Собака Кантерсельфа

Какафон отшатнулся от Марины, как от чумной, и кинулся к прислоненному к рундуку умхальтеру. Ему удалось только обозначить движение. Марж ухватила его за руку и влепила затрещину, отправившую его гораздо дальше цели, через стол в узкую щель между привинченной койкой и комингсом.

Киче, хоть он даже не шелохнулся, тоже досталось, и догадайтесь куда. Подельник тонко завизжал и гусиным шагом двинулся в долгий поход по каюте, который впрочем, оказался куда короче, когда Марж пинком в подгузник отправила его к дружку.

– Сладили со слабой женщиной, да еще в отключке? – она с довольно прозрачным чувством огладила голые ноги разметавшейся в беспамятстве женщины, потом с превеликим сожалением вернула юбку на место.

– Это совсем не то, что ты думаешь! – подал голос Какафон.

– А что я должна думать, когда кобель со спущенными штанами пристраивается к сучке между ног?

– Она совсем не так беззащитна. Есть у нее защитник. Она подружка самого полковника Ребрия.

– Как ты сказал? Подружка командира спецмона? – Марж вздыбилась.

– Теперь уже бывшего, – усмехнулся Какафон. – Но он от своей кошки драной без ума и далеко от нее не уйдет.

– Ты хочешь сказать, что он вернется за ней? Отлично. Собирайтесь и хватайте ее, надо перенести в другое место, а уж я его там встречу, выродка, научу обращаться с женщинами.

Какафон взвыл. Меньше всего ему хотелось тащить куда-то, на ночь глядя, этакую корову, но Марж владела искусством убеждения. Пара пинков Какафону, а Кичу и быть не пришлось, достаточно было погладить причинное место, и он был согласен на все, лишь бы больше не испытывать подобного кайфа.

Подростки несли женщину, а Марж сторожила процессию с умхальтером в руках, в котором у полковника оставалось всего три патрона.

– Вас трое, и патронов как раз три. Так что не рискуйте, – мурлыкала она.

– Куда мы идем? – поинтересовался Какафон.

– В отличие от вас, козлов, я приплыла сюда на лодке. Она пришвартована к штормтрапу, и я в любой момент могу отсюда слинять. Но не желаю, пока не отомщу этому мужскому быдлу. Так что двигайте к правому борту.

– А нас возьмешь с собой? – с надеждой спросил Кича.

Он сказал "нас", усмехнулся Какафон. У него же готово было сорваться только "Меня".

Меня возьмите с собой, я вам сапоги буду лизать.

Марж, почувствовав момент, прижалась к нему, потерлась. Какафон не был сексуальным разбойником, к тому же дурь здорово попортила ему потенцию, но он с готовностью изобразил страсть, застонал, запустил ей руку между ног. И вдруг обнаружил нечто, никак не гармонирующее с женской сущностью, а именно мужской хрен.

– Что это? – вскрикнул он.

Марж, услышав несколько не ту интонацию, на которую рассчитывала, резко сменила милость на гнев, отшатнулась, дала ему с двух рук с такой яростью, что лопоухие уши завибрировали, и Какафон сверзился на колени.

Она продолжила экзекуцию, но Кича помешал ей, вступившись за дружка и оттолкнув.

Она, рассердившись, уставила на него умхальтер. Потом передумала.

– А ты ничего, я б с тобой покувыркалась, – предложила она.

Он поторопился сослаться на временный физический недуг.

– Ну да, критический день! – хохотнула Марж.

Эти парни веселили ее, к тому же надо было тащить Марину, и она передумал их убивать.

В этот момент с громким стоном женщина очнулась.

Насчет Визга Сафа не заблуждался. Его невозможно было убить каким-то там старым роялем, а, следовательно, надо быстрее убираться из ресторана.

Пробежав по галерее, крытой ковролином, глушащим шаги, и показавшейся ему бесконечной, он выскочил в ночь, свежую и буйную. На настройке кипела драка.

Если кто-то решил начистить рыло капитану, он только за.

Первым порывом было убежать прочь из этого места, забиться в щель, ведь для этого у него оставалось не так уж много времени, считанные минуты, но желание посмотреть на смельчака пересилило страх, и он двинулся к трапу, ведущему наверх.

