Страница 21 из 32
Но Балашову много раньше открылось, что мы, русские и индийцы, — два древних народа-ровня, что мы изошли из одной северной земли (моей родины), ныне покрытой снегами и льдами. Ему было это видение, а я долго подбирался к тайне, нарочно закрытой от русского народа за семью замками, чтобы мы не знали своей величественной судьбы и Божьего завета, который мы исполняем.
Купец Никитин отправился за три моря, мистически понимая, что идет историческими путями русов-ариев к своим праотчичам; он повторил поход через тысячи лет по проторенной, но полузаросшей, полузабытой в памяти дороге. Тверского мужика вел зов крови. Позднее поморцы Ермак, Дежнев, Попов, Хабаров, Атласов отправились навестить родные Сибири и остолбились там.
Поэт Балашов вычинивает промыслительный духовный путик из Индии в Россию, чтобы глубже понять свою родину и ее истинную историческую судьбу. Убирает засеки и непролазы. Если ближняя, славянская родня приотодвинулась от нас высокомерно, ища себе погибели, то может статься, что материк Индия сдвинется и сольется когда-то с русским материком, и тогда выстроится линия обороны от сатаны в грядущих сражениях.
Балашов занимается поиском "редкоземельных металлов", скрытых в русской породе, делающей ее особенною среди прочих. Пашенка его стихов — особенная, и Балашов, как оратай, возделывает ее с удивительным упорством уже лет сорок. Он не блистает изяществом метафор, искристостью, игривостью языка. У Балашова иные задачи: он роет шурфы идей, он пытается сблизить два мира — индийский и русский — не в космосе, но тут, на бренной земле, что должно когда-то случиться, чтобы спастись человечеству. Стихи-шифры, стихи-загадки, стихи-ларцы, скрыни и скрытни; строки не для гордого самодовольного ума, любящего развязывать мыслительные узелки, но для души доброрадной, для которой еще не придумано замков. Поэт сеет солнечные зерна, которые всходят не сразу, но исподвольки, и ростки эти пронизают нас помимо нашей воли. Один росток однажды прошил и меня.
Балашов всей душою, как наставление по всей жизни, воспринял грустную проповедь Николая Гоголя: "Нет, вы еще не любите России. А не полюбивши России, не полюбить вам своих братьев, а не полюбивши своих братьев, не возгореться вам любовью к Богу, а не возгоревшись любовью к Богу, не спастись вам..."
Гоголь выстроил спасительный мосток через пропасть забвения, и коренным берегом, от которого перекинута незыблемая переправа к Богу, есть святая Россия — наша радость.
И Балашов бестрепетно вступил на него.
Эдуард Балашов “Я НЕ УЧИЛ И НЕ ПРОРОЧИЛ...”
ПОХОРОНЫ АНАТОЛИЯ ПЕРЕДРЕЕВА
Лежал он молодо в гробу.
К нему со Словом обращались
И те, кто сердцем восхищались,
И те, кто прежде отвращались,
Но все кивали на судьбу.
Как будто из последних сил
Лежал он, обликом прекрасен,
Витиям и чинам опасен,
Бездарностям невыносим.
Скорбел недвижный хоровод.
Деревья наклонялись слепо.
Душа его глядела с неба,
Как мерз и горбился нелепо
Друзей разрозненный оплот.
Вот гроб прибрали кое-как.
Невидимо за суетою
Ко лбу его рукой простою
Прижато было "Трисвятое",
Молитва сунута в кулак.
Лежал он, как жених, светло.
И снег слетал пугливый, редкий,
На "Святый Боже, Святый Крепкий..."
И на бесмертное чело.
ЭТО СЛОВО
Одно отвергнутое Слово!
И эта малость — аки червь.
И вот изъедена основа.
И на гробах пирует чернь.
И по заходам и заулкам
Гуляет холод кистеня.
И на потеху межеумкам
Ведут к распятию меня.
Я не учил и не пророчил,
Лихих из храма не гонял.
Мне говорят: "Ты не из прочих,
Ты совести не потерял.
Ты не такой, как мы. Не так ли?
И в этом больше виноват,
Чем все мы, что в земном спектакле
Одну играем сцену — Ад".
Одно отвергнутое Слово —
И мир безумьем изнемог.
У Бога было это Слово.
И это Слово было Бог.
ЛУЧШАЯ ДОЛЯ
Принесший лучшую долю
Побит камнями страданий...
Толпы упорствуют в лени.
Им подарили дорогу,
К свету идти наказали:
Там, впереди, вершина!
Чу! — тут как тут — ехидна:
"Умный пойдет в гору?
Сердцу зачем надрываться?
До Бога, ох, как далёко!
Раскинем палаты уюта.
Дождемся, как сказано в Книге: