Страница 22 из 34
Много их, кому в музей
русский штык прибрать охота,
пусть идут они в болото,—
у России нет друзей,
кроме Армии и Флота!
Сам Архангел Михаил,
первый воин в Божьем войске,
с васильками да с березкой
ратный путь наш осенил,
ведь Кутузову он был
и Калашникову тезкой!
Было так и будет так!
знают враг и доброхоты.
если же забудет кто-то,
память им вернут в два счета
русский штык и русский стяг —
Слава Армии и Флота!
НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО В.П.АСТАФЬЕВУ
(по поводу его переписки
с Натаном Эйдельманом)
Ах, бросьте Вы это, оставьте,
да было б кого обличать!
Не надо Вам, Виктор Астафьев,
на эту возню отвечать.
Пусть новых времен Геккерены
по прошлым грустят временам,
да каждый из них — по колено
Белову, Распутину, Вам…
Им спать не дают Ваши книги,
и чтоб Ваш талант устранить —
они Вас потащат в интриги,
и душу Вам будут травить.
Подметные черные речи
с холодным расчетом плетут,
и снова на Черную речку
Россию лукаво влекут.
Не делайте им одолженья —
их тешат разрывы сердец,
но в страх повергает — презренье,
тяжелое, словно свинец!
Пусть небо свинцово и хмуро,
покуда Вы есть на Руси —
О Русская литература,
ты не за холмами еси!..
* * *
Ныне отпущаеши…
Злые, но не безликие,
и наша цель чиста:
пока не пришли великие —
займем их места.
Грешные, не идеальные,
пьем на пиру чумы,
пока не пришли гениальные —
гении — это мы.
Сколько часы роковые
Будут наш век отмерять? —
Пока не пришли живые —
Нам нельзя умирать.
Души мрачит искуситель,
плачут здесь, бьются, поют.
пока не пришел Спаситель —
нас на Голгофу ведут.
Сбитыми в кровь устами
молимся: "Отпусти,
Господи, мы устали
Крест непосильный нести!.."
* * *
Ах, кабы на цветы да не морозы,
ах, кабы на мозги да не склерозы —
круглый год все цвели бы лютики-незабудки,
жизнь не шутила бы с нами подлые свои шутки!..
Ах, кабы на Родину да не вороги встали,
ах, кабы на воинов да не воронов стаи —
Русь Святая легко проносила бы крестное бремя,
по кремлям не жирело б иудино племя, крапивное семя…
Ах, кабы на очи да не жгучие слезы,
ах, кабы хоть с утра да были мы тверезы —
не кляли бы мы горькую долю, икаючи с квасу-рассолу,
не клонили б повинную, разудалую голову долу…
Ах, кабы на кудри бы да не седины,
Ах, кабы переплыть Волгу хотя бы до середины,
русское поле пройти бы, родные овраги, ухабы…
Если бы, Господи, если бы…
Ах, кабы, кабы…
* * *
Я ухожу…
Е.Б.Н. 31 дек. 1999
Мне не жаль тебя, пьяный дикарь,
не размазывай слез кулачищем,
с медной рожей, как "красный фонарь",
над дымящим еще пепелищем.
Сквозь кривую хмельную слезу,
ты хоть помнишь, склероз пересиля,
ты хоть знаешь, какую красу
отдала тебе в лапы Россия?
Да, любовь распроклятая зла,
и злодея полюбишь и вора,
но и даже злодей — не дотла,
даже каторжник не до позора!
Летописец коснется пером
в двух строках твоих танцев и шманцев:
"Этот — в тысячелетье втором
из последних у нас самозванцев…"
"Ухожу", — говоришь? Ты — не дождь,
ты не тень полуночника-предка
(хоть трясет нас, как Гамлета, дрожь!),
ты уже никуда не уйдешь —
крепко сбита Емелькина клетка!
И запомни: Россия с креста
в белом платье сойдет, возродится,
но — другая, святая, не та,
что в глазах твоих мутных двоится!
ДРУГУ-ФИЛОСОФУ
В.С.
Ну, что, мой приятель, красавец седой,
смирил ли свой дух ты под этой плитой?
Вчера — мы пловцы по житейским морям,
а нынче — мы пища могильным червям.