Страница 39 из 93
Анализ материалов деятельности комиссий убедительно показывает, что руководство государства осознавало, что существенным условием, порождающим коррупцию в органах власти и управления являлось нарушение принципа подбора кадров. Прием на работу лиц, по своим качествам неспособных справиться с возложенными на них обязанностями, проникновение на работу, связанную с материальной ответственностью лиц, не внушающих доверия, создавало реальную опасность интересам государственной службы. Налаживание работы госаппарата по подбору и расстановке кадров было решено провести в «организационно-контрольный период», который планировался с 1 декабря 1922 г. по 1 января 1923 г.
В эти сроки предписывалось проведение комиссиями «пересмотра и чистки личного состава центральных и местных советских учреждений… с точки зрения благонадежности… взяточничества, хищничества и бесхозяйственности» и составления «секретных списков» на лиц, которым запрещено работать в государственных учреждениях.[270]
В соответствии с Краткой инструкцией СТО[271] порядок и методы проверки по каждому ведомству вырабатывались самостоятельно. Так, например, при проверке сотрудников РКИ главное внимание предписывалось уделять следующим моментам: где фактически протекает работа сотрудника; имеет ли постороннее занятие и заработки, какие именно, совместительствует ли, где; получал ли из подконтрольных учреждений какие-либо индивидуальные, денежные и материальные выдачи, пользовался ли от них квартирой, транспортом и средствами, где, давал ли какие-либо консультации подконтрольным учреждениям за особую плату, исполнял ли какие-либо работы подконтрольным учреждениям; не подвергался ли за время службы в РКИ каким-нибудь судебным, административным и дисциплинарным взысканиям, выговорам и т. д.[272]
Ведомственная комиссия по НКВД и ее органы на местах строили эту работу на основе тщательного изучения:
а) личного дела сотрудника;
б) заполненной проверяемым специальной анкеты;
в) справок о судимости.
При проверке каждого сотрудника особое внимание обращалось на ответы специальной анкеты о: средствах и заработке данного служащего; прошлой службе; причине увольнения, если таковое имело место; уголовном прошлом; наличии родственников в органах НКВД и пр.
В первую очередь увольнению подлежали «уже опороченные в этом отношении по суду», а затем «лица, кои при тщательном наблюдении и проверке окажутся неблагонадежными». Они (даже те, в отношении которых состоялся оправдательный приговор суда) должны были заноситься в особые секретные списки, «централизуемые» в комиссии СТО, с тем, «чтобы этих людей не принимали на службу и в другие ведомства». Полученный комиссиями материал, указывающий на преступную деятельность данного лица, «должен быть передан в зависимости от характера и степени обработки материала в судебные, розыскные и контрольно-ревизионные органы» для привлечения этого лица к ответственности.[273]
Работа членов ведомственных комиссий проходила без отрыва от основной службы. Об их загруженности красноречиво свидетельствует отчет председателя Вологодской губернской ведомственной комиссии НКВД в Центр, который он писал, «урывая от своей перегруженности работы в 4 часу ночи» после завершения своего «рабочего дня». Тут нужно пояснить, что, помимо выполнения основной работы в должности заведующего отделом управления НКВД, он одновременно председательствовал еще в «Комиссии Последгола, Комиссии по изъятии церковных ценностей, Комиссии по пересмотру и укомплектованию милиции, Комиссии по борьбе со взяточничеством», а также участвовал и «в других комиссиях, проводимых на месте». Вся эта деятельность требовала от него «экстренного проведения ударных работ», много «энергии и знания», «а с моим образованием, — писал он в отчете, — приобретенным в сельско-приходской школе за меру картофеля, провести эту… работу к указанному сроку не удалось — и думаю, что вряд ли бы кто это провел, так как всякой лошади наденут один хомут и то хорошо приправленный, чтобы не стереть плечи, а не пять хомутов, как это у нас проделывается на местах за неимением работников…».[274]
Как правило, деятельность губернских и областных ведомственных комиссий НКВД в период проведения второго этапа «ударной кампании» сводилась к проведению следующих мероприятий:
а) организации публикаций в местных печатных органах заметок о взяточничестве с «призывами оказания органам власти содействия в борьбе с этим злом»;
б) проведению специальных тематических собраний членов РКП(б) и профсоюзов;
в) вывешиванию специальных ящиков для жалоб и заявлений о взяточничестве среди сотрудников НКВД;
г) рассмотрению различных запросов;
д) составлению списков личного состава, которые затем посылались в губернский отдел ГПУ для проверки сотрудников НКВД на предмет политической благонадежности и наличия судимости в прошлом.
