Червонные сабли

- Добре... - заключил Ока Иванович, а сам продолжал разглядывать бойцов, узнавал ветеранов-буденновцев. - Хватаймуха, ты чего прячешься?

- Загордился Хватаймуха, - послышался чей-то насмешливый голос. - Мы его переименовали в Хватаймясо.

- За что же такое повышение? - спросил Ока Иванович под смех бойцов.

- Порося принес к обеду!

- Ай-ай, как нехорошо! - покачивал головой Городовиков. - Разве можно красть? Надо взять так, чтобы никто не видел. А воровать боже упаси...

Городовиков был уверен, что все обстояло честно и буденновцы не позволят красть. Просто он хотел повеселить бойцов, и те правильно поняли шутку.

Однако смех скоро прекратился. Ока Иванович поднялся на площадку вагона, и бойцы затихли.

- Товарищи красноармейцы! С сегодняшнего дня вы все являетесь бойцами Второй Конной армии... - Городовиков помолчал. - Знаю, что для вас это покажется неожиданным. Ведь вы ехали к друзьям-буденновцам, к своим боевым тачанкам. Но там обойдутся без нас. А здесь образовался новый фронт, более опасный. И мы должны ударить на Врангеля.

Бойцы переглядывались - кто недовольно, кто озорно: на Врангеля значит на Врангеля! Не все ли равно, где бить буржуев!

- Второй Конной армии еще нет, - продолжал Городовиков. - Мы с вами должны ее создать. И тут вы будете моими помощниками, советниками, а если, нужно, и командирами. Вот как обстоят дела, товарищи ветераны-буденновцы.

Несмелое «ура» прокатилось и затихло, потому что Городовиков нахмурился, давая понять, что до победных криков еще далеко.

- Товарищ Ленин просит Красную Армию покончить с Врангелем. Крым - опасное гнездо контрреволюции. Там собралась вся царская нечисть, и они надеются на возврат к старому...

На станции перекликались гудками паровозы, мелодично перезванивались буферами вагоны.

- Буржуазия любыми способами хочет задушить молодую Республику труда. Английский министр лорд Керзон предъявил Советской власти ультиматум. Что же он пишет в своем ультиматуме, чего требует и чем грозит? Прекратить наступление на Западном фронте и не трогать Врангеля. По-ихнему получается: пусть Врангель бьет нас, а мы должны подставлять спину. Он будет вешать рабочих и крестьян, а мы кланяться ему в ноги.

- Не дождется!

- Нехай тикает за границу, к своему Керзону!

На душе у Леньки стало радостно: да ведь это хорошо, что он поедет на юг! Там же Валетка, а на фронте можно встретить Геньку Шатохина - кадет служит теперь у Врангеля!

Махметка стоял рядом. Ленька наклонился к нему и шепнул:

- Поедем?

Махметка ответил одними глазами: «Поедем!»

- Черный барон ищет союзников на земле и на небе, - продолжал Ока Иванович. - Он послал своих гонцов к атаману Семенову, к Махно и Петлюре. Помчались его представители к Вильсону в Америку, к Мильерану во Францию, к буржуям Англии. Врангель говорит, что он с самим дьяволом заключит союз, лишь бы тот был против большевиков. Крымский главковерх приказал привезти из Сербии явленную икону Курской божьей матери.

В шеренге раздался сдержанный смех. Остальные продолжали внимательно слушать.

- Только Врангель не такой дурак, чтобы надеяться на бога...

Низко в небе пролетел над станицей аэроплан. На его крыльях видны были красные звезды. Оглушительно треща пропеллером, аэроплан пронесся над головами бойцов, и все невольно посмотрели в небо. За аэропланом возникло облако белых листков. Кувыркаясь, они медленно опускались к земле. Одна листовка упала позади строя, другая села на плечо соседу, и Ленька схватил ее. Читать было некогда, он лишь увидел первые слова: «От Дона до Буга, от Днепра до Черного моря льется кровь...»

Ленька спрятал листовку за пазуху, решив, что прочитает ее позднее, а сам продолжал слушать Оку Ивановича.

- У Врангеля сильная конница, и почти вся армия состоит из офицеров, люто ненавидящих Советскую власть. А кроме того, буржуи снабдили его танками, аэропланами, броневиками. Для борьбы против конницы врага и создается Вторая Конная армия. И пусть она будет родной сестрой Первой Конной... А теперь можно и «ура», потому что боевой дух нужен красноармейцу, как перец к борщу!

