Страница 2 из 11
…С особистами ему не везло. Осенью сорок первого его послали с рацией и продовольствием в окруженную под Вязьмой армию. Поляна, которую отвели окруженцы под аэродром, оказалась маленькой, и Богданов по неопытности влетел в кусты, побил винт. Второй По-2 (тогда еще У-2) улетел. Сослуживец пообещал следующей ночью привезти винт, но на рассвете явился «мессер» и сжег беззащитный самолет. Сослуживец не прилетел (позже выяснилось, что его сбили на обратном пути), и Богданов стал пробираться к своим. Зарос, отощал, но выбрался. Попутки довезли его к аэродрому, а там прищемил особист. Посадил на «губу» и ежедневно таскал на допросы. Богданов, не в пример другим, вышел из окружения в форме, при оружии и документах, но особист именно это счел подозрительным. Твердил как попугай:
— Кто и как тебя завербовал? Какое задание дали?
Фамилия у лейтенанта НКВД была Синюков, и Богданову, ошалевшему от бесконечных допросов, стало казаться, что лицо у лейтенанта тоже синее, как у упыря.
— Пишите! — сказал он, не выдержав. — Расскажу про задание.
Синюков с готовностью схватился за карандаш.
— Немцы поручили передать лейтенанту НКВД Синюкову, — четко выговаривая слова, сказал Богданов, — что не там шпионов ищет!
Особист от злости переломил карандаш пополам.
— Под трибунал пойдешь! — прошипел. — Завтра же!
Однако завтра на гауптвахту, устроенную в сарае деревенского дома, пришел не особист, а командир полка Филимонов. Протянул Богданову пояс с кобурой.
— В полку три летчика остались, — сказал сердито, — а ты прохлаждаешься. Марш в строй!
Богданов козырнул и побежал к штабной избе. Особист от него отстал, но разговора не забыл. Год спустя Богданов со штурманом Колей Сиваковым в составе звена вылетели на бомбежку железнодорожной станции Ясное. Чтоб не привлекать внимания немцев, шли к цели порознь, разными маршрутами. И по пути увидели другую станцию, Петровку, забитую эшелонами. На станции даже горели фонари — немцы не опасались налета.
— Командир! — закричал Сиваков. — Ну, ее на хрен, эту Ясную! Ребята сами справятся. Нельзя такую цель упустить!
Покойный Коля, как и Богданов, был парнем порывистым, надо ли говорить, что спора не возникло? Они подкрались к станции на скольжении, бесшумно, и Коля, словно руками, положил первую ФАБ-50 прямо в стоявший под разгрузкой состав с цистернами. К небу взметнулось высокое пламя, Богданов развернулся, и Коля спустил вторую бомбу на паровоз у выезда со станции — закупорил путь. После чего они еще четырежды заходили на цель, а в завершение Коля построчил из «шкаса». Вся станция была объята пламенем, пылали нефтеналивные цистерны, с грохотом взрывались снаряды. Обратной дорогой они с Колей пели. А по возвращению угодили на гауптвахту.
— Где были, куда бомбы сбросили? — тянул жилы Синюков. — Какая Петровка? Ее «Пе-2» разбомбили, из соседнего полка, я звонил. Признавайтесь, трусы!
Мурыжили их несколько дней, после чего внезапно, без всяких объяснений выпустили. Позже Богданов узнал, что командующий фронта лично потребовал представить летчиков, разбомбивших станцию Петровка (из-за чего сорвалось наступление немцев) к званию Героя. Разведка выяснила, что на станции сгорели двенадцать эшелонов и семь паровозов. Командир полка «Пе-2» заикнулся было о своих, но на столе командующего лежало донесение: станцию бомбил У-2. К тому же Пе-2 по ночам не летают… Богданова с Колей выпустили, но Героев не дали — Синюков похлопотал. Вручили каждому необычную среди летчиков медаль «За отвагу» и велели молчать. Они с Колей были рады: не за орденами летали.
Спас их тогда Филимонов, лично доложивший командиру авиадивизии о случившемся. По просьбе Филимонова Синюкова куда-то перевели, его заменил Гайворонский — тучный, мордатый капитан. В отличие от Синюкова, держался он просто, любил посидеть в компании с летчиками, рассказать о семье (у капитана было двое детей), похвастаться красавицей женой. Черт дернул Богданова за язык. Надо сказать, выпили они немало. Экипажам ночных бомбардировщиков фронтовые сто граммов наливают за завтраком, когда не только пить, есть не хочется. Поначалу водка оставалась в графинах, но потом кто-то сообразил переливать в фляги — про запас. Насобирали, набрались… Погода стояла нелетная… Богданов и сболтни:
— Что скажете своим детям, товарищ капитан, когда домой вернетесь? Вы разу в сторону немцев не выстрелили!
