Коварный повеса

Мэдлин похолодела.

— Что с ним делали?

— Ах, не знаю, следует ли рассказывать… А впрочем… Не думаю, что это теперь имеет значение. — Отец уставился на огонь в камине. — Леди Бикем заставляла мальчика часами стоять на коленях и молиться. И устраивала ему холодные ванны, чтобы обуздать его «безнравственный» нрав. Но это не самое худшее. Хуже всего было то, что они привязывали его по ночам к кровати, не оставляя даже огня, чтобы у него был свет.

Мэдлин ужаснулась при мысли о том, что бедного Энтони держали связанным в темноте, как какое–то опасное животное.

Отец довольно долго молчал, наконец вновь заговорил:

— В ту ночь, когда они вызвали меня, мальчик дошел до такого отчаяния, что спрятал в своей постели перочинный нож, прежде чем его привязали. А потом, в темноте, он едва не убил себя, пытаясь разрезать веревку. Когда я добрался до него, он был без сознания от потери крови. Он говорил мне, что хочет вернуться домой, что дядя с тетей ненавидят его. И он рассказал мне обо всем, что они с ним делали.

Мэдлин содрогнулась.

— И как долго это продолжалось?

— Насколько я понял, года четыре, а сэр Рандолф мне объяснил, что его привязывали для того, чтобы он не сбежал. Мальчик сильно тосковал по своей покойной матери и все время пытался убежать домой.

«А кто бы не захотел убежать?!» — в гневе подумала Мэдлин. Как смели они так обращаться с ним? Какое чудовище может делать такое с ребенком?

И если они были так ужасны, то почему бы Энтони просто не рассказать об этом в суде, чтобы получить опеку над своей племянницей? И почему не рассказал об этом ей, Мэдлин? Она бы прекрасно поняла, что надо помочь Тессе и непременно устроить ее в школу.

— Так вы поехали в Чертей, чтобы рассказать обо всем его отцу?

— Совершенно верно. Поехал, как только твоя мать стала поправляться. До этого я не мог ее оставить. Сначала я написал письмо, но ответ не пришел, и я решил поехать. Оказалось, что виконта целый месяц не было дома и никто не переслал ему мое письмо.

Так вот почему Энтони думал, что доктор оставил его. Оказывается, ее отцу понадобился целый месяц, чтобы поговорить с его отцом.

Мэдлин отвернулась, чтобы скрыть слезы. Ее бедный, ее дорогой Энтони… Мысльотом, что он так страдал, разрывала ее сердце. Неудивительно, что он ненавидел Бикемов. Неудивительно, что он хотел спасти свою племянницу.

Но они же не могут быть столь жестоки к девочке, не так ли? Мэдлин вспомнила о Джейн и тотчас поняла, что в доме Бикемов могли происходить самые ужасные вещи. И это означало, что Энтони обязательно должен спасти свою племянницу.

Следовательно, она, Мэдлин, не должна рисковать будущим бедной девочки. Да, придется найти другой способ спасти отца.

Но какой?

Глава 20

Дорогой кузен,

я нахожу Вашу настойчивую неприязнь к лорду Норкорту довольно странной, ведь Вы говорите, что не знаете его лично. На этой неделе я наблюдала его с моими девочками, часто без его ведома, и он всегда вел себя как джентльмен. А его уроки действительно помогли девочкам. Все это заставляет меня думать: а не проистекает ли Ваша неприязнь к нему из чего–то более серьезного, чем забота о репутации школы?

Ваша озадаченная родственница Шарлотта.

Энтони то и дело подгонял лошадей, чтобы прибыть в школу пораньше и застать Мэдлин одну. Потому что вчера в Чертейе он узнал нечто очень важное: в этом городке не было доктора по фамилии Прескотт. И нигде в окрестностях никогда не было такого доктора. Более того, в Чертейе никто и никогда не слышал о скандале, связанном с закисью азота.

До субботней ночи он мог бы сделать вывод, что вся история Мэдлин об отце была ложью, просто еще одной интригой. Но после того, что случилось между ними, он не мог поверить в это.

Во–первых, ему вспомнились ее слова о Чертейе, и он вдруг осознал: Мэдлин никогда не говорила, что она родом именно оттуда; она просто позволила ему верить в то, во что он хотел верить, но при этом старалась не лгать ему.

