Собака Кантерсельфа

41.

Всеми забытый Макс просидел в тупичке перед задраенной переборкой недопустимо долго. Ноги от ужаса словно приросли к палубе. Вдалеке раздавались голоса, гремели выстрелы, постепенно все стихло. Тут он узнал, что такое настоящий страх.

Он был уверен, что уцелел один против всей своры матросов, спецмоновцев и Визга, и теперь они ищут только его.

Осознание этой мысли впрыснуло так необходимый адреналин в кровь. Мгновенно и остро осознав, как много потерял драгоценного времени, он разом вскочил на ноги.

Попятившись от страшного люка, он поднялся по трапу и, стараясь не глядеть на жуткие останки жертв Визга, вышел на воздух. Фонарей уцелело мало, вдобавок от холода море выдавило из себя туман, который конденсировался на лампах, делая свет еще более призрачным. По существу фонари освещали сами себя.

Освещение его и подвело, когда он не сразу заметил сидящего в шезлонге человека.

Положив ногу на ногу, а руки на подлокотники на него индифферентно смотрела обнаженная женщина. Крупные темные соски на вислых тяжелых грудях смотрели чуть в стороны, между ног вилась пышная растительность. Кровь бросилась в лицо Максиму.

– Я не хотел смотреть, извините, – выдавил он, с трудом заставив себя отвернуться.

– Я не увидел, что вы без одежды, а когда увидел, было уже поздно, и вышло как бы специально, а на самом деле не специально.

– Тебя как зовут? – спросила голая, проигнорировав его путаные объяснения, в которых он сам начинал запутываться. – Куда ты собрался, Максим? Мама знает, что ты гуляешь так поздно?

– Мама осталась на берегу. С тех пор, как мы отчалили, она ничего про меня не знает.

– Не хорошо расстраивать маму, – наставительно сказала голая. – После 22.00 дети должны гулять только в сопровождении взрослых. Ты разве об этом не знал? Ты вообще знаешь распорядок дня? В это время ты должен находиться в каюте и спать.

На боку, руки поверх одеяла. Пойдем, я тебя провожу.

Максим был напуган, и ему хотелось присоединиться к взрослому, но здравый смысл говорил, что он не должен следовать за этой странной особой без одежды.

– Видите ли, я вахтовик, а вахтовики не должны жить в каютах, – как всегда обстоятельно начал объяснять он. – Капитан хотел, чтобы мы собрались в одном месте, а именно в помещении дансинга. Следовательно, я не могу ослушаться его приказа и не могу идти с вами в каюту. Так что, извините, я вынужден следовать отдельно от вас.

– Что за ерунда! – голая повысила голос, который оказался довольно стервозным. – Капитана здесь нет. Я же не могу бросить ребенка, на ночь глядя. Здесь полно извращенцев.

Это верно, заметил Максим.

Когда голая резко поднялась и подошла, то оказалась на голову выше подростка, и ее груди бесстыдно смотрели в лицо Максиму. О, боже, молнией пронеслось в голове подростка. Больше там ничего не поместилось. Глаза его едва не вылезли из орбит, и он одномоментно утратил всю свою рассудительность.

Голая поманила его за собой и пошла впереди, показывая дорогу. Когда они дошли до средней надстройки, и голая стала подниматься, перед ошарашенным Максом стала всплывать как дирижабль пульсирующая задница.

– Ты случайно не онанист? – подозрительно спросила голая, остановившись и видно что-то почувствовав, что было не мудрено, еще бы немного и его взгляд, затвердевший и ставший практически материальным, стал бы иметь чудесную задницу, словно настоящий фаллос.

Конечно же нет, ответил он, с трудом вынимая руку из кармана. Он даже не понял, как она там очутилась. На итальянку похожа из фильмов Тинто Мадрасса, подумал Макс.

Она завела его в каюту, где еще сохранились следы былого веселья. На столике гирлянда полупустых бутылок и остатки закуски. На полу длинными опавшими лентами использованные презервативы.

– Водку будешь? – предложила голая, а когда он отказался, недоуменно проговорила.

– Другого ничего нет. Поешь хотя бы тунца. Чистое мясо. Недалеко от Алги ловят.

Пока он ел, он как в чем не бывало, развалилась в кресле и болтала в воздухе то одной ногой, то другой. Рассматривала.