По пути попался труп матроса, но он уже относился к таким вещам не столь болезненно. Чувства притупились в нем, словно тонкие голоса безуспешно пытались докричаться через толстое стекло.

Дрались непосредственно на мостике. Сквозь выбитые стекла доносилась ругань и грохот. В дверях возник силуэт человека, в котором Сафа с ненавистью узнал бывшего дружка Чемоданова. Теперь на нем была черная форма с буквами ГБР, он поднял автомат и в кого-то прицелился.

Сафа оглянулся, и на глаза ему попал убитый матрос. Рядом валялся умхальтер.

Сафа совершенно не представлял, как им пользуются, поэтому пошел по наиболее простому пути. Схватил за дуло и со всей силы запустил в спину Чемоданову.

Дистанция была метра три, промахнуться невозможно. Когда автомат врезался Чемоданову в спину, тот дернулся и послал пули в молоко. В тесном пространстве капитанского мостика очередь сверкнула яркой сваркой. А через комингс уже летел полковник!

По палубе бежали спецмоновцы. Сафа шарахнулся в сторону, но они, даже не обратив на него внимания, промчались мимо. Бойцы поднимались вверх, полковник как раз съехал вниз, и где-то на середине трапа два поступательных движения встретились.

– Убейте его! – орал капитан.

Как ни странно его вопли придали силы Никитосу. Он с рычанием освободил ноги, и одного за другим спихнул бывших сослуживцев вниз. Спрыгнув на палубу, он дальше размахался сумкой с чем-то тяжелым, буквально сметая все живое на своем пути.

Сафа даже залюбовался им.

Потом полковник вдруг исчез. Утоп что ли, озадачился Сафа. Однако подбежавший Чемоданов, зло ощерившийся и поливающий забортное пространство, опроверг его грустное предположение. Полковник был жив и, судя по всему, ушел.

– Ты его упустил! – возмутился Заремба, присоединившись к Чемоданову. – Никогда у меня еще не было такого провального рейса!

– Мы его поймаем! Он на третьем ярусе! – доложил оправившийся сержант Хлыстов.

– Сколько у вас человек, сержант? -8 человек, капитан!

– Спускайтесь по кормовому и носовому трапам, зажмите его с двух сторон, но с яруса выйти живым он не должен! – когда спецмоновцы разбившись на две четверки, удалились, он велел Чемоданову вызвать Темнохуда.

– Иван Иваныч, бегом на капитанский мостик! – сказал Чемоданов, включив сотовый телефон, и немедленно заработал подзатыльник, зубы его клацнули.

– Извините, Альфред Леонардович этого недоумка, – извинился Заремба. – Если вам не трудно, поднимитесь ко мне!

– Это же всего кусок дерьма! – возмутился Чемоданов. – Я и так пострадал! Из-за вас, между прочим! – похоже, бывшего колхозника занесло и он, осмелев окончательно, нагло заявил. – И что вы мне сделаете без своего ящичка? Ничего!

– Ты так думаешь? – зловеще проговорил Заремба.

Во тьме раздались шаркающие шаги, и за спиной Чемоданова возникли трое неумолимо приближающихся матросов.

– Не подходить, шваль! – крикнул Чемоданов, сдергивая со спины умхальтер.

В ответ из темноты выступили еще пятеро. На лицах дебилов застыли деревянные улыбки. Чемоданов уразумел, что он делает неправильно, и развернул дуло к Зарембе. Если до этого Сафа злорадствовал в своем укрытии, то теперь искренне пожелал ему успеха. Ведь устранение капитана означало крах всего рейса.

Но его чаяниям не суждено было сбыться. Матросня навалилась на Чемоданова. Его сбили с ног и скрутили в один момент.

– Простите меня! – в панике заговорил Чемоданов. – Затмение нашло!

– Ты наставил на меня оружие, – произнес Заремба таким голосом, что даже Сафу проняло. – Это не затмение, иначе мы бы все это почуяли. Ослеп только ты! – и он обратился к одному из дебилов. – Мотя, ты когда- нибудь выкалывал глаза?

Чемоданов рванул в панике, но единственное, чего он добился, это растянулся вместе со всеми на палубе. Дебилы навалились сверху. Когда он пытался еще орать, ему зажали рот, и было слышно только, как он шумно раздувает ноздри.

– Не здесь! – приказал Заремба. – Отведите его в трюм.