Регина

— Что это?! — с яростным шипением в голосе поинтересовалась она у служанки, показывавшей новой хозяйке её апартаменты.

Перепуганная женщина вжалась в стену, настолько кровожадное лицо стало у красавицы-графини.

— Я спрашиваю, что это за конура? Даже мой пёс, да что там Лоренцо, Шарбон не станет заходить в этот… отстойник. Сколько лет сюда не заходили и когда последний раз здесь убирались? Из какой выгребной ямы вытащили эти кресла и зеркала? И какой идиот додумался устроить спальню в самом глухом углу замка?! Что ты стоишь и кудахчешь, как курица?! Единым духом чтоб спустилась вниз и нашла этого мерзавца управляющего! Ну, я жду!

Несчастная служанка, подобрав юбки, стремглав понеслась по коридору. Когда управляющий замком Бернар Тьевено, крепкий дородный мужчина с большим пунцовым носом и густыми бровями, внушающий уважение и трепет одной своей тяжёлой походкой, появился перед разгневанной Региной, с десяток слуг уже прятались за приоткрытыми дверями в ожидании крупной разборки между новой хозяйки и властным Тьевено. Кое-кто уже спорил на два су о том, за кем останется последнее слово.

Регина к тому времени уже присмотрела подходящие комнаты для себя, вот только там, где она хотела видеть свою спальню, была королевская молельня, сплошь украшенная резными деревянными панелями на религиозные темы. Зато какой светлой и просторной она была! Какой вид открывался из высоких квадратных окон, не испорченных яркими витражами! Девушка настежь открыла ставни и свежий прохладный ветер с реки ворвался, словно звонкая песнь жаворонка, в большую комнату с высоким, поддерживаемым полукруглой аркой потолком, сквозь штукатурку которого просвечивали грубо замазанные белилами фрески. Она наклонилась, перегнувшись через подоконник: прямо под окнами расстилалась буйная зелень берегов, безмятежная гладь реки и разноцветье заросших террас. Ветер мгновенно растрепал рыжие кудри, разрумянил щёки, наполнил лёгкие чистым воздухом с тонким ароматом цветов и еле уловимым привкусом дыма дальнего рыбацкого костра.

— Ваше сиятельство чем-то недовольны? — нарушил эту идиллию густой недовольный голос управляющего.

Регина на время потеряла дар речи от несказанного удивления: в её доме ни один слуга не смел разговаривать с ней подобным тоном. Видимо, Тьевено ещё не понял, с кем имеет дело и кто теперь будет всем распоряжаться. Спокойным, медовым голосом, терпеливо и доходчиво, она пояснила управляющему, как малому дитя:

— Прежде всего, месье Тьевено, я недовольна вашим тоном. Потрудитесь запомнить, что с этой минуты ничего — понимаете, абсолютно ничего! — в этом замке не должно происходить без моего ведома. Это первое. И не надо делать такое удивлённое лицо. Возражать мне тем паче не смейте. Второе. Меня категорически не устраивает этот каземат, который вы изволили отдать под мои апартаменты. Сегодня после обеда пусть заложат экипаж — я поеду в Брезе к торговцам купить новые шпалеры и приличную мебель. Я хочу, чтобы эту молельню в кратчайшие сроки переделали под мою спальню. Резные панели с западной стены нужно убрать, кстати, ими можно украсить капеллу, на восточной стороне Святого Себастьяна оставить. На место убранных панелей я куплю шпалеры. Камин переложить полностью. Обивку для стен я выберу сама, портьеры тоже. Где-то в западном крыле в одном из гостевых покоев на втором этаже я видела чудесный секретер и кресла. Перенесёте их сюда. По обустройству кабинета я отдам отдельные распоряжения, чуть позже, когда как следует осмотрюсь и решу, что именно мне нужно. На этом всё. Выполняйте.

— Но, госпожа, это королевская молельня. И вообще этот замок — собственность французской короны, — возмущённо попытался поставить Регина на место управляющий.

Обманчивого спокойствия графини как не бывало. Светлые глаза полыхнули такой яростью, что с Тьевено в миг слетела вся его многолетняя спесь, в нежном женском голосе зазвенел закалённый металл:

— Вам что-то непонятно, месье? Или вы не согласны с моим решением? Что ж, место управляющего Сомюром всегда можно объявить вакантным. А что до того, в чьей собственности находится замок. Король ведь отдал его, если я ничего не путаю, герцогу Анжуйскому, не так ли? Граф де Бюсси на сегодняшний день является губернатором Анжу и герцог позволил ему пользоваться Сомюром как своей резиденцией во время пребывания в провинции. Я права?