– Как вы здесь оказались? – поинтересовался Максим.

– Долгая история. Меня сам Счастливчик любил. Почти весь рейс. Потом были его дружки. Ничего особенного, но у Жиртреста такой большой…Ты еще маленький, чтобы знать кто. Я ему говорю, что ты делаешь, садист. А ему хоть бы что. Чтоб он сдох.

Она была не в курсе, что ее сокровенное желание уже благополучно исполнилось.

Чего хочет женщина, того хочет Бог.

– Я их всех затрахала! – самодовольно заявила она. – Они потом назло бутылки мне на спину ставили.

Макс поперхнулся злосчастным тунцом, он вдруг подумал, а кем были эти люди, что свободно тут водку жрали и с женщинами развлекались.

– Твои дружки спецмоновцы? – он даже ноги поджал, оглянувшись на переборку. – И они в любой момент могут вернуться?

Но стоило ему подняться, как голая перекрыла люк, раскинув ноги и расставив ноги.

Пожалуй, ею можно было любоваться. Только в другой обстановке. Максу почудилось, что он уже слышит шаги возвращающихся спецмоновцев.

– Пусти, они же меня убьют!

Он пытался бороться, но она была сильнее и легко оттеснила его от дверей. Он затравлено оглянулся, и надежда на спасение замаячила в виде иллюминатора. Макс устремился к нему. Он отчаянно хромал, и голая могла его легко догнать, но она не сразу уразумела, что в крохотное отверстие может кто-то пролезть. Макс подхватил кресло, притолкнул его к комингсу и, сопя, полез в иллюминатор. Сзади предостерегающе заверещала голая, побежала, но неуверенно, все еще убежденная, что не пролезет. А он маленький, он пролез.

– Куда же ты, дурашка, на ночь глядя? – заботливо проворковала голая, Макс отряхивался на другой стороне, рукав порвался, но и черт с ним, лишь бы подальше от этой сумасшедшей. – Я знаю, у тебя есть кое-что сокровенное, что ты бережешь от всех! Покажи мне его! Ты не пожалеешь! -с придыханьем упрашивала голая.

И откуда она узнала, удивился Максим и со словами "Ну, ладно, смотрите!" достал из рюкзачка своего обожаемого Вениаминова.

– Что это? – опешила голая.

– Вы же сами просили показать самое сокровенное!

– Ну что ты совсем дурак?- она развязно ухмыльнулась. – Я имела в виду то сокровенное, что у тебя в трусах!

– Я книги в трусах не ношу, – со всей твердостью заявил Максим.

Когда голая попыталась его схватить, он успел отскочить.

– Но куда же ты, дурачок?- обиженно надула она губки.- Я могла бы научить тебя таким вещам, что ты бы ахнул.

Кто бы сомневался, подумал Макс. Голую продолжало нести, и Макс потерял свою рассудительность окончательно, лицо пунцовело, в низу живота пульсировало. "Низ живота наполняет любовью" – вспомнились слова из модной песенки.

Он выскочил из надстройки как ошпаренный, как будто не Сека сидела в сушилке, а он лично. Неосмотрительно вымахнув со шканцев на бак, он едва не спалился, наскочив на странную процессию. Хорошо еще, что на пути попался ящик для якорных цепей, и он ласточкой нырнул туда, здорово приложившись о цепь.

– Чего застыл?

– Вроде как цепь звякнула.

– Это якорь. Давай двигай.

В щель Максим рассмотрел Кичу и Какафона, несущих за руки за ноги Марину. Сзади их сопровождала ярко накрашенная Марж.

После того, как Никитос, преодолев все козни Какафона, все- таки влез на верхнюю палубу, в каюте установилась тишина.

– Хоть бы ты не вернулся, – пожелал Какафон, а дружку пояснил. – Считай, что чудика уже списали, – потом кивнул на раскидавшуюся в беспамятстве женщину. – Первым будешь?

– Мне как-то не до этого, – Кича осторожно провел рукой, не дотрагиваясь впрочем, до больного места.

– Как хочешь? Я тебе как другу хотел предложить быть первым, – флегматично пожал плечами Какафон.

Он за ноги развернул женщину к краю кровати, задрал платье.

– Так-так, кого-то уже трахают и явно не меня! – раздался умильный тонкий голосок.