Страница 7 из 93
Хозрасчетные тресты были наделены основными и оборотными средствами, и государство не отвечало по их долгам. Как юридическому лицу, тресту было дано право па участие во всех разрешенных законом сделках.
В ходе их функционирования выявились многие противоречия. Первые попытки самостоятельного выхода государственных трестов на рынок продемонстрировали неспособность этих объединений выдержать экономическую конкуренцию с частником. В трестах господствовали местнические интересы, неумелое ведение хозяйства приводило к расточительству и «проеданию» основного капитала трестов.[13] Не умея приспособиться к рынку, руководители госпредприятий сплошь да рядом ультимативно требовали перевести их на государственное финансирование и снабжение, либо настаивали на льготных субсидиях, скорейшей оплате продукции, купленной государством, и т. д.[14]«В придачу к этому неслыханное бесстыдное взяточничество, хищения, нерадения, вопиющая бесхозяйственность, характеризующая наш так называемый «хозрасчет», преступления, перекачивающие государственное имущество в частные карманы. В результате не только нет никакого государственного накопления, но, при нищенской заработной плате рабочим, приближается к концу запас полученного нами сырья, все более истощается основной, доставшийся нам капитал и все большее бремя должно ложиться на крестьянство».[15]
В этот же период времени широкое распространение получила внешнеэкономическая деятельность. Иностранная буржуазия большую ставку делала на внешнюю торговлю с Москвой. В приказе ВЧК от 8 января 1921 г. № 10 «О карательной политике ВЧК» деятельность иностранцев комментировалась следующим образом: «Ее орудие — внешняя торговля; развратить наши заграничные миссии процентными взятками, выкачать как можно скорее золотой и сырьевой запас, всучить Советской власти всякую дрянь вместо паровозов, машин, запасных частей… и через полтора года Советская власть очутится перед экономической пропастью…». В стране была объявлена государственная монополия внешней торговли.[16] От государственных органов требовался строгий контроль за тем, чтобы ни одно государственное учреждение, а тем более частное лицо «не вело самостоятельно без ведома и согласия Наркомвнешторга операций и закупок за границей. Экономические отделы обязывались не допускать на территорию РСФСР ни контрабандистов, ни посредников, ни коммерсантов, ни представителей иностранных фирм без разрешения центра».[17]
Между тем, 6 октября 1922 г. на Пленуме ЦК РКП(б) по протекции Н. Бухарина и Г. Сокольникова при поддержке Г. Зиновьева и Л. Каменева было проведено решение «о временном разрешении ввоза и вывоза по отдельным категориям товаров или в применении к отдельным границам». Это решение давало право на открытие закупочных контор и заключение внешнеэкономических сделок по купли-продаже определенных товаров. При этом вопросы контроля за этой деятельностью были не проработаны. Все это подрывало основы государственной монополии внешней торговли. Не вдаваясь в анализ экономической и политической составляющих этого вопроса, можно с большой долей уверенности утверждать, что с точки зрения криминологии и защиты экономической безопасности государства это решение Пленума давало широкие возможности российским и зарубежным предпринимателям для получения сверхприбыли и ухода ими от уплаты налогов и таможенных пошлин.
Шло время и надежды большевиков на то, что после разрешения концессий и других форм «частной инициативы» страну «завалят» льготными кредитами и дешевыми товарами, не оправдались. Пришло понимание, что иностранные капиталисты и новые советские буржуа стремятся лишь к удовлетворению своих личных и корпоративных интересов, а также что «громадное распространение взяточничества… грозит развращением и разрушением аппарата рабочего государства».[18]
Органами государственной безопасности постоянно отслеживалась политико-экономическая обстановка в стране, информация о ней сообщалась высшему партийному и государственному руководству. Как правило, информация была объективна, хотя и несла в целом несколько негативную направленность.
Так, в 1922 г. в оперативных материалах органов безопасности отмечалось, по сравнению с предыдущими годами, улучшение политико-экономического состояния страны. Этому способствовал хороший урожай и наметившаяся стабилизация роста цен.
Однако, несмотря на благоприятные общие тенденции, во многих районах страны отмечались волнения и забастовки, наиболее сильные прокатились по северо-западу республики и Украине в июне 1922 г. «В этих районах рабочие до самого последнего времени продолжают оставаться озлобленными и активно враждебно настроенными против Соввласти и РКП». Одним из факторов, влиявших на ухудшение настроения части рабочих, считалось усиление активности контрреволюционных партий.
Настроение у крестьянства было более ровным, что объяснялось хорошим урожаем, но тем не менее встречались факты недовольства. В основном это было связано с гибелью части озимых, с проведением в разгар страды трудгужналога, а также «сбором денежных налогов и поборов».[19]
В октябре обстановка резко ухудшилась. Сущность этого изменения обусловливалась, во-первых, проводимой кампанией по сбору продналога у крестьянства и, во-вторых, продолжающимся общим кризисом народного хозяйства, обрушившимся на город.