Тьевено шумно сопел, признавая правоту графини.

— Так вот что я вам хочу сказать, месье Тьевено. Граф де Бюсси согласен заранее со всеми моими приказами. Если же вам, господин управляющий, необходимо личное разрешение герцога Анжуйского — оно у вас будет. Вот только в этом разрешении обязательно появится пункт о вашем увольнении.

Она наклонилась совсем близко к багровеющему Тьевено и, понизив голос почти до шёпота, спросила:

— Неужели вы всерьёз могли подумать, что герцог Анжуйский откажет мне в такой малости, как перестройка Сомюра?

Управляющий вздрогнул, услышав этот опасный и манящий шёпот, и в священном ужасе заглянул в глубокие и беспощадные глаза красавицы.

Да, глупо было даже допускать мысль о том, что герцог Анжуйский вообще может в чём-либо отказать этой колдунье, против безбожной красоты которой не было ни оружия, ни лекарства. Зная любвеобильную натуру герцога, нетрудно было догадаться, что не только граф де Бюсси, но и его сюзерен находились в полной зависимости от капризов рыжеволосой ведьмы.

— Простите, ваше сиятельство, всё будет сделано, как вам угодно, — процедил сквозь зубы Тьевено, обреченно осознав, что спорить со стихией бессмысленно.

Регина довольно фыркнула и, шумно взмахнув юбками, направилась вниз, осматривать конюшни.

Луи остался в Сомюре всего на неделю, пока не убедился в том, что Регина устроилась здесь, как в собственном доме, и вновь вернулся в Париж, чтобы не вызывать ненужных сплетен и подозрений своим отъездом.

— И что ты скажешь в Лувре? — спросила Регина его перед отъездом.

— Любовь моя, я не держу отчёта перед герцогом. Я губернатор Анжу, мало ли какая надобность у меня возникла для отъезда, — Луи небрежно повёл плечом.

— А если спросят обо мне? Всё-таки надо было нам уехать тайно, переодевшись в каких-нибудь торговцев или обедневших провинциальных дворян.

— Вот тогда бы точно наше исчезновение переполошило бы весь Париж! Нет, это не самая хорошая идея. Не волнуйся, приеду в Париж, узнаю что да как, и что-нибудь придумаю. Не печалься, я скоро вернусь, совсем скоро. Разве смогу я теперь находиться долго вдали от тебя?

— Ах, Луи, неужели обязательно так скоро тебе ехать в Париж? Разве тебе плохо здесь? Останься ещё хоть на день, прошу тебя, — она взяла его сильные, горячие руки в свои ладони, поднесла их губам.

Столько лет, целую вечность ждала она этой возможности быть рядом с ним, дарить ему свою любовь, что сейчас от одной мысли о его отъезде глухая тоска вползала в её душу, вновь обретая свою изматывающую власть над нею. Призрак одиноких лунных ночей маячил совсем близко. Нет, не для того она убивала и предавала и шла по смертоносному лезвию, чтобы вновь слушать волчью песню безбрежной тоски.

— Регина, ангел мой, ну что ты, право, так убиваешься? Я ведь ненадолго. Пойми, я должен уехать сейчас, чтобы потом нас никто не смог разлучить навечно. Я уезжаю ради нашего счастья, ради нашей любви. Ведь раньше ты одна боролась за свою любовь, а я прятался от тебя, от себя, от собственных чувств. Теперь пришёл мой черёд принимать бой. А ты, как и полагается прекрасной даме, будешь ждать своего рыцаря на высокой стене замка. Я вернусь так скоро, как только смогу, но даже в разлуке мои мысли, моё сердце будут с тобой.

— Но Луи, что я буду здесь делать одна? Я умру от тоски! Не успела я надышаться тобой, не успела отогреться в твоих объятиях, как ты уже покидаешь меня!

— У нас впереди вся жизнь, любимая моя. И если сейчас мы сохраним твёрдость духа и не потеряем головы, то сможем выстоять и победить. Доверься мне. Я знаю, что делаю. И не плачь, ты же у меня сильная и очень храбрая. Потерпи немного.