Для повышения эффективности борьбы со взяточничеством часть комиссий ввела запрет на заключение коммерческих сделок между всеми государственными, кооперативными и профессиональными учреждениями, работающими на их подведомственной территории, и частными предпринимателями и посредниками без предварительной проверки комиссией «коммерческой честности» коммерсантов и получения разрешающей визы от председателя комиссии.[275] Для предупреждения принятия на государственную службу «лиц с предосудительным прошлым и склонным к хищениям и взяточничеству» создавались аттестационные комиссии, задачей которых было выяснить личность поступающего, изучить его послужного списка и получить «рекомендации от двух ответственных работников». В местных органах и учреждениях НКВД для выявления фактов взяточничества создавались «кадры наблюдателей-осведомителей из членов РКП», которые, по мнению комиссии, «необходимо было сохранить и после ликвидации» ведомственных комиссии. В Калужской губернии ни одна заметка, помещенная в местной печати, «хотя бы со слабым намеком на взятку… не была оставлена без проверки». Для этого при отделе управления НКВД было специально выделено лицо, которое в качестве информатора следило за всем, появляющимся в печати. «Местное население прекрасно учло это нововведение и, не стесняясь, в форме корреспонденции начало заполнять газетные столбцы сообщениями о случаях взятки. Такая широкая огласка послужила могущественным стимулом, сдерживающим многих должностных лиц от соблазна получения взятки, так как каждый из них боялся попасть на страницы газеты…»[276] Подобная практика использования прессы в борьбе с преступностью активно применялась и в других местах. Так, например, московской прокуратурой только за июль 1923 г. по газетным заметкам было возбуждено 112 уголовных дел, из них 15 дел о должностных преступлениях.[277] В других местах Комиссии использовали печать для предания гласности результатов чистки. Так, например, в городе Царицыне предписывалось публиковать в местной газете «Борьба» «алфавиты» лиц, уволенных губернской комиссией с работы, для того, чтобы их не принимали на службу в другие учреждения, «а если кто либо из них и находится на таковой, незамедлительно снять.[278]
Но несмотря на предпринимаемые меры по борьбе со взяточничеством в НКВД не смогли достичь особых положительных результатов. «Ящики жалоб оставались пустыми, изредка попадались анонимки[279] не по существу; часто простые почтовые письма, бросаемые гражданами как бы в почтовый ящик, совсем мало поступило жалоб на действия работников и сотрудников учреждений… Уполномоченные Губкомиссии по борьбе со взяточничеством… материал предоставляли частично, не полностью, не точный».[280] Были случаи, когда кампания по борьбе со взяточничеством использовалась для сведений личных счетов, устранения «политически неблагонадежных». В решениях комиссий ласто встречаются такие мотивировки увольнения: «за дискредитацию Советской власти», «за систематическое пьянство», «как работник низкой квалификации», «сомнительный», «не заслуживающий доверия» и т. п.
270
Для этого в каждом уезде и волости назначался уполномоченный по борьбе со взяточничеством, которому для получения необходимой информации поручалось создание специального штата надежных, честных осведомителей в каждом подразделении ведомства, а также «производство негласного расследования по поступающей информации о всех случаях взяточничества». (ГА РФ. Ф. 9495 с. Оп. 1. Д. 2. Л. 9.).
271
ГА РФ. Ф. 9495 с. Оп. 1. Д. 2. Л. 3.
272
Там же. Л. 3.
273
Там же. Л. 9.
274
Там же. Д. 8. Л. 167.
275
Обязательное постановление Пленума Рогачевского Исполнительного Комитета Гомельской губ. от 10.01.1923 г. № 6 (См.: ГА РФ Ф. 9495 с. Оп. 1. Д. 13. Л. 19.).
276
Там же. Л. 329.
277
См.: ЕСЮ. 1923. № 32. С. 732.
278
ГА РФ. Ф. 9495 с. Оп. 1. Д. 7. Л. 259.
279
По сложившейся в начале 20-х гг. практике анонимные заявления рассматривались только при наличии в них «точных фактов», указывающих на правонарушение. Так, например, в обращении к гражданам Комиссия по борьбе со взяточничеством коммунального отдела НКВД г. Рыбинска заявляла, что она гарантирует тайну поданных заявлений и предупреждает, что «анонимные заявления без указания точных фактов рассматриваться не будут». (Там же. Л. 133.).
В дальнейшем решение вопроса об использовании правоохранительными органами информации, содержавшейся в анонимных письмах нашло свое отражение в УПК РСФСР 1923 г. В ст. 93 было записано, что «анонимные заявления могут служить поводом к возбуждению уголовного дела только после предварительной негласной проверки их органами дознания».
280
Там же. Л. 50, 51.