Так умирают короли

Уже перевалило за полдень. Я хотел есть, но не мог подняться и уйти, и даже подумал, каково сейчас Алекперову. В отличие от меня, он находился в не очень завидном положении, потому что его допрашивали как свидетеля, держа при этом на примете как подозреваемого. Я представил, как его нервируют эти повторы вопросов, если бы не они, то допрос уже давно закончился бы, наверное, а Мартынов все кружил и кружил вокруг интересующих его тем, и это уже было похоже на упрямство проигравшего. Он не мог расколоть Алекперова, вот в чем все дело, и никак не хотел признать собственное поражение. Задавал и задавал свои повторяющиеся вопросы, и мне показалось, что у меня скоро сдадут нервы — и от этих вопросов, и от стремительно нарастающего чувства голода.

— Значит, вы приняли решение взять судьбу самсоновской программы в свои руки? — уже в десятый раз вопрошал Мартынов.

— Да, потому что речь шла о рейтинге программы, а следовательно, и о рейтинге канала, — уже в десятый раз отвечал Алекперов.

— Эта мысль пришла к вам после того, как вы убедились, что Самсонов не пойдет вам навстречу?

— Совершенно верно.

— Когда вы беседовали на эту тему с Самсоновым?

— Месяца три или четыре назад, я же вам уже говорил.

— И это была единственная ваша с ним беседа?

— Да.

— Тогда же вы переговорили с Горяевым, предложив ему возглавить программу?

— Да.

— И предполагали, что горяевская программа вытеснит самсоновскую?

— Да. Я об этом уже вам говорил.

— Я помню. Итак, вы уже решили для себя, что избавитесь от самсоновской программы.

— Ну, не так же грубо.

— И все-таки.

— В общем, да.

— А почему же вы в таком случае пришли к нему еще раз и очень настойчиво пытались убедить его в необходимости внесения изменений в программу? Что вам была за забота, если вы все равно предполагали с ним расстаться?

— Я не понимаю, о чем идет речь. Когда я к нему пришел?

— За несколько дней до убийства, — напомнил Мартынов.

Я насторожился.

— У меня не было с ним такого разговора.

— Ну как же! — протянул Мартынов. — Был такой разговор, у меня совершенно точные сведения. Так что нестыковочка. Вы сказали, что никогда ни о чем не говорите дважды. А с Самсоновым вот говорили — о его программе. Значит, не так уж эта программа вам была безразлична, а? И не очень-то вы на Горяева надеялись?

— У вас неверные сведения. К сожалению, вам недостает информации.

Этот пассаж почему-то развеселил Мартынова.

— Недостает информации? — почти весело осведомился он.

А я уже представил, как поплыл Алекперов. Только сейчас до меня стал доходить смысл услышанного в последние пять минут: все-таки Мартынов заманил собеседника в ловушку.

— У меня гораздо больше информации, чем вы можете себе представить, — сообщил Мартынов. — Я, например, знаю о том, что вы предупреждали Самсонова о грядущих неприятностях. Говорили, что его скоро будут бить недовольные телезрители.

— Ложь!

— Ну к чему такой пафос? — насмешливо осведомился Мартынов. — У меня и свидетель есть.

— Где?! — с надрывом воскликнул Алекперов. — Покажите!

Он еще не знал, чего требует.

— Женя! — позвал меня Мартынов. — Тебя хотят видеть!

Я сорвался с места и переступил порог. Надо было видеть лицо Алекперова в эту минуту. Наверное, он забыл обо мне, о том, что я присутствовал при их с Самсоновым последнем разговоре. А сейчас в одно мгновение ему вспомнилось все в подробностях, и он не сумел с собой совладать. Понял, что допустил промашку, и его лицо пошло предательски красными пятнами.

— Вот видите, — мягко увещевал Мартынов. — А вы меня пытались уличить в неинформированности.

А Алекперов багровел все сильнее и сильнее, и я понял, что все, происходившее до этой минуты, все эти часы, заполненные повторяющимися вопросами-ответами, были лишь подготовкой. Так артиллерия ведет огонь по площадям, готовя войска к прорыву. Противника измотали в боях, к тому же он допустил множество ошибок. И теперь надо дожимать, пока в его порядках царствует хаос и паника.