Проведенный анализ показывает, что отличительной чертой подобных явлений от прошедших после революции лет являлось то, что данный кризис носил чисто экономический характер и не выливался в формы политического кризиса.
Проходивший в апреле 1923 г. XII съезд РКП(б) отметил оздоравливающее влияние НЭПа на хозяйственную жизнь. Это выразилось в оживлении промышленности, в повышении производительности труда и качества продуктов, в несомненном и очень значительном улучшении положения рабочих, в более правильном подходе к решению хозяйственных задач. Вместе с тем были отмечены и недостатки первого периода новой экономической политики: отставание тяжелой промышленности от легкой, неурегулированность цен. Требовалось установление «более нормальных» соотношений между отраслями легкой промышленности и сельскохозяйственными отраслями, которые поставляют ей сырье. На съезде был одобрен переход в сельском хозяйстве от натурального налога к денежному, объединение всех государственных налогов в единый сельскохозяйственный налог.[20]
Известно, что в решениях съезда подчеркивалась необходимость достижения прибыльности предприятий. Однако это указание съезда некоторые хозяйственные руководители поняли по-своему, по-существу извратили его смысл. Если в резолюции съезда речь шла просто о прибыли, причем одним из важных путей ее обеспечения было названо понижение себестоимости промышленной продукции, то заместитель председателя ВСНХ Г. Л. Пятаков выдвинул требование извлекать «наибольшую прибыль».[21] В результате этого несоответствие цен на промышленные изделия и продукты сельского хозяйства стало приобретать угрожающий характер.[22]
К маю 1923 г. вследствие отсутствия сбыта и сырья работу предприятий во многих отраслях пришлось сворачивать. Попытки государства компенсировать предприятиям замедление оборотного капитала за счет выдачи кредитов и ассигнований вело к продолжению накапливания на складах готовой продукции, которую нельзя было реализовать из-за высоких цен. Многие государственные предприятия вынуждены были открывать собственные магазины, организовывать продажу с лотков, выдавать зарплату продукцией и т. д.
13
См.: Бысшрова И. В. Государство и экономика в 20-е годы: Борьба идей и реальность // Отечественная история. 1993. № 3. С. 19–34.
14
Иванов Ю. НЭП, рынок, социализм//Свободная мысль. 1998. № 3. С. 79.
15
Набросок тезисов доклада Ф. Э. Дзержинского в ЦК РКП(б) о перестройке госаппарата и борьбе с хозяйственными преступлениями от 16 марта 1923 г. // Ф. Э. Дзержинский — председатель ВЧК- ОГПУ…: Сб. документов (1917–1926 гг.). М» 1977. С. 389.
16
Введение монополии внешней торговли, мера, характерная именно для социалистического государства, лишало буржуазию возможности перевода своих капиталов за границу и сосредотачивало в руках государства всю валюту. (Новицкая Т. Е. Гражданский кодекс РСФСР 1922 года. М., 2002. С. 15).
17
ЦА ФСБ России. Ф. 66. Оп. 1. Пор. 36. Л. 459.
18
ГА РФ. Ф. 9495 с. Оп. 1. Д. 8. Л. 213
19
ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Пор. 118. Л. 73/3.
20
См.: Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 2. М, 1972. С. 405.
21
Торгово-промышленная газета. 1923. 19 июля.
22
Борьба с попытками решать вопросы хозяйственного строительства не с помощью экономических методов, урегулированных в советском законодательстве, а путем военных приказов и военного штурма значительно осложнялась тем, что «военно-коммунистические иллюзии» получили довольно широкое распространение и в партии, и в государственном аппарате. Это обстоятельство отмечалось в исследованиях советских историков (См. напр.: Генкина Э. Б. В. И. Ленин и переход к новой экономической политике // Вопросы истории. 1964. № 5. С. 22–23; Поляков Ю. А. Стимул, мера, темп (Некоторые проблемы новой экономической политики) // Вопросы истории. 1964. № 7. С. 60–61), и в работах современников этих событий, писавших в начале 20-х годов. Так, М. Н. Покровский, вспоминая в 1924 г. о переходе к НЭПу, писал о коммунистах-просвещенцах, которые возвращались с фронтов гражданской войны «военными коммунистами», «с уверенностью, что то, что дало такие блестящие результаты по отношению к колчаковщине и деникинщине, поможет справиться со всеми остатками старого в любой другой области» {Покровский М. Н. Октябрьская революция: Сб. ст. (1917–1927). М., 1929. С. 375). Триумфальная победа в гражданской войне порождала «надежду, что дело пойдет так же быстро и в хозяйственном строительстве, стоит только пустить в ход военные приемы»(Там же).