Страница 27 из 39
— Что вы скажете о Чубайсе?
— Чубайс все-таки — цикада. Энергичное, упоительное существо, со стеклянными, жесткими крыльями. Которое непрерывно издает свистящий, крепкий, стойкий звук. И несмотря на то, что он рыжий, он все-таки является зеленым. Даже серо-зеленым. Вообще, он похож на маленький крылатый танкер. И тот рыжий парик, который он носит, никого не обманывает. Все знают, что это мимикрия. Некоторые бабочки тоже маскируются под человеческие лица. Вот посмотрите: лица, глаза — все как у людей.
Думаю, что Березовский — это голубянка. Это ангел — на самом деле. Как бы он ни смотрелся небольшим, согбенным, с длинными хрупкими конечностями богомола (и люди могут действительно подумать, будто это богомол). Он — лазурный ангел. То, что мы называем морфиды. И при встречах с ним я даже замечал, как при определенном положении солнца на небе он начинает переливаться, словно голографическая картинка. Мне становилось страшно, что во время нашей беседы он может вспорхнуть и улететь в райские поля, откуда он нам и явлен. Это чувство постоянно держало меня в напряжении и заставляло быстро-быстро задавать мои вопросы.
— Вот еще Селезнев...
— Ну, что касается Селезнева... Вот он как раз — куколка. Будучи молодым редактором "Правды", он являлся еще гусеницей. И хоть и медленно, но двигался по кромке листа. И все видели, как постепенно исчезает этот лист. Лист газеты "Правда", естественно. И он производил впечатление движущегося существа. А сейчас мы видим, как эту большую куколку почти выносят на носилках помощники и охрана, укладывают бережно между Слиской и Жириновским...
— И наконец, о Хакамаде.
— Она — типичная бабочка. Лунная сатурния. Бабочка-пуля. Не позавидую я человеку, которого поразила пуля-Хакамада. Ибо я сам таков. Сердце мое пробито Хакамадой. Она выстрелила в меня — не в упор, слава Богу. Передо мной она сразила таких витязей, как Немцов, Юшенков, Похмелкин... И на излете попала в меня. Я сраженный Хакамадой человек. Это видно. Бабочка калибра 7,65 со смещенным центром тяжести начинает дико вращаться и высверливает сердце целиком. У меня она в конце концов оказалась в печени.
— Вы всегда в процессе охоты за бабочками?
— Само собой. Я и горячие точки-то посещал не ради репортажей, а чтобы собрать бабочек. К сожалению, войны идут в самых прекрасных местах нашей планеты. И сквозь эту красоту стреляют. А ты - ловец бабочек — в свободное от войны время берешь жестяную коробочку, хоть бы из-под монпансье, в которой бумажные складни с ватными матрасиками, сачок со свинчивающейся рукояткой и — за бабочками. И если тебе суждено увидеть бабочку, ты как безумный начинаешь за ней гнаться. И гонишься, пока либо не упадешь в великой печали, либо не настигнешь ее... И вот она настигнута... Делаешь пируэт сачком, перевертываешь кисею, бабочка трепещет. А ты даешь себе отдышаться и смотришь, как она трепещет. И — если бабочка любимая — целуешь ее, вдыхаешь ее запах. А поцеловав, умерщвляешь.
— Поцелуем?
— Увы, нет. Сквозь марлю отыскиваешь хитиновую грудку и сжимаешь ее. Она выворачивается наизнанку, и ты видишь ее божественное предсмертное движение... Потом кладешь эту бабочку на ее смертное ложе и закрываешь его. Возвращаешься в Москву, складываешь до лучших времен. А лучшие времена наступают зимой. Разноцветный сор помещаешь на тарелку с влажной тряпицей и накрываешь колпаком. Через два дня — липовыми расправилками, потом бабочки сохнут.
— И вспоминаете...
— Медитирую. Ночь, Москва. А ты занимаешься странным, мало кому понятным делом. Очень много метафизических, мистических моментов. Такими ночами я думаю, что бабочка — символ трансформации души. Сначала человек как червяк: жадный, плотоядный, все сжирающий, динамичный, набирающий соки, плоть, мускулатуру, достаточно отвратительный. Потом, набрав эту энергию, он совершает какой-нибудь страшный грех. Или не страшный. И умирает. Превращается в куколку: заворачивается в саван, ложится в гроб, засыпает. Потом, через чудо покаяния, воскресения, из этой могилы поднимается как ангел и идет в райские веси...
Все бабочки, если уйти от метафизики христианства,— это боги, божки. Каждая владычествует над какой-нибудь поляной, кустом, цветком. Они охраняют эти места, господствуют над ними. И, вычерпывая этого бога из этой лесной кулисы, ты тонко ощущаешь мистическую сущность этой земли, этой страны, этой эры. Бабочка — это некая душа, дух.
— Вы чувствуете родство душ с африканскими бабочками? Или...
— Если ты никарагуанец, то для тебя нет ничего дороже никарагуанских бабочек. А если ты русский, то тебе нет ничего дороже русских бабочек. Знаю, что самые прекрасные бабочки — те, которых я собрал вокруг своей избы. Среди них есть одна — бабочка русских заборов, мусорных куч — крапивница. Если среди птиц дороже всех мне русский воробей — самый понятливый, веротерпимый и героический, то среди бабочек — крапивница. Только солнце пригреет — вот и она.
Олег Головин К ВОПРОСУ О "ЖЕЛЕЗНОМ ФЕЛИКСЕ"
Было бы, наверное, очень интересно написать книгу "Национальные особенности российского самосознания". Ведь все-таки мы отличаемся чудовищной национальной амнезией даже на события полугодичной давности. В сентябре прошлого года, в очередной раз поностальгировав по "великому и ужасному" прошлому в лице Феликса Эдмундовича, Госдума забыла об этой теме еще на год. До выборов. И ведь в который, заметьте, раз это было! А так ничего и не изменилось.
С общественным сознанием народа в последнее время происходит явно что-то ужасное. В головах людей — полный хаос. Для людей сведущих это является предзнаменованием. В России "свободной" конца 20 столетия, среди прочих, родилось новое поверье: когда в умах — порядок, беспорядки происходят на улице, когда беспорядок в голове, до улицы остается ждать немного. Тому достаточно примеров: и 1991, и 1993, и 2000 годы... В России "тоталитарной" сталинского периода порядок был везде — и в головах, и на улицах. И это было правильно, так как на наш коллективистский дух другими методами, кроме политики "кнута и пряника", воздействовать невозможно. В противном случае созидательный процесс и наращивание потенциалов для государства немыслимо. Можно долго рассуждать, плохо это или хорошо, но это, в любом случае, так, иначе в России не бывает.
Тема порядка-беспорядка сегодня вдруг оказалась актуальной фактически везде, как некогда тема свободы слова. Что есть порядок — умение себя свободно ограничивать, или же подчиняться тупой воли церберов? Что есть беспорядок -"Голубое сало" Владимира Сорокина или же "Идущие вместе" со своим взорванным унитазом? На эти вопросы сегодня однозначно ответить нельзя. Проститутки на фоне бережно разложенных за витриной магазина "Москва" наркотических текстов Баяна Ширянова для столицы России-2003 типичная картина. И чего больше в их одновременном присутствии на фоне друг друга — беспорядка или же традиционной для Москвы "нормальности" — сказать крайне сложно.