Страница 39 из 176
Холодная, густая кровь, вперемешку с желтой жидкостью, капала на пол, из жутких разрезов на телах зомби выпадали зловонные куски внутренностей. Словно канаты, на нечеловечески длинных руках перерожденцев натянулись жилы и волокна мускулов, а язвы на них начали источать белую слизь… Гордон закричал, судорожно ища выроненный пистолет, а воскрешенные покойники приближались, и из их ртов вылетали сдавленные, полные горя и боли стоны… Это и было самым ужасным. То, что человек все еще чувствовал боль и мучения, его кости ломались, росли новые горбы и язвы, внутренности вываливались из чрева, но мертвец все это чувствовал и страдал адскими муками, но не мог прекратить это. Он хочет умереть, умереть снова и побыстрее, но не может… Он понимает, что так не должно быть, но не может сопротивляться этому маленькому монстру на своей голове, превратившего его тело в гниющую марионетку с одной лишь целью — убивать.
Фриман наконец нашел пистолет и со стоном боли и нечеловеческого страха выпустил пять зарядов в тело ближайшего к нему перерожденца. Пули вошли одна за другой, с глухим чмоканьем, и живой труп застонал еще жалобнее. Кажется, это был женский голос… Фриман, в панике метаясь по полу, ощутил, что из-за боли в спине не может подняться на ноги. Ничего не видя от ужаса и боли, Гордон выпустил в зомби еще три пули, и тот, наконец, упал, издав вздох, похожий на облегчение. Гордон, скрипя зубами от боли в позвоночнике, приподнялся на руках и, перезарядив пистолет, с криком открыл огонь по уже подошедшему с другой стороны зомби. Четыре пули вошли в покрытое язвами тело, словно в масло, и Гордон отчаянно застонал — зомби не остановился, и, напротив, со сдавленным стоном еще быстрее пошел на жертву. Гордон, не прекращая стрелять по развороченному торсу трупа, конвульсивно сорвал с пояса монтировку и несколько раз изо всех сил ударил уже занесшего руки перерожденца по «голове». Издав хриплый звук, зомби упал, и Гордон, превознемогая боль в спине, еле успел увернуться от падающего тела. Затравленно оглядевшись, он увидел, как к нему, переступая через трупы, приближаются еще два перерожденца. И вдруг Гордон увидел за их спинами прислоненный к стене небольшой баллон с пропаном. Не думая о последствиях, он нажал на спуск.
Гордон успел лишь увидеть вспышку ослепительного огня, звуковая волна щелкнула по ушам, оставив в них глухой звон. Гордона хлестко швырнуло к стене, и все затихло.
С минуту Фриман лежал, не открывая глаз, пребывая в довольно странном состоянии. Он то проваливался в забытье, то вновь начинал осознавать себя. В голову лез совершенно невообразимый вихрь мыслей — ему вспоминались часы диких пирушек с однокурсниками, сцены из разных фильмов ужасов и даже текст его диссертации. Гордон то тщетно пытался понять, жив ли он еще, или уже на том свете, то вслушивался в пронзительный звон в ушах и ноющую спину. Наконец, он решился открыть глаза — по ним тут же резанул прозрачный серый дымок. Гордон, не поднимая головы с дощатого пола, оглядел то, что осталось от комнаты. Трупы были разбросаны в новом беспорядке, и над ними уже натекли свежие лужи затхлой крови. Зомби лежали недвижно, с одного из них даже сорвало хедкраба. Пистолет Гордон все еще сжимал в руке. Но Фриман увидел в полуметре от себя нечто новое — перед ним, шагах в трех лежал грязный револьвер «Магнум». Гордон даже не пытался понять, откуда он тут, хотя, скорее всего, до взрыва он лежал под трупами. Фриман, все еще дрожа крупной дрожью, захотел встать. Но не получилось — от нахлынувшей в спину боли Гордон даже вскрикнул. Зомби приложился основательно… Фриман, преодолевая боль, все же сумел сесть на полу. Быстро посмотрел на мониторчик скафандра, который был на руке. Индикатор показывал сильный ушиб и гематому, но, видимо, взрыв заклинил скафандр — лечебная программа не запустилась. Запустив ее вручную, Гордон наконец почувствовал, как костюм вколол порцию обезболивающего и включил охлаждение на участке ушиба. Через минуту боль начала отступать. Гордон, осторожно порадовавшись, что так легко отделался, дотянулся до револьвера и, правда, с трудом, встал.
