Страница 11 из 66
Бойцы встречали подарки веселыми восклицаниями, заглядывали в Ленькин чудо-мешок; тогда-то и увидел Махметка генеральскую шинель.
- Гляди, Ленка генерала плен брал!
Смеясь, Махметка накинул на плечи генеральскую шинель, и в это время из кармана выпал Тонькин подарок - белое холщовое полотенце. Бойцы сразу увидели надпись, вышитую красными нитками, и началась потеха.
- «Кого люблю, тому дарю. Люблю сердечно, дарю навечно», - громко читали бойцы, передавая друг другу полотенце.
- Я же говорил, что он женился! - сказал Хватаймуха.
- Подругу жизни нашел! Ай да шахтер!
Леньке стало неловко, и он погнался за Петром, отнял полотенце и от стыда сунул в мешок.
- Третий неделя стоим, - пожаловался вдруг Махметка, когда разговор перешел на серьезное. - Начальник дежурный больно бюрократ большой. Говорю ему: «Аллах не боишься, Буденный придет». А он отвечает: «До бога высоко, до Буденного далеко, а ты не разыгрывай Тараса Бульбу, а то на губу посажу». Такой несознательный.
- А ты бы ему свою саблю показал.
- Не боится, однако. Сердитый больно...
По всему было заметно, что буденновцы обосновались в тупике прочно и надолго. Эшелон безнадежно застрял между другими составами, точно его не собирались выпускать отсюда. Одиннадцать товарных вагонов с единственным пассажирским стояли без паровоза. Поржавевшие рельсы начали уже зарастать травой.
К пассажирскому вагону был прибит снаружи рукомойник. На кирпичиках варилась еда в котелках. На платформах сушилось белье, надуваясь парусом на ветру.
В штабном вагоне жило «начальство», главным образом бывшие разведчики-буденновцы. Комендантом был взводный из санитарной части, но с ним никто не считался. В почете был повар Антоныч, боец из белорусов по фамилии Антоненко. Это был добряк. Он исполнял обязанности повара, каптенармуса и начсклада.
- А где Сергей? - спросил Ленька, не видевший среди товарищей боевого друга.
- Вона Сергей, плачет, - сказал Махметка и заглянул под вагон, где вниз лицом лежал красноармеец и не то в самом деле плакал, не то спал.
- Почему плачет? - удивился Ленька.
- Олеко Дундича убили под Ровно, - объяснил Махметка.
Новость была печальной. Олеко Дундича любили в буденновской армии за бесстрашный характер. Многому научился у него Сергей Калуга и теперь тяжело переживал потерю друга и командира.
- Кто сказал, что Дундича убили?
- Ока Иванович.
- А он здесь? - изумился Ленька, - Ведь он на Западном фронте?
- Вчера у нас был. Обещался еще раз прийти.
Ленька так поразился и обрадовался этому известию, что в первую минуту не нашелся, что сказать, и молча смотрел на Махметку. Командир Четвертой кавалерийской дивизии армии Буденного Ока Иванович Городовиков был Ленькиным начальником и воспитателем. И если он появился здесь - значит, что-то должно измениться в Ленькиной судьбе, неспроста вызвали с фронта начдива.
Махметка, желая припугнуть товарища, заглянул под вагон и крикнул:
- Сергей, тикай, паровоз идет!
Сергей не спеша вылез, и Ленька не сразу узнал дружка: куда девалась забубённая шевелюра, остригли в лазарете под машинку.
- Здорово, Юзовка!
- Здравствуй, Калуга. Чего застряли здесь?
- Не пускают. Говорят, Западный фронт отходит на второй план. Появился другой, поважнее... Только ведь из нас бойцы липовые: кавалерия без коней, лазаретная команда. А ты никак трубачом заделался? - И Сергей потрогал Ленькину сигналку.
- В лазарете один боец подарил, учусь играть...
Махметка с завистью поглядывал на Ленькины шпоры, наконец не выдержал соблазна и предложил:
- Давай манять шпора!
- Смотря что взамен дашь...
За минутку Махметка сбегал в штабной вагон и вернулся со свертком.
Бойцы с интересом глядели, как Махметка осторожно развертывал газету, точно там была жар-птица. В свертке оказались галифе огненно-красного цвета, и не просто галифе, а «колокольчики» с навесными боками, да еще подшитые кожей на сиденье.
