Разбитое окно

Селлитто ответил на телефонный звонок и после короткой беседы положил трубку.

– Абээновцы установили, что Амелии позвонили из телефона-автомата. Кто это сделал – неизвестно. Не нашлось и свидетелей, запомнивших перебегающего шоссе человека. Опросили жителей домов вокруг ближайших станций подземки, но и те не заметили ничего подозрительного.

– Вопрос в том, что считать подозрительным. Спасающийся от погони убийца с разбега перемахивает через турникет, на ходу сбрасывает с себя одежду и облачается в доспехи супермена? Естественно, он теперь особенно постарается не привлекать к себе внимания.

– Линк, я просто повторяю то, что мне сказали.

Райм недовольно поморщился и велел Тому переписать на доску результаты изучения имеющихся вещдоков.

• Три пластиковых упаковки типа «ЗипЛок-фризер» емкостью в один галлон.

• Одна кроссовка «Шур-трэк» на правую ногу, размер 13, без следов износа; на подошве засохшие пятна пива (предположительно марки «Миллер»). Куплена, чтобы оставить след на месте преступления?

• Бумажное полотенце со следами крови на пластиковой упаковке. Предварительный анализ подтвердил совпадение с кровью жертвы.

• 2 куб. см крови в пластиковой упаковке. Предварительный анализ подтвердил совпадение с кровью жертвы.

• Стикер с адресом меблированных комнат гостиницы «Хендерсон», номер 672, постоялец Роберт Джоргенсен. Происхождение бумаги, на которой сделаны записи и используемой при этом ручки, установить невозможно. Присутствие спор плесени Stachybotrys Chartarum в текстуре бумаги.

• Снимок жертвы – очевидно, компьютерная распечатка, цветная, чернила для принтера «Хьюлетт-Паккард». Происхождение принтера и бумаги установить невозможно. В текстуре бумаги следы плесени Stachybotrys Chartarum.

• Виниловый пластырь типа «Хоум-депо», происхождение установить невозможно.

• Нет отпечатков кожных линий.

В дверь позвонили, и в комнату быстрым шагом вошел Рон Пуласки, доставивший наконец в двух ящиках для перевозки пакетов с молоком вещдоки с места убийства Майры Уэйнберг.

Райм сразу заметил перемену в выражении лица молодого полицейского. Оно словно окаменело. Обычно все чувства Пуласки у него на лбу написаны – благоговение перед более опытными коллегами, неуверенность в возможности справиться с трудным заданием, изредка гордость по поводу собственных достижений – иногда он даже краснел. Но теперь его глаза казались пустыми – куда только подевалась прежняя целеустремленность во взоре? Он кивнул, мельком взглянув на Райма, молча подошел к лабораторным столам и вручил Куперу вещдоки. Тот расписался в сопроводительно-передаточных формулярах.

Пуласки, с руками в карманах джинсов, в гавайской рубашке навыпуск, застыл перед доской с записями, сделанными Томом. Было заметно, что он никак не может сосредоточиться и осмыслить хотя бы слово.

– Ты в порядке, Пуласки?

– В полном.

– По тебе этого не скажешь, – заметил Селлитто.

– Да нет, все нормально.

Он явно кривил душой. Что-то сильно огорчило молодого полицейского в ходе его первого самостоятельного выезда на место преступления.

Наконец он не выдержал:

– Она просто лежала там на спине, будто упорно разглядывала что-то на потолке, даже чуть прищурилась. Прямо как живая, только ни на кого не обращала внимания. Они бы хоть укрыли ее, что ли…

– Не положено, сам знаешь, – буркнул Селлитто.

Пуласки отвернулся к окну.

– Дело в том… Знаю, это бред… Просто она чем-то напомнила мне мою Дженни. Даже стремно стало.

У Линкольна Райма и Амелии Сакс было много общего в том, что касалось методики выполнения служебных обязанностей. Так, оба владели искусством мысленно влезать в чужую шкуру, позволяющим при осмотре места преступления живо представить ощущения преступника и его жертвы. А это, в свою очередь, помогало лучше оценивать обстановку и находить улики, иначе оставшиеся бы незамеченными.

