ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ

- Экой братец ты какой! вишь, народ! Сказал: обожди; чего ж тебе еще?.. Со всеми вдруг не справишься.

Приведя такой резон, Антон Антонович прошел мимо пятерых мужиков, которые было забормотали; Антон Антонович быстро повернул к ним дынный завиток свой, мужики откинулись назад, стукаясь головами, и письмоводитель скрылся в приемной. Подрядчик Никанор заставил, казалось, станового забыть об остальных посетителях, дожидавшихся в прихожей. По прошествии десяти минут язык Соломона

Степановича устал, однакож, выбивать мелкую дробь, и он снова спросил:

- Что там еще, Антон Антоныч?

- Помещика Бабакина человек-с; на ихней земле беглого поймали-с… привели-с…

- Фу, как надоели!.. Ну, веди его!..

Увидя входящего Антона Антоновича, мужики, стоявшие подле дверей, не тронулись уже с места: они, как видно, потеряли теперь всякую надежду.

- Ступай, брат, - сказал письмоводитель, обратившись к Якову Васильеву.

Яков Васильев взял Петю за руку и ввел его во вторую комнату.

- А! - произнес Соломон Степанович.

В этом восклицании не было ничего особенного; тем не менее Петя задрожал всеми своими худенькими членами; все помутилось и завертелось в глазах его, которые тотчас же наполнились слезами; он не смел поднять их, не смел пошевелить ресницами, боясь выдавить накопившиеся слезы и закапать пол, что было бы действительно лишнее, потому что в этом месте, против стола станового, на пол и без того уже падало много слез. Но страх мальчика происходил, надо думать, от врожденной трусости; он ни на чем не основывался: как в голосе, так и в наружности

Соломона Степановича не было ничего страшного. Соломон Степанович представлял из себя человека лет тридцати пяти с полным, румяным лицом, которое могло даже нравиться женщинам; его белые, сверкающие зубы, черные глаза и черные густые волосы, прохваченные мастерским пробором, возбуждали зависть уездного судьи, стряпчего и других значительных лиц уезда, у которых, как нарочно, были плешивые головы и весьма скверные зубы. Соломон Степанович с заметным удовольствием запахивался новеньким халатом из термаламы (классическая материя провинциальных халатов), подаренным ему месяц назад тещею.

Пете не только не следовало дрожать и плакать, но следовало бы радоваться и благодарить судьбу, что его привели к становому в настоящее время, а не прежде или после. Весь этот месяц Соломон Степанович находился в веселом, снисходительном, самом мягком и певучем расположении духа, так что весь подведомственный стан его не мог достаточно им нахвалиться. Такая внезапная перемена объясняется сама собою.

Видано ли было когда-нибудь, чтоб человек, проживающий первый медовый месяц супружества, не был весел и вообще не выказывал значительного расположения к снисхождению и мягкости? Соломон Степанович только что женился и был донельзя счастлив. Одно то, что жена принесла ему в приданое восемь душ крестьян и дала ему таким образом возможность самому сделаться помещиком, что было всегда любимейшею его мечтою; сверх того, жена его была молоденькая, хорошенькая и имела, как оказывалось (с каждым днем он убеждался в этом), весьма кроткий, любящий и нежный нрав. Не далее как вчера, сидя на коленях мужа, она назвала его

Пипочкой; ласки жены и нежные имена так понравились Соломону Степановичу, что молодая дала себе слово звать мужа не иначе, как уменьшительным именем; в тот же вечер из Соломона сделала она "Салиньку"… становой был в восхищении. Но Петя не подозревал всего этого и потому продолжал замирать от страха и дрожал всем телом.

Самому Якову Васильевичу было как будто неловко; он беспрестанно мигал Антону

Антоновичу с видом взаимного соучастия, и хотя тот не смотрел на него, но все равно миганье с письмоводителем ободряло Якова Васильева.

- Ладно, Никанор Иваныч, мы еще поговорим, - сказал становой, обратясь к подрядчику. - Садись, брррратец.

- Покорно вас благодарю; я постою, - возразил подрядчик.

- Садись, садись…

- Помилуйте, зачем же это?.. мое дело такое… я могу постоять, Не извольте беспокоиться, я постою.

- Ну, как знаешь, брррратец, как знаешь, - весело произнес становой и обратился к Якову. - Когда поймали? - спросил он, кивая головою на Петю.

- Нынче утром-с… в ригу зашел к крестьянину.

- А! гм! рррраненько, брат, начал! Что ты, как бык, в землю-то смотришь? подыми голову!

Так как Петя не повиновался, то Яков Васильев торопливо взял его одною рукою за подбородок, другою за макушку головы и показал становому бледное, потерянное лицо мальчика, исполосованное потоками слез.

- Гм! раненько, брат, начал, раненько! - повторил становой.

- Мал еще, сударь, по глупости, может статься, - сказал подрядчик, с заметным состраданием поглядывая на мальчика, - может быть, нарочно угнал кто-нибудь… Где еще ему бродяжничать по своей охоте?

- Откуда ты? - спросил становой, пристально взглядывая на бродягу.

- Не… не знаю… - пролепетал мальчик, которого Яков Васильев, повинуясь знакам письмоводителя, все еще держал за голову.

- Ты у меня, смотри, не ври, говори всю правду, а то я тебя заставлю говорить по-своему… Говори, где был перед тем, что пришел в ригу? - подхватил Соломон

Степанович.

- Я у нищих… был… - произнес, рыдая, мальчик, - они хотели мне глаза выколоть… я убежал…

- Когда ж ты ушел от них - а?.. да смотри, не врать у меня! - промолвил

Соломон Степанович с тем видом, какой был у него до женитьбы и до названия

"Салинька".

- Нет, всю… всю правду скажу…

- Ну!

- Я… я две ночи бежал… да еще день бежал, - проговорил Петя, который побоялся броситься в ноги становому и просить у него пощады.

- Хорошо; ну, а до нищих где ты находился? Где они тебя взяли?..

- Я жил у матери… с отцом…

- Должно быть, Соломон Степаныч, - вмешался опять подрядчик, - должно быть, родные нищим его отдали на срок… это бывает…

- Нет, нет, - перебил Петя, горько всхлипывая, - нет! они меня силой у отца отняли… в лесу…

- Ну, это, брат, что-то хитро! Смотри, не врешь ли ты? смотри! Тут что-то не так, Никанор, а? как ты думаешь - а?

- Все может случиться, Соломон Степаныч, - спокойно-рассудительным тоном проговорил подрядчик, - может, отец в ту пору пьян был, место было глухое…

Эти нищие, доложу вам, сударь, часто такие бестии бывают, что хуже иного разбойника… Обманывать вас он побоится. Надо думать, так ему случилось, как он рассказывает.

- Я всю правду сказал, - начал Петя, прерываясь на каждом слове, - ничего не утаил… всю правду сказал…

Миловидное, кроткое лицо мальчика, его отчаянье, звук его голоса - все подтверждало искренность его показаний. Сам Соломон Степанович, казалось, смягчился и превратился снова в "Салиньку".