило Леньке скомандовать: «Умри!», и конь ложился на бок, вытягивал ноги и закрывал глаза. А если хозяин подавал условный свист, Валетка вскакивал и, как Сивка-Бурка, подбегал к Леньке. Ребята тоже пробовали свистеть, да напрасно: Валетка и ухом не вел - одного хозяина слушался.
Однажды Ленька достал из сумки завернутые в тряпку две подковы, молоток, рашпиль, и началось такое, что все рты поразевали.
Взял он переднюю ногу коня, зажал между коленей и стал клещами вынимать из копыта старые гвозди.
- Никогда не давай ковать лошадь плохому кузнецу, - говорил Ленька гречонку Уче.
Тот согласно кивал головой: мол, понимаю.
- И не позволяй срывать подкову сразу. Сначала надо вынуть старые гвозди, да не все сразу, а по одному, аккуратно.
- Понятно, - солидно отзывался гречонок. А Илюха передразнивал его:
- Хи-хи, «понятно», а у самого коня нету.
- Зато у него лисапед есть, - заступался за Учу Ваня Барабанов, который теперь дневал и ночевал возле Ленькиного двора, а его брат Илюша даже кормился у буденновца.
Валетку подковали так хорошо, что он затанцевал на железных подковах, как будто новые сапожки надел.
Ночевал Ленька вместе с Валеткой во дворе под открытым небом. Лежа на сене, глядел на звезды и вспоминал друзей боевых. Рядом вздыхал Валетка, точно хотел сказать: «Что же мы, хозяин, прохлаждаемся, овес едим, а на фронте наши кровь проливают». Ленька думал о том же и мысленно отвечал: «Ничего, Валетка, придет и наше время в бой вступить...»
6
А дни плыли над шахтерским поселком в тополином пухе, в звоне пчел, облепивших белые акации. Однажды Ленька повел купать Валетку на ставок. Снял он гимнастерку, и ребята заметили на груди у него синие буквы от плеча до плеча, а под ними звездочка нарисована и еще серп и молот.
- Ую-ю, что это? - спросили ребята.
- Девиз, - сказал Ленька и поспешил надеть гимнастерку, стесняясь товарищей. Все же Илюха успел прочитать загадочную надпись: «Воспрянет род людской!»
- Зачем ты такую надписю сделал? - спросил Илюха.
- Затем, что род людской угнетен капиталом, и надо его освобождать.
- Кого?
- Род людской: рабочих и крестьян.
«Вон куда замахнулся Ленька! - подумали ребята и сами себе ответили: - А что? Такой все может сделать: не зря ему Буденный леворверт подарил!»
Накупавшись в ставке, ребята укрылись в тени серебристого лоха и слушали, как щелкают в кустах соловьи да кричат лягушки в прибрежных камышах.
- Леня, ты забыл рассказать, как с Буденным кашу ел.
- Ладно, сейчас расскажу... Случилось это под Тихорецкой. Деникин бросил против нас кавалерию. Наши приняли бой, выхватили шашки, и началась такая рубка, что белого света не видно. Гляжу, летит в атаку командир, а за ним выскочили из посадки двое беляков. Догоняют его, уже совсем близко. Я даже зажмурился, нажал гашетку и не видал, как скосил обоих: под одним коня убил, другой от пули перевернулся. Петро кричит мне: «Молодец!» А после боя, когда развели в степу костры, слышу, зовут меня: «Живо иди в штаб». Собрался, а тут сам командир шагает, а с ним - верьте не верьте - Буденный. «А ну, где тут ваш Ленька?» - спрашивает, а сам смеется. Обнял меня и поцеловал своими колючими усищами. Мне полагается стоять «смирно», а он не дает, жмет, да и только. Потом снял с себя личное оружие и подарил: «Если умеешь так метко стрелять, то бери и крой буржуйскую контру из маузера». А после снял с огня котелок, прихватил лопухом, чтобы не горячо было, сел и вытащил из-за голенища ложку. «Начинай, Ленька, закусывай». Бойцы надо мной смеются, а у меня ложка в руке не держится. Ем, а сам боюсь, беру кашу с краешка, чтобы поменьше. А он хохочет: «Да ты есть не умеешь. Вот как надо!» - набрал с верхом ложку, расправил усы и жует, подмигивает... Ребята, слушая Леньку, покатывались со смеху.
- Называется, поел кашки...
7
Прошло десять дней, а там и двенадцать. Жил Ленька в хибарке, набирался сил для будущих боев. Друзья не оставляли его, словно чувствовали: близится час разлуки. Особенно печалилась Тонька. Она все чаще поглядывала украдкой на Леньку: куда как вырос, стал серьезным да красивым. Иной раз и заговорить боязно. А у Тоньки была заветная мечта, и хотелось с кем-то посоветоваться. Однажды разговор завязался сам собой.
- У нас все пацаны хотят в комсомол записаться, - сказал Абдулка. - Расскажи, Лепя, что-нибудь за комсомол.
- Надю помните? - спросил Ленька. - Помните, как ее вели на расстрел? Она приняла смерть за нас. И мы должны стать на ее место. Иначе кому бороться за мировую Коммуну?
Ребята молча слушали товарища.
- Без комсомола нам жизни нет, - продолжал он. - Комсомольцы - это молодые коммунисты, и они борются за будущую жизнь.
- Какую? - спросили ребята.
- Хорошую, - ответил Ленька, - такую, что у вас головы не хватит понять эту жизнь.
- А ты скажи.
- Такая будет жизнь, хлопцы, что мы не будем больше пешком ходить.
- А как же?
- На трамваях будем ездить. Это такие вагоны, которые сами ездят по улицам без лошадей.
- Выдумаешь... Как же они поедут без лошадей?
- Электричеством. По всем улицам будут ездить. Садись и поезжай куда хочешь. Хватит царям да баронам на трамваях разъезжать. Теперь мы, пролетарии, будем ездить. И за это борется комсомол.
- Леня, а мне можно в комсомол? - спросила Тонька, которая только и ждала случая задать этот вопрос.
Илюха всегда встревал, куда его не просили, не преминул он съязвить и на этот раз:
- В комсомол захотела... Ты же баба...
- Ну и что? Если я девчонка, так и не человек?
- Человек... Только в комсомольцы одних коммунистов записывают, а ты кто? Торговка.
Лицо у Тоньки взялось красными пятнами.
- Если бы у тебя мамка при смерти лежала, ты бы еще скорее побежал торговать... Когда вся Россия на коммунистическом субботнике работала, ты где был?
- Двор подметал, - сказал Илюха.
- Чей?
- Свой. Почему я должен чужой двор подметать?
- Потому, что надо на общую пользу работать. Мы, девчата, уголь на глею собирали для завода! Военному делу учились, а ты что делал, мокрица?
- Ладно, я шутю... - примирительно сказал Илюха.
Между тем Тонька ждала ответа, она с надеждой молча глядела на Леньку. И он сказал:
- Если ты собирала уголь, Тоня, а не думала только о своей выгоде, то ты и есть комсомолка...
8
Побывка оборвалась неожиданно. Пришел посыльный и застучал в калитку:
- Устинов здесь живет?
- Я Устинов.
- Пакет из военного комиссариата.
Ленька в присутствии вестового вскрыл пакет и прочитал бумаги.
Ребята почтительно стояли в стороне, глядя, как Ленька и вестовой о чем-то негромко шептались. Судя по их лицам, разговор был тревожный.