Страница 19 из 87
Стратегии анализа и интерпретации Фрейда были направлены на то, чтобы бросить вызов принятым предположениям, открыть новые перспективы, выявить потенциальные недостающие связи и подвести к рассмотрению влияния глубинных структур, причем в равной степени эти стратегии были направлены на то, чтобы дать нам “пуленепробиваемые” объяснения. Первые процессы как раз и выявляют “значения” симптома, подвергают его “ассоциативной коррекции” и дают “движущие силы”, направляющие индивида к новым решениям. Степень, в которой эти цели достигаются, как раз и отличает “расстройства” психотического пациента от конструкций терапевта.
В соответствии с теорией информации, “информация” — это, по сути, восприятие отношения или различия между чем-либо. Новые перспективы и, следовательно, новая информация о конкретном предмете естественным образом возникает, когда тот движется или изменяется, позволяя наблюдателю видеть другой угол, новую сторону данного предмета или выявляет его новое качество относительно чего-либо. Другой способ получения информации — движение или изменение самого наблюдателя относительно объекта, который он наблюдает. Гениальность можно представлять как функцию способности двигать и изменять перспективы по отношению к чему-либо. Средний же человек — из страха, неспособности или просто лени — сидит и ждет, когда предмет сам начнет двигаться или изменяться. А гений обладает мужеством, способностью и мотивацией двигаться и изменяться самому по отношению к остальному миру.
Стратегии Фрейда позволили ему продвигаться вглубь через поразительный узор психических “пространств”, в результате чего его мыслительные процессы в большой степени являются богатыми, свободными и обладают такой провоцирующей мысль способностью, которую многие из нас испытывают только в мечтах. Мне кажется, что применяя данные стратегии к воспоминанию Леонардо, Фрейд стремился сделать его жизнь по-новому реальной. Мы можем видеть Леонардо дышащим, думающим, чувствующим человеком, живущим под действием тех же “законов”, что управляют всеми нами, — в противоположность прославленной, но хрупкой и бесцветной статуе.
1.3. Анализ статуи Моисея работы Микеланджело, сделанный Фрейдом
Если анализ Фрейдом личности Леонардо да Винчи показывает некоторые потенциальные возможности и проблемы, открывающиеся и возникающие при применении этих стратегий, — исследование Фрейдом Микеланджело и его шедевра, Моисея, ярко демонстрирует некоторые из самых сильных аспектов данных стратегий.
Указывая на тот “парадоксальный факт, что именно некоторые из великолепнейших, потрясающих творений остаются темными для нашего сознания” (З. Фрейд. Моисей Микеланджело. В кн, Художник и фантазирование. М., Республика, 1995), исследование Фрейдом Микеланджело (1475–1564) сфокусировано на анализе и интерпретации мраморной статуи Моисея в скромной церкви Сан Пьетро в Винколи в Риме. Хотя мраморная статуя может не показаться столь же интересной и важной, как цивилизация, война, невроз и другие глубокие темы, которые затрагивал Фрейд, его анализ статуи Моисея ярко демонстрирует многие стороны стратегии Фрейда, характеризующие его гений. Замечая и исследуя некоторые кажущиеся тривиальными детали, которые, казалось, были не совсем к месту, Фрейд пришел к абсолютно необычному и поразительному взгляду не только на саму статую, но и на Микеланджело, Моисея и даже на Библию! Это и является одной из характерных черт гения — способность находить деталь, не вписывающуюся в принятую парадигму или систему убеждений и впоследствии приводящую к переформированию старой парадигмы или самой системы убеждений.