Но Фриман не успел даже как следует оглядеть находку — вдруг слабый стон огласил комнату. Гордона бросило в пот, он напряженно оглянулся на звук. И увидел то, что долго не мог забыть. Трупы на полу зашевелились, их словно что-то двигало изнутри. И вдруг из-под тел вылез зомби… Гордон попятился назад, выставил руку с револьвером, но выстрела не последовало. Гордон все жал и жал на курок, отказываясь поверить в то, что барабан пуст. А оно вылезало…. Это был зомби, но не такой, как раньше… Судорожно шкрябая по полу когтями, к Гордону ползло на руках то, что осталось от перерожденца — верхняя часть туловища до живота. Дальше по полу волочились лишь кровавые ошметки, оставляя на досках бурый след… Зомби застонал, и нервы Гордона не выдержали. Вместо крика из горла Фримана вырвался слабый хрип, и он бросился бежать. Он не знал, куда бежит, и что его там поджидает, но он не мог смотреть на это… А сзади еще долго слышались все слабеющие стоны ползущего по полу разорванного надвое перерожденца…
Гордон в панике и ужасе выбежал из этого приюта смерти в какой-то темный внутренний дворик, зажатый между коттеджами европейского стиля. Фриман остановился лишь тогда, когда понял, что ужасное существо больше не гонится за ним. Гордона трясла дрожь. Ему было страшно, как никогда. Он чувствовал себя загнанным зверем, мышонком, брошенным в змеиную яму на забаву хозяевам и змеям. В каждой тени дворика ему виднелись зомби, каждый ствол дерева напоминал ожившего мертвеца. Фриман сжал зубы — в голове снова пронесся этот крик. Последний крик Майка в рации… Перед тем, как его убило такое же порождение Тьмы со звезд. Спина Фримана все еще побаливала — и ему мигом вспомнилась вся боль, которая омывала его в "Черной Мессе". Как его били зомби, как жгли молниями вортигонты, кусали хедкрабы, оглушали «собачки» и врезались в ребра тяжелые армейские ботинки. Гордон вдруг вспомнил, как его на дамбе зацепила пуля — пробила навылет кисть. Странно, но он вспомнил об этом только теперь — тогда было не до того, а потом и вовсе забылось. Фриман со смешанным чувством обнаружил, что рука его совершенно здорова, хотя ее и украшает розоватый шрам. Фриман поежился — он не знал, как это все объяснить. Но понимал, что теперь все намного хуже. Тогда он был в своем мире, вокруг были люди. Хоти и не те люди, каких бы ему хотелось, но все же люди. А здесь…
Фриман презрительно покачал головой — теперь уже вряд ли здесь остался кто-то живой… Но все же — кто-то ведь убил того зомби? Значит, здесь остались уцелевшие. Может, здесь все еще держатся солдаты Альянса? Гордон должен был найти хоть какой-то признак Жизни. Полу-жизнь уже и так заполнила все вокруг.
Фриман оглядел место, куда попал. Луна уже вышла из-за облаков и теперь ровно освещала все вокруг призрачным серебряным светом. Этот свет может творить самые настоящие чудеса, получше любого волшебника из сказок. Этот свет может быть таким разным и так по-разному влиять на мир. Он может быть романтическим — такую луну обожают влюбленные пары, целующиеся в ночном парке на лужайке, вдыхая запах ночных цветов и слушая волшебные трели сверчков. Это свет может быть таинственным и демоническим — как раз подходящим для кристально чистой ночи, в которую уголовник выходит на «дело», взвешивая в руках бейсбольную биту, высматривая в темной аллее запоздалых гуляк и вслушиваясь в тугой ритм собственного сердца. Свет Луны может быть и волнующе манящим, совсем как тогда, когда одинокий матерый волк воет ночью на залитой этим светом поляне, вспоминая стаю, которая бросила его, вспоминая теплую шерсть матери и прислушиваясь к томящему голоду в своем чреве. Этот свет может быть умиротворяющее философским, зовущим подвыпившего парня на минуту остановиться и вслушаться в музыку Тишины, вспомнить о бездне Вечности и о величии Вселенной. Свет Луны может быть призрачным и зловещим, как раз таким, который освещает все то зло, которое копошится по углам, обнажая демонов человечества, которые как раз и ждут этого Света, как гимна их триумфа на поле битвы Добра и Зла. Такой свет — словно вечная индульгенция тем, кто живет злом и не может видеть чужого счастья.