И опять же — ее девственность. Она отдала ему свою невинность, чтобы сберечь свои секреты, а после этого сбежала. Интриганки так себя не ведут. Поступки Мэдлин — это поступки отчаяния.

При одной мыли о том, что она дошла до такого отчаяния, его охватывал страх. Храня свои секреты, она пыталась защитить его — он был почти уверен в этом. Следовательно, она и ее отец действительно находились в большой беде, столь ужасной, что она потеряла всякую надежду на то, что он, Энтони, поможет ей.

А может, враги ее отца — его друзья? Только этим можно было объяснить то, что она знала о его юношеских выходках. Значит, он должен был объяснить ей, что не следует его опасаться, что он поможет ей в любом случае.

Энтони выбрался из экипажа недалеко от школы, чтобы проскользнуть туда незамеченным. Войдя через черный ход, он поднялся наверх по лестнице для слуг. Теперь оставалось только надеяться, что Мэдлин опять появится рано.

Заглянув в классную комнату, он вздохнул с облегчением — Мэдлин была там. Но с ней была и миссис Харрис — он увидел директрису в следующую секунду.

Но что миссис Харрис здесь делала так рано?

— Доброе утро, лорд Норкорт, — сказала директриса. — Вы сегодня приехали раньше, чем обычно, не так ли?

— Как и вы, — кивнул Энтони. Взглянув на Мэдлин, он понял, что она ужасно нервничает. Очевидно, появление директрисы застало и ее врасплох. Черт возьми, что тут происходит?

А миссис Харрис с интересом поглядывала то на Мэдлин, то на него.

— Полагаю, вы надеялись поговорить с мисс Прескотт наедине, — сказала она неожиданно.

— Да, разумеется, — кивнул Энтони. — Нам с ней нужно обсудить мои уроки на эту неделю. Мы вряд ли можем делать это при девочках. Поэтому я и приехал сегодня пораньше. — Пристально взглянув на миссис Харрис, он добавил: — Надеюсь, это дозволено. Или вы возражаете?

Миссис Харрис проигнорировала его вопрос.

— Мне надо серьезно поговорить с вами обоими, — сказала она. — Давайте перейдем в мой кабинет.

«О Боже, неужели она что–то знает?» Энтони взглянул на Мэдлин, но та тотчас же отвела глаза. Ему следовало поговорить с ней немедленно, но они никак не могли это сделать при директрисе.

Все трое вошли в кабинет, и миссис Харрис, указав на стулья перед ее письменным столом, сказала:

— Садитесь, пожалуйста.

Когда они садились, Мэдлин бросила на него выразительный взгляд. Было очевидно: она пыталась предупредить его о чем–то — но о чем?

— Слушаю вас, — сказал он, посмотрев на директрису.

Усевшись за стол, миссис Харрис взглянула на Мэдлин, потом повернулась к Энтони.

— Буду говорить с вами откровенно, — заявила она. — Вы должны признать правду, лорд Норкорт. Ваш ранний приезд не имеет никакого отношения к урокам, а касается вечеринки с веселящим газом, которую ваш друг устроил в субботу. На вечеринке была и Мэдлин, не так ли?

Энтони в растерянности молчал.

— Миссис Харрис, я же говорила вам, что я не…

— Помолчите, мисс Прескотт, — перебила директриса. — Я хочу услышать объяснения лорда Норкорта. А вы, пожалуйста, не вмешивайтесь, иначе я попрошу вас выйти из кабинета.

Энтони нисколько не сомневался: миссис Харрис узнала о вечеринке вовсе не от Мэдлин. Изобразив удивление, он пробормотал:

— Простите, но я понятия не имею, о чем вы…

Директриса посмотрела ему прямо в глаза:

— Неужели, лорд Норкорт?

— Поверьте, я действительно ничего об этом не знаю. Какой мой друг устроил вечеринку с веселящим газом? И как на ней могла присутствовать мисс Прескотт? Это вряд ли позволительно для такой леди, как она.

— Вот именно, — кивнула миссис Харрис. — Так вы ничего об этом не знаете?

Энтони решительно покачал головой:

— Нет, ничего. — Ему ужасно не хотелось лгать женщине, которую он уже начал уважать, но какой у него был выбор?

Директриса вытащила из ящика листок бумаги и положила его на стол.