Страница 72 из 97
Она мешала! Стоило ему задрать платье, как рука упруго колыхнулась и легла на трусы девушки. Можно подумать, он для этого подонка старался! Аркаша оглянулся, и взгляд его упал на монтажные ножницы. Он замотал головой, но взгляд все время возвращался к ним словно намагниченный.
— Всего один пальчик! — сказал он себе с присвистом. — Подумаешь, пальчик. Ерунда какая!
Он взял ножницы, долго выбирал палец, остановившись, в конце концов, на мизинце. Мизинец практически не нужен. В зубах разве что ковыряться. Или ноготь отращивать, как некоторые пижоны делают. Отращивают на мизинце длинный желтый ноготь. Фу, какая гадость.
Аркаша развел ножи и вдел между ними пальчик. Потом прикрыл глаза и со всех сил сдавил рукоять.
— Крак! — сказали ножницы, и нечто мягко упало вниз.
Аркаша открыл глаза и посмотрел на лежащий внизу палец. Он был совсем не страшный. Крови нет. Розовый аккуратный срез как на кукле. На лице Неяскина не дрогнул ни один мускул. Да ему и не больно совсем. Аркаша понял еще одну мысль, а именно, что палец погоду не делает. Ладонь весь закрывает почти всю попу целиком.
Сразу отрезать руку не дали часы. Аркаша снял браслет. Хорошие часы. Швейцарские. Жалко не ходят. Но потом ведь пойдут. Аркаша торопливо надевает их себе на руку. Потом смотрит на руку Неяскина. Вот ведь придурок. Все не как у людей. Сунуть руку в такой момент.
Аркаша вздыхает, потом раздвигает лезвия и вдевает меду ними запястье Неяскина. Пыхтя, давит на рукоять, потом еще и еще. Режется туго. Наконец ладонь отделяется целиком и летит на пол. Аркаша поднимает ее, вертит так и сяк. Срез аналогичный первому. Розовый и бескровный. Ответная культя тоже розовая.
— А ты боялся! — пеняет Аркаша бывшему коллеге.
Потом он берется обеими руками за трусы и спускает их. Ягодицы нависают шарами, но то, что между ними, бросает Аркашу то в холод, то в жар. Он торопливо расстегивает штаны, и кидается на женщину. Его трясет, он даже не уверен, попал ли.
Аркаша мелко по-собачьи дергается, и почти сразу его сотрясает сладкая судорога. Надо же так случится, что в этот момент на глаза ему попадается культя Неяскина. Хоть крови еще нет, но культя из розовой превратилась в красную! И на лице изуродованного калеки выражение уже не безмятежное. Будто он что-то начинает чувствовать, самый первый импульс боли.
От страха и отвращения Аркаша испускает две струи одновременно, а потом бегает по телецентру, ища тряпку, чтобы подтереть свои следы. Хоть он и напуган до смерти, но с радостью и восторгом ловит в себе совершенно незнакомые ранее чувства: похоть и страсть, любовь и желание.
Одежда безнадежно испорчена. Аркаша смотрит в окно на возвышающийся рядом супермаркет "Робертино". Вообще то, это продуктовый магазин, но там можно купить кое-что из одежды. Аркаша спускается вниз и кивает замершему милиционеру:
— Я сейчас вернусь, пучеглазый.
Слово ему нравится. Он сам себе кажется значимым. В городе замерших никто не сделает ему замечания. Его уже не занимает, что будет, когда пойдут остановленные часы. Когда они пойдут, он будет тихо-мирно сидеть дома, никто ни о чем никогда не узнает. Мысль ему тоже нравится. Никто никогда ни о чем не узнает.
Выскочив наружу, он едва не сбивает с ног странную фигуру, стоящую практически у самых дверей. Это долговязый седой мужчина, одетый в полотняные штаны и рубаху. В руках у него коса. Аркаше никогда не доводилось видеть его ранее. Он огибает косильщика и устремляется к супермаркету.
Когда он оказывается в зале, то забывает об одежде. На длинных прилавках лежит еда. Сколько он не ел? Сутки. Не меньше. Аркаша идет вдоль прилавков, хватая с полок фасованные продукты. Он сам не знает, куда торопится. На ходу срывает фасовку и вперемешку забивает рот колбасой, копченой рыбой, печеньем.