Фрейд написал свою работу в 1914 году и сначала опубликовал ее анонимно в психоаналитическом журнале. Фрейд писал, что “не испытывал более сильного впечатления ни от одной скульптуры” и указывал, что многие считали статую Моисея “вершиной современной скульптуры”. В своем вступлении к исследованию Фрейд делает некоторые интересные открытия о структуре своих собственных когнитивных микростратегий, когда утверждает:
“…Произведения искусства оказывают на меня сильное воздействие, в особенности литература и скульптура, в меньшей степени — живопись. Я склонен, когда это возможно, долго стоять перед ними и намерен понимать их по-своему, то есть постигать, почему они впечатляют меня в первую очередь. Там, где мне это не удается, например, в музыке, я почти не способен испытывать наслаждение. Моя рационалистическая или, быть может, аналитическая склонность противится тому, чтобы я был захвачен художественным произведением и не сознавал, почему я захвачен и что меня захватило”. (ibid.).
В модели НЛП Фрейд предлагает довольно много информации об использовании своих органов чувств и предпочтений относительно когнитивных модальностей. Замечание Фрейда о том, что он должен объяснить себе конкретный эффект, указывает на явную связь когнитивного процесса с языком. В НЛП этот тип внутреннего разговора с самим собой входит в категорию внутреннего диалога (Aid). Он указывает на явное предпочтение вербальной репрезентативной системы путем выражения желания понять что-либо на сознательном уровне в результате получения вербального объяснения. Тот факт, что “литература” влияла на него наиболее сильно и что ему было трудно наслаждаться музыкой и картинами, является дополнительным подтверждением, что язык для Фрейда был, вероятно, наиболее ценной и развитой репрезентативной модальностью. Картины определенно являются зрительным ощущением, а музыка обращается к тональности в противоположность вербальному измерению аудиальной репрезентативной системы.
Считается, что восприятие музыки и восприятие картин сфокусировано в недоминантном полушарии мозга (так называемом, “правом мозге”), тогда как язык в основном связан с доминантным полушарием мозга (“левым мозгом”). Как мы установили ранее, Фрейд считал, что речь представляет собой дверь в сознание и понимание. Фрейд, казалось бы, говорил, что стремился интегрировать оба полушария своего мозга, заставляя “левый мозг” кодировать работу своего менее сознательного “правого мозга”.
Замечание Фрейда, что ему необходимо понять,“почему он захвачен и что его захватило ”, указывает на то, что его не столько интересует понимание процесса рисования, ваяния или сочинения музыки, сколько его собственные чувства, возникающие по поводу произведения искусства. То, что Фрейд ценит скульптуру выше живописи и музыки, указывает на вторичное предпочтение им “кинестетической” репрезентативной системы, поскольку скульптура наиболее тактильное или кинестетическое искусство из всех упоминаемых Фрейдом. Стратегия кодирования в языке таких бессознательных или невербальных процессов, как чувства (Кi а Аd), играла главную роль в терапевтической работе Фрейда, проявляясь наиболее живо в качестве центральной части его “лечения разговором”.
Акцент Фрейда на уровни почему и что также является важной стороной его стратегии наблюдения и интерпретации. Как мы уже убедились, сила Фрейда состоит в его способности соединить то, что кто-либо произвел как действие и результат с тем, почему он сделал это в смысле убеждений, ценностей или других глубинных структур, лежащих в основе этих действий. Фрейд не концентрировал внимание на промежуточных когнитивных процессах, на том, как конкретные убеждения привели к возникновению конкретного поведения. Например, в своей работе о сновидениях Фрейд исследовал содержание снов и возможные мотивы, лежащие за этим содержанием. Его не интересовало то, как люди видели сны, но, скорее, то, что они видели в снах и почему. Сходным образом, его интерес к искусству состоял не в том, как создавать произведения, но, скорее, в том, что создал художник и почему.
“По моему глубокому убеждению, в наибольшей степени нас захватывает лишь замысел художника — насколько ему удалось воплотить его в произведении и насколько он может быть понят нами. И понят не только рациональным путем; мы должны вновь почувствовать те аффекты художника, особое состояние его психики, которые стимулировали его к совершению творческого акта и которые вновь воспроизводятся в нас”.