Городовиков переждал, пока утихнет смех, и уже другим, повеселевшим голосом сказал:

- Теперь предоставим слово... - Городовиков поискал глазами: - Где же Антоныч?

- Кашу доваривает!

- Я здесь, товарищ командарм!

- Скажи-ка нам, для чего существует полевая кухня?

- Поднимать боевой дух.

- Правильно. Что у тебя на первое?

- Суп рататуй! - пошутил кто-то из бойцов, и в строю грянул дружный смех.

- А на второе?

- Шрапнель...

- С поросенком!..

Смеялись все, даже раненые соседнего санитарного эшелона, которые выглядывали из окон вагонов.

Скоро к этому эшелону прицепили паровозик, и состав тронулся. Раненые прощально махали руками буденновцам.

- Ничего, завтра и мы в дорогу, - сказал Городовиков.

3

Летний день подходил к концу, хотя солнце еще стояло высоко. Дул жаркий ветер, не приносящий прохлады. Казалось, не только земля, но и небо, выцветшее от зноя, были раскалены. Сухой одуряющий зной шел от рельсов, от каменной щебенки, от просмоленных шпал.

После ужина буденновцы собрались вокруг костра, разложенного на земле у штабного вагона. Костер догорал, потому что котелки уже опустели и лежали в сторонке. Бойцы расположились на тормозных площадках, на горячих рельсах, а то и просто на земле. Каждый старался занять место поближе к командарму.

Ока Иванович сидел на снарядном ящике и прутиком поправлял угольки в костре.

- Не часто бывает так, чтобы командир, озабоченный делами войны, впадал в лирическое настроение. Но именно так случилось в тот душный летний вечер. Сначала Ока Иванович рассказывал о боях под Житомиром и гибели Олеко Дундича. Постепенно разговор перешел на житейские дела, и Ока Иванович стал рассказывать о своем детстве. Бойцы притихли, слушая.

- В детстве я подпаском был. Жили мы в Сальских степях. Семья наша была большая и бедная. Мы бродили с кочевой кибиткой, нанимались работать к богачам. И вот мой хозяин-кулак обещал заплатить за работу тремя новыми овчинами. Подошла осень, и он слово выполнил. Сшила мне мать новенький полушубок. И зафорсил я в нем. Кто из вас бывал в Сальских степях, тот знает, какие они необъятные. Сто верст будешь ехать, ни души не встретишь - одни колючки, бродячие волки да хищные птицы в небе. Однажды, как сейчас помню, пас я стадо баранов. Вижу, дерутся в степи орлы: не то добычу не поделили, не то по другой причине, слетелись и кричат, клюют друг друга. Пригляделся я и понял - не дерутся, а забивают раненого орленка. Бедняга уже крыло по земле волочит, а те бьют его нещадно. Жалко мне стало орленка, и я кинулся на выручку. Бегу, машу руками, кричу, а птицы ноль внимания. Тогда я бросился в гущу драки и накрыл собой орленка. Кинулись хищники на меня и давай рвать полушубок. Один даже в голову клюнул и шапку сбил. Если бы не примчался на помощь мой верный Галсан, орлы меня заклевали бы... Собаке тоже досталось, изорвали Галсану уши и ноздри. А тут подоспели пастухи подняли меня, и я увидел распрекрасный свой полушубок, а вернее - клочья одни. Чабаны сочувствовали: «Ай-ай, орленка спасал, шуба пропал!» Так и не пришлось мне пощеголять в обновке. Опять надел тряпье, как и раньше...

- Товарищ командарм, а что было с орленком? - спросил боец, сидевший на крыше.

- С орленком? - Ока Иванович хитро усмехнулся и ответил не сразу: - Жив остался орленок, в Красной Армии служит, летает с фронта на фронт...

- Как? - не понял боец, что сидел на крыше.

- Так и летает... - сказал Ока Иванович серьезно. - А сбоку сабля колесом...

Бойцы поняли шутку командарма, а Махметка, о котором шла речь, расплылся в улыбке.

- А то еще есть орел, - продолжал Ока Иванович. - Этот всем орлам орел. Как только бросится в атаку, так белые офицеры врассыпную, боятся его, как черти ладана.