Чтобы протолкнуть неудобоваримое месиво, он открывает банку малосольных грибочков и отправляет в рот рассол. В горле застревает шляпка, Аркаша давится. Все рвется из него обратно. И он смотрит на замызганный пол. Идиот. Они же могут взять анализы и по ним определить его группу крови и даже то, чем он болел в детстве.
Аркаша идет искать тряпку. В подсобке сидит пышнотелая женщина в синей униформе. Он воровато оглядывается и торопливо лезет к ней за вырез. Потом, захватив швабру, опрометью выбегает вон. Ему стыдно. Лицо горит.
Некоторое время он занят уборкой, подтирает следы. Потом возвращает швабру на место. После еды хочется пить, ища лимонад, он находит кондитерский отдел. В огромной витрине разложены десятки тортов и пирожных. За прилавком застыла сухощавая женщина с длинными жилистыми ногами. Он подлазит между продавцом и прилавком.
Дотянуться до товара трудно. Аркаша упирается в продавщицу, и та вдруг пошатывается, словно скульптура на подставке. Женщина запрокидывается, и он едва успевает подхватить ее. Потом берет за талию и отставляет в сторону. Перед тем как отпустить, руки самопроизвольно соскальзывают ниже и торопливо ощупывают ягодицы. Это не он, это руки!
Отдергивая их и воровато оглядываясь, Аркаша удостоверяется, что никто не видит его проделок. Душа его поет. Он выбирает самый большой торт, который стоит чуть меньше тысячи. Выкладывает на прилавок и уже собирается его есть, когда чувствует себя неуютно. Словно кто-то смотрит на него.
Хоть замершие стоят в разных частях зала, у Аркаши крепнет уверенность, что они наблюдают за ним. В остекленевших глазах отражается свет, но Аркаше кажется, что замершие ополчились все против него и двусмысленно подмигивают.
Он берет торт и укрывается в подсобке. Лишь закрыв дверь, чувствует себя в безопасности. Разрывает коробку и ест, хватая торт рукой. Торт безумно вкусный. Внутри скрываются несколько слоев разного крема и начинки. Те слои, которые не нравятся, Аркаша соскребает и бросает на пол.
Потом до него доходит, что они с красавицей одни. Он встает, подходит со спины и уже уверенно ныряет обеими руками внутрь выреза. Некоторое время удовлетворенно щупает, распаляясь все больше. Не выдержав, рвет на женщине платье.
Спина у нее голая, разорванное платье и белье свисают со стула по обе стороны стула. Аркаша запоздало понимает, что женщиной ему не овладеть, уж больно в неудобной для этого позе она сидит. Он мстительно лепит ей на груди куски торта.
Желание гонит его обратно. Он обегает залы, словно пес шныряет между прилавками. Рядом со стендом с соевой едой замерла семейная пара. Женщина ему приглянулась, но хватает ее, но ловит на себе взгляд ее мужа. Тот притворяется, что выбирает соевые консервы, но на лице его глумливая улыбка.
Аркаша сконфуженно оставляет затею, и уходит прочь. Мужчина с консервами смотрит ему вслед. И взгляд у него презрительный. Он словно говорит:
— Ты можешь только с замершими чужими женами. Больше ты ни на что не способен.
Аркаша бежит, словно побитый пес, любовный настрой улетучивается, казалось бы, безвозвратно, но когда он видит продавщицу за прилавком, то снова возбуждается. И стоит она как надо. Живот чуть вперед, ноги широко расставлены.
Аркаша, сопя, несет женщину через весь зал. Дверь скрывает парочку, лишь слышны треск разрываемой материи, потом недолгое пыхтение и, наконец, довольное мычание.
Аркаша сидит на полу со спущенными штанами. По груди стекают капли пота, вызывая зуд, но он его не замечает. Рядом лежит беззащитно раскинувшаяся фигура женщины. Возбуждение еще долго не спадает. Аркаша раз за разом повторяет заходы. Он уже ничего не соображает. Наконец, шатаясь, встает и бредет, сам не зная куда. В этой душной комнатенке он уже не имеет сил больше оставаться.
— Женщины, твари, они меня погубят! — шепчет он себе под нос.
Новая мысль заставляет его затравлено оглянуться. Он оставил внутри женщины свое семя. Его же вычислят мгновенно. Мать заставила его сдать анализы спермы. Аркаша берет в колбасном отделе широкий мясницкий нож и возвращается. Долго сидит перед распростертой женщиной, заглядывая так и этак.