Страница 13 из 21
- Ради нашего Христа, очистись!
Исцеленные благодарили короля:
- Благослови и награди вас Боже, Ваше Величество!
Я расплакалась при виде несчастных, начала чесаться из сострадания и солидарности с ними.
Чуть позже мы отправились домой, и дорожная пыль облаком поднималась от большого количества лошадей и карет, так что я чуть не задохнулась. Потом мы свернули с основной дороги, пыль немного улеглась. Больше мы не видели джентльмена, которого господин Лоуз называл "Джон", а он сам себя "Тиресий".
Долго еще меня расспрашивали наши родственники и гости, как выглядел король, понравилась ли мне королева, что она говорила мне, а что я ей отвечала и еще задавали много вопросов. Сэр Томас похвалил меня моим родителям, сказав, что я себя вела, как настоящая Пауэлл.
Когда спустя почти пять лет я вспомнила этот день и стала делать об этом запись в дневник, мне понадобилось менее двух страниц, чтобы описать красоты фонтанов, вид и костюмы Их Величеств. Я написала всего несколько строк о короле, зато мои записи о незнакомом джентльмене заняли три страницы, и теперь по прошествии времени я помню все, о чем он говорил. Я написала, что он был раздражительным и его лицо напоминало лицо ангела мщения. Я имею в виду ангела, нарисованного в витраже нашей церкви святого Николая. У него в руках меч. Я даже спросила у брата Джеймса, что означает имя "Тиресий", в надежде разгадать загадку этого человека. Я также вспомнила слова нашего священника Джона Фулкера, когда он нам сказал во время службы, что женщина должна покрывать волосы, чтобы не оскорблять ангелов.
"Все так и есть, - говорила я себе. - В Вудстоке этот Тиресий с лицом ангела не сводил взгляда с моих волос - в тот день я была без шляпки, и взгляд у него был такой тяжелый. Казалось, что мои волосы раздражали его, и он пытался пригладить рукой собственные волосы.
Глава 4
Я не стану упоминать о всяческих пустяках, например, как тяжело я переболела корью в четыре года и как мы в карете моего отца попали в снежную бурю во время страшного снегопада 1634 года и оставались в поле всю ночь и часть следующего дня. Я кратко опишу, как текла наша жизнь в Форест-Хилл до того, как разразилась гроза войны.
Сначала об охоте. Мы держали сильных ирландских гончих и соколов, четырех или пять сильных коней для верховой езды. На Мейнор-Лэнд водилось множество кроликов и зайцев, особенно на полях по эту сторону Минчин-Корт и по пашням до Ред-Хилл. Там также было множество дичи. У наших соседей Тайрреллов был большой дом в Шотовер, и они позволяли нам охотиться на оленей в Ройял-форест. Но это разрешение касалось только нас, а не наших гостей, нас всегда сопровождал помощник егеря, что нам не очень нравилось. Когда сэр Тимоти Тайррелл был главным егерем принца Генриха (любимого брата короля Карла, который стал бы королем, если бы рано не умер), они преследовали прекрасного самца-оленя.
Они его загнали, и сэр Тимоти держал голову оленя, чтобы принц Генрих прикончил его охотничьим кинжалом. Но олень сильно сопротивлялся и пытался поддеть их великолепными рогами, и тогда принц неосторожно перерезал нерв руки сэра Тимоти, и рука онемела. Чтобы как-то отплатить сэру Тимоти, принц назначил его смотрителем леса, к тому же он был начальником округа, это звание перешло к нему по наследству. Должность смотрителя леса требовала постоянного контроля: многие молодые джентльмены, студенты университета, когда им надоедала постоянная пища, состоящая из речной рыбы, вяленой рыбы и баранины, пытались поживиться добычей из леса и добыть себе оленины, их не пугала угроза попасть в руки к лесникам.
В Форест-Хилл было запрещено пасти живность в лесу, но мы пускали стада свиней в лес, чтобы они поживились желудями и плодами бука, за это мы платили Тайрреллам тридцать шиллингов в год. На каждую свинью надевали кольцо, чтобы они не рыли землю, если егеря находили свинью без кольца, они ее конфисковывали в пользу смотрителя, так как ямы представляли опасность для охотников: в них могли попасть во время охоты лошади. Кроме оленей, в Шотовер водились лисы и еноты, барсуки и дикие кошки. На диких кошек не охотились, потому что они добывали себе на пропитание кроликов.
