Страница 20 из 108
обратил внимания, закурил вторую сигарету. Надо уходить — настойчиво визжало в
голове. «Да, — сказал я себе. — Докуриваю и домой».
— Сань! — позвали меня. — Поговорить надо!
— Да, Федор Сергеевич? — откликнулся я, обернулся.
Шеф подошел, покачнулся и боднул широкой грудью. Лицо красное, глаза затуманены.
Рубашка расстегнута на груди, галстук вообще выглядывал из кармана пиджака.
Блин, когда успел нализаться? Хотя Юрка и Семен, помню-помню. Наливали одну за
другой, спешили напоить директора. И преуспели. Федя, откровенно говоря, пьяный
в дым.
— Ты что ж творишь, стервец? — прогудел он. — Вздумал Грейсю отбить? Я тебе
сейчас буду секир-башка делать!
Федя набычился, стал закатывать рукава пиджака, словно деревенский забияка. Я
поморщился, сказал осторожно:
— Федор Сергеевич, никого я не хотел отбивать. Вам показалось.
— Да ну? — фыркнул шеф. — А кто ей лапшу на уши вешал? Щебетали как птички!
— Какие птички? — рыкнул я раздраженно. — Проспитесь. Полегчает, обещаю.
— Ах ты гад! — гаркнул директор. — Ну, держись!
Честно говоря, я не думал, что посмеет ударить, остался расслабленным. Насколько
помню, шеф в молодости серьезно занимался боксом, добрался до звания мастера
спорта. С годами научился полагаться больше на ум, чем на кулаки. Однако навыков
не растерял. Я увидел смазанное движение. В скулу грохнул стенобитный таран. Из
глаз посыпались искры. В спину ударился твердый асфальт. Я застонал, перекатился
и встал на колени. Боли почти не чувствовал, алкоголь притупил ощущения.
Федя на заплетающихся ногах шел ко мне, злобно пыхтел, щерил зубы. Кулаки держал
перед собой в классической боксерской стойке. «Пора искать новую работу, –
подумал я с грустью. — И дерусь частенько. Что ж, бывает…» Вскочил и бросился
навстречу. Шеф ухнул, ударил боковым. Я умудрился увернуться, ответил двумя
прямыми. Чмокнуло, из носа директора брызнула струйка крови. Федор взревел как
раненный медведь, разразился серией, потом схватил. В лицо ударило горячим
дыханием, ребра затрещали. Я попытался вывернуться. Но не тут-то было, разные
весовые категории. В глазах потемнело, легкие горели от недостатка воздуха.
С порога кафе послышался чей-то крик, грохот двери, топот и голоса. На зов
выбежали сотрудники, кинулись разнимать. Крепкие руки схватили, разжали Федины
тиски и растащили. Я тряхнул головой, увидел ревущего в бешенстве директора.
Глаза выпучены, рот перекошен от ярости.
— Убью! — рявкнул он. — Отпустите, гады!
— Пошел ты!.. — буркнул я и начал подниматься.
Множество рук помогли, подняли с холодного тротуара. В глазах мельтешили
знакомые лица. Меня ободряюще похлопали по плечу, раздался сочувственный голос
Семена:
— Что за пьянка без драки? Сашка, и вляпался же ты! Иди домой, в порядок себя
приводи. А мы его успокоим.
— Угу, — проворчал я. — По печени пару раз успокойте.
Выбрался из толпы и побрел по улице. После драки сразу протрезвел, вернулась
ясность мысли. Я заглянул в ближайший ларек, купил упаковку бумажных салфеток.
Промокнул лицо, глянул на свет фонаря. Крови немного и то не моя. Щеку саднило,
будет хороший синяк, на лбу шишка. В общем, жить буду. А Федю хорошо отделал, но
мало. Шеф совсем с катушек поехал. Что за глупости? Никогда не бесился, проблемы
решал в разговоре. А сейчас как подменили. Пьяный? Но пили до этого и никогда не
буянил.
За спиной раздался торопливый стук каблучков, меня позвали:
— Саша, подождите, пожалуйста! Александр!..
Обернувшись, я увидел Грейс. Англичанка спешила ко мне, махала рукой. На лице
волнение, рот приоткрыт. Этой дуре что надо? Ведь ясно — специально
спровоцировала директора. Или просто использовала меня как прикрытие.