Детективы, обладающие подобным навыком – какое бы побочное влияние ни оказывало это на их психику, – славились умением мастерски прочесывать по сетке.

Но в одном Райм и Сакс существенно различались. Сакс считала важным не относиться отстраненно и безучастно к отдельным особо ужасным аспектам преступления, прочувствовать их с начала следствия и не расставаться с этими ощущениями до его завершения. В противном случае, по ее словам, сердце очерствеет, а душа постепенно станет черной, как у тех, с кем копы призваны вести борьбу. Райм же полагал, что надо оставаться бесстрастным, насколько возможно. Самый лучший полицейский тот, кто не дает данной трагедии довлеть над собой, а потому обретает хладнокровие, необходимое для предотвращения новых трагедий. «Люди для вас больше не люди, – поучал он новобранцев. – Они источники свидетельских показаний. Значит, ваша задача – просто выжать из них максимум информации».

Старый криминалист верил, что Пуласки со временем станет его твердым последователем, но сейчас, на начальном этапе служебной карьеры, точка зрения Амелии Сакс была ему ближе. Райм сочувственно относился к переживаниям молодого полицейского, но они могли помешать следствию. Вот вернется вечером домой, обнимет жену и пусть себе горюет по поводу смерти женщины, похожей на его Дженни.

– Ты с нами, Пуласки? – грубовато спросил Райм.

– Да, сэр! Я в порядке.

Не совсем так – поэтому Райм и дал ему понять, что следует держать себя в руках.

– Ты осмотрел тело?

Кивок.

– Вместе с дежурным судмедэкспертом. Я заставил его надеть на туфли бахилы.

Чтобы избежать путаницы со следами обуви, Райм установил для своих сотрудников правило надевать на ноги резиновые чехлы, даже если они работают в покрывающих их с ног до головы синтетических комбинезонах, предназначенных для защиты от «засорения» места преступления, то есть от случайного появления там посторонних волос, чешуек кожного покрова, отпечатков и прочего.

– Хорошо.

Райм, явно выражая нетерпение, посмотрел на ящики с вещдоками:

– Приступим! Мы только что испортили преступнику обедню. Нельзя исключать, что это его только подстегнуло и он нацелился на новую жертву. Или, наоборот, он собирается приобрести билет на ближайший самолет в Мехико. В любом случае действовать надо быстро.

Рон Пуласки раскрыл свой блокнот с заметками.

– Я…

– Том, иди сюда! Том, где ты, черт подери?!

– Да-да, Линкольн, лечу! – откликнулся помощник, входя в комнату с бодрой улыбкой на лице. – Все готов бросить, лишь бы угодить тому, кто обращается со мной так вежливо.

– Ты нам нужен – надо составить еще одну схему.

– Да неужели?

– Пожалуйста!

– Звучит неискренне.

– Том!

– Так и быть.

– Место убийства Майры Уэйнберг.

Помощник написал заголовок и остановился в ожидании с маркером в руке. Райм задал вопрос:

– Так, Пуласки, насколько я понял, квартира принадлежала не жертве?

– Так точно, сэр. Хозяева – супружеская пара – в отъезде, проводят отпуск в морском круизе. Я до них дозвонился. Имя Майры Уэйнберг им неизвестно. Они понятия не имеют, о ком речь. Послушали бы вы, как они причитали! Он ведь у них на двери замок сломал, чтобы проникнуть в квартиру.

– Значит, преступник знал, что дома никого нет, охранная сигнализация отсутствует, – заметил Купер. – Любопытно.

– Что ж получается? – Селлитто покачал головой. – Он просто подыскал для себя подходящее место?

– Причем совершенно безлюдное, – заметил Пуласки.

– Интересно, а как же женщина там оказалась?

– Снаружи на блокировке стоял велосипед, а при ней был ключ от замка.

– Любительница велосипедных прогулок. Похоже, он изучил маршрут и заранее знал о ее появлении в том месте в определенное время. И каким-то образом проведал, что хозяева квартиры в отъезде и больше никто его там не потревожит… О'кей, сынок, выкладывай свою добычу. Том, не будешь ли ты настолько любезен, чтобы переписать все это на доску?