Гайворонский побагровел и пулей выскочил из столовой. Леня Тихонов, друг, покрутил пальцем у виска. Богданов сам понимал, что сморозил. Что его забрало? Может, иконостас из орденов на груди особиста? У Богданова орденов хватало, но у капитана больше. А ведь Богданов летал чуть ли каждую ночь…
Капитан отыгрался скоро. Богданова сбили, и он сел на вынужденную в немецком тылу. Коля Сиваков погиб — снаряд малокалиберной зенитки разорвался у него в кабине. Богданов в одиночку пошел к своим. Тыл кишел немцами, нечего было мечтать добраться к фронту в форме и с документами. В ближней деревне оставил все, кроме пистолета. Старик, принявший форму и документы на хранение (особенно жалко было орденов), дал взамен промасленный комбинезон и бумажку, где говорилось, что предъявитель сего служит у немцев на железной дороге. Одежда и бумажка принадлежали умершему от тифа сыну деда. Богданов запомнил название деревни, фамилию старика, и потопал к фронту. Пришлось прятаться в лесах и даже отстреливаться от полицаев (одного убил, остальные отстали), к своим вышел только на четвертый день. Вот тут Гайворонский взял в оборот. Дело шил серьезное — измена Родине, пахло не штрафбатом — расстрелом. Филимонов, золотая душа, выручил снова. Послал в тыл По-2 — экипаж Лени Тихонова вызвался добровольно. Ребята ночью сели у деревни, забрали у деда форму и документы Богданова, заодно привезли письменное объяснение старика. Рисковали, конечно, но сделали как надо. Капитан скрипел зубами, но Богданова выпустил. Расстались они плохо. Богданов понимал: в следующий раз так не повезет.
Богданову дали новый самолет, но летал он теперь как связной и транспортник. Никто не хотел к нему штурманом. Летчики — народ суеверный, три убитых штурмана у одного пилота — достаточное основание, чтоб не спешить занять их место. Богданов злился, ходил к командиру полка, тот лишь плечами пожимал. Но однажды сказал:
— Есть рапорт оружейницы Лисиковой. Закончила летную школу, штурман, просилась в 46-й гвардейский полк, где одни женщины. Не взяли, хватает своих. Чтоб не сидеть в запасном полку согласилась стать оружейницей. Девка хорошая, служит добросовестно. Возьмешь?
Богданов поморщился:
— Баба? Нужен опытный штурман!
— Тебе-то зачем? — усмехнулся Филимонов. — Ты на карту раз глянешь — и запомнил! Сколько раз летал к партизанам и на выброску диверсантов без штурмана? Не заблудишься! Главное, бомбы метко бросать. Справится!
— Дайте хотя бы проверить! — взмолился Богданов.
Филимонов согласился. Богданов несколько раз вывез Лисикову в учебные полеты, втайне надеясь, что малявка напутает или сделает не так. Не вышло. Не то, чтоб Лисикова показала класс, но в воздухе ориентировалась уверенно, бомбы бросала точно в круг. Богданов неохотно согласился.
Появление нового штурмана развеселило эскадрилью. Лисикова была не просто женщиной, а очень маленькой женщиной — Богданову до плеча. Форма, даже ушитая, сидела на ней как на пугале, сапоги на пять размеров больше болтались на ноге, пилотка сползала на нос. «Дите горькое!» — как определил Тимофей Иванович, механик Богданова. Товарищи с серьезным видом предлагали Богданову отныне подвешивать к самолету только ФАБ-100 — раз штурман ничего не весит, нельзя не терять такую возможность! Другие советовали привязать к костылю гирю: у По-2 хвост легкий, без должной нагрузки самолет при посадке скапотирует. Однако зубоскалили в эскадрилье недолго. В одном из вылетов подбили Леню Тихонова, причем, ранили обоих: пилота и штурмана. Леня сел на вынужденную в немецком тылу. Богданов, заметив, приземлился рядом. Леню со штурманом засунули в кабину штурмана, Лисикова встала на крыло, уцепившись за стойки. Богданов лично прицепил ее страховочным фалом, но тот не понадобился: Лисикова простояла на крыле до самой посадки. Богданову пришлось расцеплять ее пальцы — сама разжать не могла. После того перелета над Лисиковой шутить перестали: стоять без парашюта на крыле летящего По-2 не каждый мужик решится…