У Леньки загорелись глаза.
- Меняюсь.
- Снимай шпора, - решительно сказал Махметка.
Ленька отстегнул шпоры и, точно не веря, что так легко выменял драгоценную вещь, протянул их Махметке. Тот с жадностью схватил шпоры, будто в них и состояло все счастье. Оба чувствовали себя неловко: каждому казалось, что он обманул товарища.
- Вот возьми зажигалку в придачу, - сказал Ленька.
- Не надо!
- Тогда расческу бери. Алюминиевая...
- Не надо!
Махметка и в самом деле чувствовал себя счастливым: к такой сабле да еще серебряные шпоры!
Ленька примерил галифе: чуть великоваты. Буденновцы щупали сукно, смеясь, хлопали ладонями по кожаному заду.
- К таким галифе да сапожки бы! - сказал Сергей.
Не успели поговорить об этом, как явились сапоги. Их принес Антоныч. Сапожки были аккуратные, мягкие, на кожаной подметке.
- Если ты теперь трубач, носи на здоровье. Трубача должны видеть за версту!
Сергей снял свою кубанку с зеленым верхом и золотым перекрестьем, нахлобучил Леньке на голову.
- Трубача должны видеть за десять верст!
Петро Хватаймуха тоже желал внести свой вклад и откуда-то принес новую трубу.
- Трубача должны видеть за сто верст!
- А теперь сыграй, - сказал Сергей.
- Правда, Ленька, сыграй. Сердце соскучилось по сигналам, - попросил Хватаймуха.
- Здесь город, переполошим всех.
- Скажешь, я разрешил, - пошутил Сергей.
Ленька вскинул трубу, и заулыбались бойцы, узнали знакомый до боли кавалерийский призыв:
Всадники-други,
В поход собирайтесь,
Радостный звук
Вас в бой зовет!
- Здорово! А ну еще! - просил Хватаймуха.
Ленька заиграл «Коноводов»:
Коноводы, поскорей
Подавайте лошадей,
Подавайте лошадей,
Подавайте лошадей!..
- Ай да Ленька! - хвалили бойцы, а он сам уже разохотился и трубил под смех товарищей:
Сколько раз говорил дураку:
Не держись за луку!..
2
Можно было подумать, что Ока Иванович Городовиков ожидал Ленькиного сигнала, потому что явился в ту самую минуту, когда заливисто пел горн.
Начальник Четвертой кавалерийской дивизии армии Буденного увидел трубача и остановился руки в боки.
- Что я вижу? - воскликнул он, изображая на лице шутливый испуг. - Архангел в красных галифе коноводов сзывает!
Ленька оборвал сигнал и, радостный, замер с трубой в руке.
- Значит, выжил, Ленька? Не берет нас с тобой ни пуля, ни сабля. А ну, дай поглядеть на тебя. Хорош! Гусар, ей-богу, гусар! А труба твоя очень кстати. «Большой сбор» умеешь играть? Труби вовсю, будет важное сообщение.
Ленька замешкался, вспоминая мелодию сигнала, потом поднял горн, и над станицей зазвучал волнующий призыв:
Слушайте все, и все исполняйте!
Сберитесь, быстрее сомкнитесь,
Всадники ратные,
Бурею ринуться, саблею тешиться.
Дружно мы сломим врага.
Слушайте, всадники-други,
Звуки призывной трубы...
Оживился эшелон. Не прошло и трех минут, как вдоль вагонов выстроилась длинная шеренга красноармейцев. Никто ими не командовал, сами становились - сказывалась буденновская дисциплина. Ленька последним занял место на правом фланге, где положено стоять трубачу.
Комдив Городовиков, невысокого роста, туго затянутый ремнями и оттого стройный, в знакомой всем буденновцам серой папахе, в красноармейской гимнастерке с орденом Красного Знамени, молча стоял перед строем. Он пощипывал черные усики и слегка усмехался, точно знал заранее, как будут озадачены бойцы его сообщением.
- А вас немало набирается. Пожалуй, не меньше эскадрона будет, а?
- Берите выше, товарищ начдив, - послышался ответ. - Когда мы выезжали из Сальска, не было эскадрона, а пока ехали, обросли добровольцами. Теперь без малого дивизион.