Я тоже охотилась, но редко в основном лесу, только один раз, я охотилась там в компании Тайрреллов. Им не нравилось, когда в охоте принимали участие женщины, они считали, что женщины и священники приносят неудачу. А в доказательство вспоминали историю, как королева попала стрелой из лука в любимую гончую короля. А если мой брат Джеймс неловко пользовался луком, то один из молодых Тайрреллов начинал издеваться над ним и кричать:
- Архиепископ Кантербери! Ну, точный архиепископ!
С этим связана другая грустная история. За пару лет до моего рождения в Хемпшире архиепископ Эббот из Кантербери был приглашен поохотиться на оленей с лордом Зучем в его лесу. Архиепископ пытался отказаться, объясняя, что плохо владеет луком, но его все-таки уговорили, и первая же стрела, которую он послал, застряла в лесничем, который тут же умер от раны. Перед судьями возникла сложная задачка - осудить архиепископа, впрочем король помиловал его и даже оставил его настоятелем Кантерберийского собора, пока не закончились слушанья дела, его отстранили от этого, но архиепископ так сильно страдал от случившегося, что редко появлялся при дворе и в первый вторник каждого месяца постился и предавался молитвам.
Такой проступок архиепископа привел к тому, что арминиане, примыкавшие к папистам (их лидером был епископ Лод), так легко пришли к власти после смерти короля Якова. Арминиане заявляли, что королю дана власть свыше и если он отдавал какой-то приказ, его подданные не могли выполнить его, потому что это противоречило Закону Божьему, они должны были ему подчиняться, не сопротивляясь. Но архиепископ Эббот исповедовал противоположные взгляды, заявляя, что ни король, ни принц не имеют права оправдывать свои поступки именем Господа. Но после эпизода на охоте, его мало кто поддерживал. Он прожил еще немало лет, но так и не оправился после случившегося. Таким образом, ортодоксальные священники остались без лидера, и потому не могли оказывать сопротивление арминианам. Затем арминиане пытались втянуть короля в свои захватнические планы трех королевств, полагаясь на его "твердую веру", что привело к войнам со всеми тремя королевствами, а все из-за того (так сказал сэр Тайррелл), что священник отправился на охоту, вместо того чтобы продолжать молиться.
Мне не нравилось охотиться на кроликов и зайцев, они были такими милыми трусливыми животными; дома у меня жил ручной кролик, его мне привез братец Джеймс. Я посыпала его шкурку порошком, от которого рвало наших собак, если они слишком к нему приближались, и поэтому зверьку удалось прожить долгую жизнь.
Мне очень нравилась охота с соколами, самый злой из наших соколов любил меня. Брат Ричард научил своего сокола охотиться на жаворонков. Но это совсем мелкая добыча. Мне нравилось носится осенью по полям, а когда из-под копыт коня вспархивала дичь, победным кличем возвещать об этом. При первом же шорохе крыльев мой сокол, сидевший у меня на перчатке, вскидывался, но колпачок не позволял ему взлететь сразу. Тогда я резко срывала колпачок, подбрасывала сокола в воздух и мчалась вслед за ним. Как я вопила от восторга, когда сокол взмывал все выше, а затем камнем падал вниз и вонзал когти в мягкую пушистую добычу! Когда добыча лежала в моем ягдташе, а он сидел у меня на перчатке, я ласково хвалила его. Я очень не любила охоту на дичь с ружьем. Конечно, соколы стоили очень дорого, и с ними было много хлопот, но соколиная охота нормальный и красивый вид спорта, а в убийстве с помощью ружья есть нечто противоестественное.
Я уже не раз говорила, как я любила танцевать, я обучила танцам своих младших братьев и сестер, потому что это здоровые упражнения, дети вырастают сильными и грациозными. Я научила их местным танцам, стоило мне разучить новый танец, я сразу же показывала его моим братьям и сестрам. Мы всегда праздновали Михайлов день и Хоктайд. [Понедельник и вторник на следующую неделю после Пасхи.] Мы танцевали на лужайке с детьми всех обитателей поместья - с сыновьями и дочерьми наших арендаторов и работников, чтобы показать, что мы не чураемся их общества.