Страница 26 из 39
"Бракованные сапоги" Абрамович купил за так. 50% тут же загнал дяде жены как военные поставки частной кожевенной фабрики "Смелый самоход", остальные 50% продал через Владивосток Северо-Американским Соединённым Штатам. Американцы обменяли сапоги один к трём у Канады. Канадцы одели в удобные русские сапоги свой экспедиционный корпус, отплывающий на Западный фронт. Выменянные канадские сапоги — поплоше — американцы продали втридорога русскому правительству. Переговоры от лица американцев вёл Абрамович. В столицах заговорили об "отечественном капитале", благодаря которому насквозь прогнившая Империя Российская только и в состоянии вести войну. Милюков написал статью "Так кто же тогда должен находиться у власти?"...
Из России Абрамович уехал в мае 1917. По его расчётам, всё должно было закончиться к июню, максимум к июлю, но Временное правительство заморочило голову даже Ленину, и "патриотический капитал" выгнали из Зимнего только в октябре.
В эмиграцию Абрамович приехал с огромной кислородной подушкой, жилось ему пьяно, весело. Иногда из эмигрантского болота к Суме протягивалось то одно, то другое щупальце, норовило залезть поглубже и содрать побольше. Скользкий Сума всегда отделывался малой кровью, жертвуя то 500 франков, то 1000. С другой стороны, время во Французской Республике было жаркое, панама громоздилась на панаму. Памятуя о печальном довоенном опыте, в бучу Сума не лез, в свою очередь выбрасывая то одно то другое щупальце и пытаясь урвать из общей свалки "по маленькой". Иногда удавалось, иногда нет, но вывезенный из России капитал Сума расходовал медленно, с умом.
Снова подоспела мировая война. Бизнес Суме показался по старому опыту перспективным, и он вошёл в дела сильно. Дела были большие, интересные, и за текущей работой Абрамович как-то просмотрел немцев. Сдача Парижа была для него абсолютной неожиданностью. В гуманистической организации назывались совершенно другие цифры. Абрамович бросился на юг, но в 100 км от Парижа стремительные "боши" его арестовали. На следующий день он уже сидел в кабинете у поразительно осведомлённого следователя.
Допрос вёл одноглазый прибалтийский немец, говоривший по-русски почти без акцента:
— Господин Абрамович, вам инкриминируется уголовное преступление — изнасилование несовершеннолетней. Такие, как Вы, подобное изнасилование называют двойной поцелуй Адоная. Мы это называем иначе. У вас есть 8 лет каторги и, господин Абрамович, ваш капитал конфискован. Русские говорили, что мы, немцы, тупые. Французы упрекают нас в некультурности. Так вот, поскольку мы тупы и некультурны, то в отличие от русских и французов можем найти лишь непосредственное применение вашим обширнейшим талантам. В качестве подсобного рабочего вы отправляетесь на свиноферму под Айзенкирхеном. Там в течение 8 лет вы будете приносить немецкому народу пользу, доступную его пониманию. Русским вы уже помогли, французам тоже, теперь будете помогать нам.
В ответ Сума произнёс довольно длинный монолог, в котором несколько раз упоминалось слово "адвокат". Немец устало потянулся рукой к переносице и неожиданно наткнулся на повязку — глаз ему выбили недавно. Дёрнулся, однако, взял себя в руки, сказал по-доброму, устало:
— Ваши французские друзья от большой культуры снимали через дырочку фильму, как вы под музыку совали член в рот и в задницу пятнадцатилетней цыганке. Фильмотеку ложи мы конфисковали. Чего нам тут дурочку играть. Мы знаем, что вы кошачье дерьмо, и вы знаете, что вы кошачье дерьмо. В политическом отношении вы для нас неинтересны. Оформим как уголовное дело.
На свиноферму Суме не хотелось. Ночью к нему на нары подсел сокамерник Шоломон Гриль, стали беседовать. Сума жаловался, намекал на счёт в Швейцарии. Гриль всё качал головой, говорил, что не может же быть так, чтобы месье русский еврей не нашёл выход. Так не бывает. Выяснилось, что сам Шоломон будет работать сортировщиком почты в парижском отделе "Телефункена". Месье Шоломон заинтересовался номером на робе Сумы — 130017. У самого месье Шоломона, взятого в один день с Сумой, номер был 430011. Номера на робах быстро подработали. Параллельно Сума назвал номер счёта в Швейцарском банке. Этой же ночью, уже под утро, 430011-го попросили на выход. Сума вышел. Его посадили в автомобиль, поехали на окраину города. Молодой пьяный офицер смотрел на него с любопытством, на ломаном французском говорил про какую-то газетную свинью, которая ам-ам металлический артишок, и будет червивой, а это, ха-ха, парадокс. Сума ничего не понимал, но на всякий случай вежливо улыбался. Офицер стал посматривать на него иначе, как ему показалось, с уважением. "В конце концов, я интеллигентный человек", — подумал Сума, выходя из машины. Это была его последняя мысль — офицер выстрелил Суме из парабеллума в затылок.
"4" в начале номера заключённого означало "личный враг фюрера". Гриль ("Арт-Ишок") был политическим карикатуристом, специализировавшимся на германской внешней политике. Главным персонажем его карикатур был некий, как он его называл, Червивый поросёнок. Жалкий, тощий кабан, измученный глистами. С вытянутым пятачком, мешками под глазами, усиками и чёлкой. В зависимости от обстоятельств поросёнок то впрягался в сани, на которых развалясь сидел Сталин в китайском халате, то рыл корни дуба, на котором было написано "Мюнхенское соглашение", то плескался в корыте с надписью "антисемитизм", а то даже надувался мехами через задний проход неким прусским генералом.
Грилю вскоре удалось выехать в зону Виши, потом в Марокко. После войны, в 1945 году, он написал эссе "Шер ами Абрамович": "Умирающий от рака заключённый спасает жизнь борцу сопротивления Грилю". Суме поставили памятник, а прибалтийского немца нашли в Уругвае и повесили.
«
Прузджанковский ("Пружина") попал в плен к немцам в 1915 году, оттуда пошёл добровольцем к Пилсудскому. Как офицер польской армии, был расстрелян в Катынском лесу.
«
Бандурин всю жизнь проработал учителем в родном городе, дружил семьями с врачом Скворцовым ("Скворец") и статистиком Вострецовым. Всех троих мобилизовали в народное ополчение и бросили безоружных затыкать дыру на фронте. Как однополчане, все они ехали в одном эшелоне, все вместе с ещё двумястами энцами попали под бомбёжку на одном из железнодорожных переездов. Бандурин и Скворцов, как и большинство пассажиров, сгорели. Вострецов чудом спасся, контуженный был отправлен обратно в тыл.
«
Жеребченко был отчислен из 6-го класса гимназии за неуспешность, так что рассматривается в общем списке условно. После революции работал в местной чрезвычайке писарем, при нэпе перешёл на канцелярскую должность в трест, потом в столичный наркомат. Во время московской паники осенью 1941 года попытался с двумя туго набитыми чемоданами перейти линию фронта, заблудился и замёрз в лесу, кстати, недалеко от места действия диверсионной группы фон Таубе.
«
Фридрих фон Таубе ("Барон") сражался в войсках Юденича, был интернирован в Эстонии. В 1922 году перехал в Латвию, где у него было родовое имение. Имение во время гражданской войны разорили дотла, а в 1924 году просто отняли в пользу Латвийского правительства. Без гроша в кармане барон уехал в фатерлянд, который, как все остзейские немцы, не любил.