Страница 31 из 37
И, мальчик отрок радостно властно встал на пути Ходжи.
А путь Ходжи проходил чрез миндальный цветущий сад и чрез мальчика отрока бухарского спелого многоспелого уже — увы! — многоумелого
Но Ходжа вздохнул и целомудренно чисто хотел пройти мимо мальчика отрока ядоносного бухарского но отрок прут зеленый дымчатый бережно обнял великого зеббоносца и зашептал:
— О Великий странник в океане соитий! Путь твой идет чрез сад миндальный мой розовый! и чрез меня! погляди в зеркало мое и ты увидишь, как ты стар, а я спело преданно молод!.. Я яблоко младое — а ты червь сосущий сладко недра яблока младого!.. Упейся улейся яблоком сладко-тленного бытия, о червь мудрости, великий Ходжа!..
О Великий Зеббоносец! отведай червь яблочных яблок ягодиц моих спелых неистово покорно круглых!.. как колеса высоких блаженных ферганских ханских арб колесниц!
Дай я насурмлю этой кисточкой твои брови и бороду. И на великом бессмертном зеббе твоем нарисую жгучий необъятный иероглиф любви!... Горящий иероглиф соитья!
О Великий Зеббоносец, не утомился не устал ли ты носить в одиночку великий ствол зебб фаллос свой?
Дай хоть на время и мне поносить вместить его и помочь тебе вдвоем со мной носить его и взять на себя благородную живительную спелость тяжесть его! о!
О Великий Зеббоносец поделись богатством своим! Ты же щедр и вечно помогаешь бедным и делишься с ними дарами своими!
Поделись со мной наклонно склонно даром избыточным щедротекучим своим. Давай! хоть на миг! понесем! вдвоем! ствол твой!..
И мальчик находчиво сбросил с себя златотканный чекмень и стал как яблоко наг.
И великий щедрый Ходжа, безнадежно сбросил с себя алое защитное одеяло свое и поделился с бухарским насурмленным тугим капризным льстивым извилистым изворотливым мальчиком и расщедрился...
И приложился прибился и приноровился прилепился и усладился неслыханно и усладил уложил усадил укачал неслыханно. Но потом Ходжа сказал:
— Не люблю метать тучные родильные семена о камень а мужелюбы это бесплодные камни...
И пошел прочь от расписного стонущего в миндальных кустах отрока мальчика и не оглянулся ни разу а только зябко омылся в реке и покрылся родимым одеялом,
А мальчик радостно растопыренно сладостно стонал от греховного соитья и стон его перекрывал порой святой рев реки, но потом стон утих и река вновь победно забилась в вечном пенном соитье...
А жена великого зеббоносца Ходжи Насреддина вначале влюбилась в извилистого мальчика миндального но узрев неслыханное мужесоитье неплодное каменное невиданное уже возжелала хищно убить ножом юного отрока совратителя.
Но потом она пошла за мужем своим вдоль реки чуя что не иссякли странствия зебба его щедрого.
Но Хуршеда Хеопс Тантра Таласса уже устала от любовных плясок мужа своего и справедливый нож устал в руках честных её.
А дорога все утомительней поднималась в горы Рамита к снежным бездыханным вершинам альпийским.
И Хуршеда дивилась что древний муж участник жертва всех встречных соитий её бедный Ходжа Насреддин все выше и круче уходил в безлюдные нагие горы в царство нагих камней.
И Хуршеда Боробудур устала утомилась с ножом её и когда младая спелая белая снежная ослица преданно явилась на горе на пути Ходжи и Ходжа обреченно не обошел её а обласкал помял пошатал исступленную шелковую кожу её и поместил в неё зебб свой обреченно и погнал её толчками, могучими, как хаитское земле трясенье с горы в реку и загнал её в воды бешеной реки Кафирнихан а потом омыл в ледяных волнах своего ослиного алого пастуха и от ледяных волн пастух опять прибыл необъятно несметно восстал но ослица учуяв убоялась разрушенья лона чрева своего и в бушующую реку на другой брег спасительно упоительно бежала ушла...
Но дорога все выше стремилась струилась вилась в горы. И уже начинались блаженные альпийские луга джайлоо где шел святой окот убой каракулевых агнцев барашков.
И тут Ходжа положил на снег вечный алое свое одеяло и задремал сладко.
Но тут пастух локаец Дарий Сарданапал 333 из великой династии альпийских пастухов почтительно разбудил великого мудреца и принес в дастархане-скатерти цветастой кочевой вяленое баранье мясо и овечий ноздреватый сыр и гиссарскую лепешку и густой как сыр каймок-сливки и бутыль русской водки-араки.
И Ходжа как воду легко и сонно выпил всю бутыль и съел все мясо и сыр и каймок и лепешку и спело уснул в алом одеяле и от густой еды сытые семена потраченные в теле его вновь явились родились зароились восстали для новых соитий великий зебб Ходжи приготовляя
Айхйяааааааааааахххййййяааааааааа
Но тут великий зеббостроитель зеббоносец проснулся потому что кто-то терзал мучил его спящий зебб сладчайшими бархатными мяклыми губами младенческими зубами устами.
Ходжа открыл один зеленый глаз а он был разноглазый — другой глаз был черен как ночь вселенной — и увидел у зебба спящего своего каракулевого несметно курчавого агнца ягненка и ягненок искал сосок матери своей овцы и вот набрел на находчивый необъятный вселенский зебб Насреддина.
Тогда Ходжа сказал иль подумал:
— О зебб мой утешитель не только мой а всех встречных тварей и не они одни жертвы мои а я жертва их...
И стало ему печально от истины сей. Но не отогнал он агнца сосущего...
А жена Хуршеда Хуфу Каджурахо райская мухоловка глядела на спящего на алом одеяле мужа своего и радостно сосущего агнца и впервые пожалела великого зеббоносца.
И впервые рука ее не хотела выпустить метнуть гневный справедливый нож верной жены.
И еще зло мстительно ревниво подумала она: "Не жаль мне что с агнцев этих снимают сдирают каракулевую шкурку"...
Но потом каракулевый ярый ягненок отошел от Ходжи.
Но потом Ходжа поднялся с алого одеяла и обнял благодарно гостеприимного локайца пастуха Дария Гуштаспа III и пошел побрел в дальные горы к гнездам орлов и грифов-могильников дегустаторов свежей зоркой пади.
И Хуршеда чуя близкий исход конец великим путешествиям зебба мужа своего нежно и хищно изогнувшись повлеклась за Ходжой который обреченно разочарованно брел за хозяином-зеббом путеводительным своим. Ойхххххо! Аллах помоги мне!..
Ведь за горами уже небо начинается и там кончатся все странствия плотяного земного зебба мужа моего! Ойххххооо!.. Ведь не пернатый же! не крылатый же он! Ойхооо!..