Моран подошла, с беспокойством заглянула в глаза. Нервно помяла маленькую
дамскую сумочку и пролепетала:
— Александр, с вами все в порядке?
— Могло бы быть и лучше, — грубо буркнул я.
— Позвольте, помогу. У вас кровь.
Решительно отобрала салфетку, стала старательно водить по щекам. Я поморщился,
но терпеливо ждал пока пройдет приступ заботы. Тогда можно вежливо поблагодарить
и уйти. Невольно глянул в разрез платья, приподнял бровь. Отсветы фонаря играли
на идеально белой коже, соблазнительных формах. Ого! Хороша, чертовка! Грудь
пышная, упругая и нежная. С такой только в фотомодели или актрисы.
Лицо англичанки оказалось очень близко. Я засмотрелся на влажные губы, вдохнул
запах волос.
— Сашенька! — прошептала Моран.
В глазах померкло, разум отключился. Мозг опутывали клейкие и прочные нити.
Вязали мысли в узлы, не давали вырваться. Я замычал, почувствовал, что Грейс в
моих объятиях. Руки жили отдельно, лапали мягкое податливое тело, старались
изучить вдоль и поперек. И тут я наткнулся на взгляд англичанки. Холодный,
жестокий, изучающий. Ни капли той поволоки, что затягивает глаза женщин в
моменты страсти.
Я дернулся, попытался отстраниться. Но не успел, Грейс впилась хищным поцелуем.
По телу прокатилась волна холода, руки и ноги стали безвольными, инертными. Я с
ужасом обнаружил, что не могу двинуть и пальцем. Полузадушено замычал, выпучил
глаза.
Моран раскрыла сумочку и достала длинный узкий стилет с вычурной рукоятью.
Приставила к моей груди, нежно провела по ткани и промурлыкала:
— Наконец-то ты мой. Не убежишь.
Сухо затрещала ткань, кожу царапнуло острым. Грейс вспорола рубашку, провела
холодной ладошкой по груди. И занесла стилет…
— Не тронь! — раздался звонкий девичий голосок, наполненный гневом.
Красивое холодное лицо англичанки исказила гримаса ярости. Моран отступила в
тень и зашипела как змея. Выставила перед собой стилет, что-то гортанно
прорычала.
— Он мой! Убирайся!
Послышались звуки легких шагов. Я скосил глаз и увидел спасительницу. Та самая
девочка, что видел на холме, а потом мельком в троллейбусе. Пронзительно-зеленые
глаза горели яростным колдовским огнем. Длинные темные волосы развевались на
ветру. Лицо серьезное, полные губы сжаты в упрямую линию.
— Не вмешивайся! — грозно прорычала Моран.
В тени блеснули желтые щели глаз, тьма пришла в движение. Черные корявые лапы
потянулись в свет фонаря. Две, пять, десяток… Будто сотканные из дыма,
бесплотные, но между тем блестящие и липкие как смола.
— Надеешься победить силой Ночи? — фыркнула незнакомка и сделала плавный жест
рукой. — Сейчас мое время!
Лапы остановились, будто в раздумьях. Смазались и растворились в воздухе.
Послышался разочарованный вой. Не человеческий, а звериный, наполненный жаждой
теплой крови. Тень отступила, свет фонаря выхватил фигуру англичанки. Длинные
светлые волосы, бледная кожа… И горящие желтым пламенем глаза.
— Ты пожалеешь о содеянном! — сказала Грейс, едва сдерживая рык. В раскрытых
ладонях появилось слабое золотистое сияние, стало ярче, превратилось в
прозрачные шарики света.
— Давай позже! — засмеялась девушка. — Мне некогда…
Маленькая ручка схватила меня за шиворот, рванула со страшной силой. В глазах
смазалось, завертелось и закружилось. В тело ударила твердая стена холодного
воздуха, уши заложило свистом ураганного ветра. Совсем близко сверкнуло и
зашипело, опалило кожу чудовищным жаром. Но прошло мимо, взорвалось где-то
внизу.
Я почувствовал, что лечу. Внизу мелькали огни Славгорода, вверху — холодные
ясные звезды. Одежду рвало потоками воздуха, ноги болтались в пугающей пустоте.
По телу пробежались мурашки, пощекотали, вернули власть над движениями. Я
заорал, задергался. Но ветер заткнул рот плотным кляпом. Крик перешел в хрип и
бульканье, легкие обожгло. В глазах опять закружилось, в животе противно