Страница 33 из 37
В наших адовых снах наяву?
Жизнь над нами жестоко смеется,
А дерьмо, как всегда, на плаву.
Вон какой-то залетный мессия
Выправляет расейский изъян.
Ты не верь ему, матерь Россия,
Для мессии он слишком румян.
Мы с тобою худые, босые,
Нам не светят борделей огни.
С перепою болеет Россия,
Не кончаются смутные дни.
* * *
Вдыхая дымы жертвенных костров,
Ворчит Перун ревнивыми громами.
Пронзая плевы ангельских миров,
Астральный звон плывет над шеломами.
Небесный лепет юного ручья
Явила в мир разбуженная Ева,
Слепой гусляр на струнах бытия
Свивает нить былинного напева.
Кочевник ветр ласкает облака,
Вплелись века в речные переливы…
Колышет челн незримая рука,
И смерть легка, как сон под сенью ивы.
* * *
Заря заснегирила
Январские снега,
Хмельной старик Ярило
Свалился за стога.
Зима на тройке ночи
По полю — к небесам…
Морозный колокольчик
Искрится по лесам.
Тиха моя обитель
Над бездной ледяной,
Сюда на вьюжных нитях
Нисходит Рай земной.
Бредут меж сонных елей
И трепетных берез
Сладкоголосый Велес
И пламенный Христос.
ЗАКЛИНАНИЕ
Сметая стаи Чернобога
О, Русь — Побуда, — воспари!
Я видел новый день Сварога
В горниле утренней зари.
Звенели радужные струны,
Орлили юные ветра,
И Коло — ярый сын Перуна,
Сияло рано руной Ра.
Владимир Бондаренко ЧЕЛОВЕК-ЛЕГЕНДА
Мне довелось в жизни встречаться со многими уникальными людьми. Один из них — Альфред Хейдок, русский писатель, мистик, друг Николая Рериха, белогвардейский офицер, прошедший с бароном Унгерном всю Монголию, отказавшийся уезжать в 1945 году в Америку или Австралию, предпочтя сибирские лагеря… Он прожил долгую и по своему счастливую жизнь. Я с ним познакомился еще совсем молодым критиком, историком литературы. Это был человек-глыба. Массивный. Основательный. С огромной палкой в руках. Почти слепой. Он всегда излучал уверенность и знания. Я пришел в восторг от его увлекательных мистических приключенческих рассказов. Умудрился написать о них еще в семидесятые годы в "Советской России". Пожалуй, я был первым и последним, кто в советское время писал о нем в центральной печати. Вскоре в ЦК КПСС поступил донос некоего профессора Петрозаводского университета Леонида Резникова. Стукач поразился, как это можно в партийной центральной печати воспевать прозу белогвардейца-эмигранта. Резников был уверен к тому же, что я хвалил рассказы Хейдока, не читая их, ибо, как сообщил доносчик, нигде в советских открытых фондах и библиотеках книг Хейдока нет. Он и предположить не мог, что почтенный старец спокойно проживал после лагеря в Казахстане. И даже продолжал писать и изредка печататься в местной печати. Мне Альфред Хейдок передал множество своих тетрадей с рассказами и эссе. В годы перестройки, знаю, что-то выходило на его родине, в Латвии, что-то — в Сибири. Я сам помог издать несколько рассказов, но по-настоящему он так и не был открыт читателю. Для латышей он оказался чересчур русским. Для демократов — тоже. Для левых — белогвардейский офицер, воспевавший походы Унгерна. Для православных — чересчур погруженный в рериховскую живую этику. Но уверен, когда выйдет томик лучших его рассказов, мы увидим ни на кого не похожего, блестяще владеющего сюжетом, умело сочетающего тонкую мистику и знание жизни, по-настоящему любящего Восток, но при этом остающегося истинно русским писателя.
Владимир БОНДАРЕНКО
Альфред Хейдок ПРОРОКИ
1.
Если действительно существует магия звука, то больше всего насыщено ею странное, от древности дошедшее до нас слово «пророк». Что-то рокочущее, грозное. Так шумит, «рокочет» простор морских вод в ночи, и путник, не видя в темноте самого моря, слышит его пульсацию и догадывается о близости колышущихся за дюнами пучин. Грозное это слово…
Подобно теням, бросаемым вперед грядущими событиями, появлялись на земле библейские пророки, чтоб возвестить о сужденном, взывали на площадях, у хижин, у дворцов, где по-прежнему продолжалось служение сладострастию и наживе — недобрым богам как древности, так и нынешнего века.
С точки зрения обывателя судьба пророка могла казаться только печальной: на площадях в них иногда бросали камнями, а из дворцов, если правитель не хотел прибегать к более крутым мерам воздействия, обличителю-пророку посылалось презрительное внушение, в точности соответствующее современному "быть поосторожнее в выражениях, если не хотят нажить крупных неприятностей".
Роль пророков в Священной истории огромна. Эти вдохновенные прорицатели, как факелы, вспыхивающие божественным озарением, не могли не заинтересовать пытливые умы западных мыслителей. Один из них, Эвальд, в результате долголетних исследований и тщательного анализа высказал следующее: "Когда человек внимает Божественному призванию, в нем возникает новая жизнь, в которой он не чувствует себя более одиноким, ибо он соединился с Богом и правдой Его. В этой новой жизни его мысль отождествляется с мировой волей. Он обладает ясновидением настоящего и полнотой веры в конечное торжество Божественной истины. Так чувствует пророк, тот, кого неудержимо влечет проявить себя перед людьми как посланца Божьего. Его мысль становится видением, и эта высшая сила, властно вырывающая истину из его души, разбивая иногда саму душу, и есть дар пророчества. Пророчества появлялись в истории, как вспышки молнии, внезапно освещая истину".