Я увидел испещренный пометками лист бумаги, лежащий перед Мартыновым, и понял, что это перечень алекперовских промашек. Пока я сидел, изнывая от безделья и изматывающего чувства голода, Мартынов успел накопать много, очень много разного рода несоответствий, и этого ни я не заметил, ни Алекперов. Алекперов только сейчас очнулся, но было уже поздно.

— Ну что, Алексей Рустамович, побеседуем? — предложил Мартынов, придвигая поближе свой коварный листочек.

И только теперь начинался настоящий допрос.

Глава 41

Я уехал из прокуратуры затемно. Допрос Алекперова продолжался, но мне не было места на том представлении. Дома меня ждали одиночество и пустые кастрюли, поэтому, поразмыслив, я отправился к Светлане. Она сидела перед телевизором, с экрана которого какой-то дядька с роскошной бородой читал проповедь. Из этого факта я заключил, что Светлана телевизор не смотрит, он лишь создает шумовой фон, позволяя приглушить состояние одиночества.

— Привет, — сказала она. — Где ты пропадал?

— В прокуратуре.

Светлана изумленно посмотрела на меня.

— Алекперова взяли за жабры, — доложил я. Изумления во взгляде Светланы добавилось.

— Его подозревают в причастности к убийству. Светлана прижала ладони к щекам и покачала головой — не верила.

— Никто не думает, что он сам все это проделал, — сказал я. — Такие люди стараются всегда оставаться в стороне.

— Он — организатор?

— Возможно, — ответил я, подумав. — Такая версия, словом. Он давно, еще несколько месяцев назад, решил подмять программу под себя, как самую рейтинговую. Все проделывал за спиной Сергея Николаевича. Объясняет, что хотел сделать параллельную программу, чтобы в конкурентной борьбе выявилась лучшая. Но в его показаниях обнаружилось столько нестыковок, что он вряд ли выпутается.

— Знаешь, мне не верится, — прошептала Светлана. — Нет, я понимаю, что времена сейчас такие и всякое случается, но если это окажется правдой…

Она покачала головой, не представляя, видимо, как воспримет подтвердившийся факт причастности Алекперова к убийству.

— Ты присутствовал там?

— Где? — не понял я.

— Ну, там, где допрашивали Алекперова?

— Не все время. Но достаточно много успел услышать.

— И что?.. Она запнулась.

— Он признался?

— Нет, конечно. Он ведь не из простых, Алекперов. Но его дожмут. Это будет одно из самых громких дел последних лет.

Светлана была печальна и тиха. Не надо, наверное, все время возвращать ее к тем страшным событиям.

— Ты была сегодня на работе? — попробовал я сменить тему разговора.

Молча кивнула в ответ.

— Ну и как? Горяев все так же полон творческих идей?

Светлана ответила мне печальной улыбкой.

— Как думаешь, чем все это закончится? — поинтересовался я.

— Что именно?

— Затея с Горяевым.

— Ничем. — Она пожала плечами. — Ты разве еще не понял? Все развалилось. Демин ушел…

— Окончательно?

— Да. Сегодня подал заявление. По закону еще две недели должен отработать, но сказал, что ноги его в этом дурдоме не будет.

— Чего же он так взвился? Ну ладно, Горяев ему не мил. Но есть же еще мы?

— Я сама не пойму. Он как-то остро все переживает.

Я хотел сказать, что догадываюсь о причинах, но вовремя прикусил язык. Потому что иначе пришлось бы поведать о разговоре Демина с Алекперовым на самсоновских поминках и о том, что Демин очень рассчитывал занять место покойного Самсонова. И потому трагедия Демина не в том, что он с недавних пор должен подчиняться этому дураку Горяеву, а в том, что Горяев занял его, Демина, местом

— Да, — пробормотал я. — Ну надо же„.

— Демин уходит, — сказала Светлана. — Загорский под арестом. А у нас, оставшихся, нет никакого желания продолжать работу.