Страница 28 из 39
На сегодняшний момент общество управляемо, более того, российское общество само желает быть направляемо "указующим перстом". После октября 1993 года прошло еще слишком мало времени, чтобы хаос в умах обрел, наконец, определенные идейные черты. Ведь только увлекшись Идеей, общество готово само искать и находить пути развития.
С развалом Союза в 1991 году в страну хлынул огромный поток порнухи, в глобальном смысле этого слова. Водопад разврата, пошлости, бесстыдства и вседозволенности во всем и везде. И в политике, и в бизнесе, и в литературе, и в музыке. Все-таки, что ни говори, а "железный занавес" нам был нужен хотя бы затем, чтобы не видеть и не слышать всю ту мерзость, к восприятию которой мы оказались в силу своей романтической наивности просто не готовы. Это все равно, что 5-летней девочке в детский сад принести читать "Камасутру". Я не хочу говорить, что Россия — всего-навсего 5-летняя девчушка. Просто мы хорошие идеалисты и романтики-утописты. В нас еще есть жилка утопии, напрочь стертая западной прагматикой в Европе. И поэтому у нас есть будущее.
Но в обществе, не говоря уже о законодательстве, отсутствует "порнографический ценз", черта, за которую нельзя переступать.
Чем будет этот порог — ступенькой перед реабилитированным памятником Дзержинскому на Лубянке или же невозможностью сдерживать (ИЗВИНИТЕ!) эрекцию при чтении некоторых книг, покажет время. До тех пор, пока бурление в головах, в отсутствие "руководящей и направляющей", но настоящей Идеологии, не выльется в баррикады. А пока что нас вполне устроят гуси у березы на лысой горе лубянского крематория. В напоминание о том, что здесь был Боря и Вова...
Юрий Самарин АМЕРИКА ГЛАЗАМИ СТИВЕНА КИНГА
— Кого читаешь?
— Короля литературы. Кинга!
(Из разговора)
Кинга выпускают гигантскими тиражами. Кинга читают. Фолианты Кинга занимают целые полки в книжных шкафах собирателей. Однако наша серьезная литературная критика Кинга игнорирует. И причин тому несколько. Во-первых, творчество его весьма объемно. Он чудовищно многословен. К тому же подчас его изданные коммерческим путем романы читать просто нельзя — из-за сляпанных наспех, диких переводов-подстрочников. (Как правило, в таких изданиях фамилия переводчика отсутствует.) Отвращает от чтения и постоянное копание в сексуальных комплексах и прочих душевных патологиях. Копание столь же навязчивое, сколь и примитивное. Герои Кинга, будь то злодеи или добряки, со всеми своими многоразличными душевными выкрутасами — все абсолютно "на поверхности". Его герои целиком здесь, тогда как герои истинной литературы остаются "сокровенными", с тайной внутри, а потому и интересны в своей способности к преображению. Герои Кинга схематичны: уж кто добр — тот добр, а уж кто зол — так клейма негде ставить. Зачем же его читать — многословного, схематичного и к тому же отвратительно переведенного? Ну — народ читает, понятно, к чтиву особые требования и не предъявляются. Очередной коммерческий пузырь — вот и всё.
Э, нет! Любой, кто его читал, скажет, что всё так да не так! И не потому что Кинг щекочет нервы и самоуверенно лезет в экстрасенсорику. Сквозь всю словесную шелуху пробивается, пусть только время от времени, живой родник настоящих слов. Скажем, примечательна его повесть с удушающим и мало имеющим отношение к содержанию названием "Труп". Вещь — писательская, исповедальная, свободная, яркая. Мастерски написанные эпизоды стоят в глазах. И это при совершенно тривиальном, реалистическом сюжете: подросток идет, взрослея, сквозь жесткое маргинальное окружение, трудно нарождаясь как личность и как писатель. Как угадать в какой из книг Кинг примется пугать своими нестрашными вампирами или покажет себя настоящим мастером?..
Да и стоит ли рыться в поисках редких золотников, переворачивая груды словесного хлама? Для себя отвечаю так: стоит! Почему? Кинг — американский писатель до мозга костей. Он — американец до кончиков ногтей. И пишет он не для нас, а для них. И в первую очередь его романы имеют массовые тиражи там, а потом уже у нас. Так вот, об Америке и современных американцах я, например, узнал из его романов гораздо больше, чем из ежедневных выпусков новостей. Думаю, что информация эта, облеченная в художественную форму, создает целостный образ народа и страны, в отличие от ТВ. В свое время в солженицынских "Очерках изгнания" промелькнула мысль, что "корневая Америка" не имеет доступа к СМИ, так же, как и "корневая Россия". Транснациональная элита правит бал не только в нашей стране. Но ведь мы не склонны считать, что Черномырдин или Чубайс, Пелевин или Маша Распутина олицетворяют собой весь народ и нашу страну.
Остановлюсь подробней на одном из романов, любопытных с этой точки зрения. Называется он — "Исход". В предисловии Кинг утверждает, что "Исход" — фантастический роман. Впрочем, ничего особенно фантастического в сюжете не наблюдается: из секретной лаборатории вырывается вирус "супергриппа" и выкашивает 90 процентов населения. Выжившие объединяются в две общественные группы вокруг "светлого" и "темного" вожаков. Многие города и штаты, в которых происходят действия, вымышлены. Но фон происходящего, жизненная ткань, из которой скроено произведение, совершенно реальны, реальны и люди — наши современники. Время действия — 1990 год. И как бы не показалось нам это удивительным, "их проблемы" очень часто весьма близки и понятны нам.
Городишко Арнетт — провинциальный, заштатный, державшийся на двух предприятиях: "фабрика, выпускавшая бумажную продукцию, и завод по изготовлению электронных калькуляторов. Теперь же картонная фабрика была закрыта, а дела на маленьком заводе шли все хуже и хуже — выяснилось, что намного дешевле производить калькуляторы на Тайване, точно так же, как и переносные телевизоры и транзисторные приемники".
Несколько жителей этого городишки собрались вечерком попить пивка и поболтать на станции техобслуживания. Причем двое из них — "раньше работавшие на картонной фабрике, теперь оба остались не у дел, к тому же не могли рассчитывать даже на пособие по безработице". Двое других — "еще работали на заводишке, выпускавшем калькуляторы, но им редко удавалось проработать больше, чем тридцать часов в неделю". Пятый — пенсионер, который курит "вонючие самокрутки, единственное, что он мог себе позволить". О чем же говорит с приятелями хозяин станции техобслуживания Хэп, у которого "скопилось много неоплаченных счетов": "У нас есть печатные станки, и у нас есть бумага. Мы должны напечатать 50 миллионов и пустить их в обращение для нашего же блага". Ему возражают: ведь то, что стоило 50 долларов — просто будет стоить в три раза дороже. "Люди из банка развернутся и потребуют с тебя 150. И ты снова будешь также беден".
Герои книги знают, что такое труд и бедность не понаслышке. Например, Стью Редмен, у которого умер отец, а "зарплаты матери хватало, чтобы прокормить четверо ртов и только... В 9 лет Стьюарту пришлось начать работать... Он вспомнил о том, как поначалу кровоточили водянки на его руках от бесконечного перетаскивания мешков..." Пожалуй, во всем этом выдуманном, но таком реальном городишке один Эдди Уорфилд "был героем", выходец из еще более бедной семьи, чем у Стью, он пробился в запасные игроки региональной футбольной команды.