Страница 10 из 96
Да Винчи чуть заметно кивнул. Секретарь некоторое время молчал, решая, стоит ли говорить о своих планах с мессере Леонардо. Чтобы скрыть затянувшуюся паузу, он отпил вина. Наконец желание выяснить обстановку перевесило осторожность.
— Думаю, для вас не секрет, что нынешнее правительство Флоренции очень слабо, — сказал он. Губы его скривились в едва заметной усмешке. — Многие сочли бы меня предателем, если бы я решился высказать свои мысли вслух. Однако правда в том, что такой государь, как Борджиа, был бы идеальным для нас. Он умеет держать народ и армию в повиновении. Кроме того, он на долгие годы оградил бы нас от других посягательств. Мало кто сравнится с ним в умении вести политику. Это понимаю не только я. Предположим, что некоторые люди желали бы падения Синьории и воцарения монарха. Но не Медичи, довольно с нас Пьетро Безмозглого, а Борджиа. Вы знаете его лучше. Скажите, как по-вашему, можем ли мы прийти к соглашение с ним?
Леонардо вздохнул. Лицо его выразило усталость и скуку.
— Невозможно предугадать, как он поступит, — да Винчи покачал головой, один светлый локон упал на лоб. — Вы знаете, как ему достался этот замок? Герцог Монтефельтро тоже думал, что он сможет воспользоваться силой Борджиа в личных целях. Он предложил ему свою армию и беспрепятственный проход через Романью. Взамен он хотел получить часть соседских земель и долги с аббатства Санта-Мария дель Фьоре. Борджиа принял его гостеприимство, вошел в замок, а затем предложил хозяину быстро убраться, пока он не передумал. И герцог ничего не смог сделать, ведь перед этим он собственными руками отдал свою армию Чезаре. Гвидобальдо и его семья бежали отсюда в чем были. Им даже не позволили взять припасы или смену платья.
Макиавелли насупился.
— Неужели нет средства убедить его держать слово? — спросил он.
Леонардо откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе.
— Все будет зависеть от того, насколько его цели совпадают с вашими. Если вы хотите государя — вы его получите. Но не ждите ни милости, ни пощады. Ваша жизнь стоит для него ровно столько, насколько он считает ее полезной. Скажу больше, друг мой, — Леонардо пристально взглянул на собеседника. — Вы сейчас в большой опасности. Значительно большей, чем можете себе представить. Я поселил вас в свои покои не столько оттого, что не нашел другого места, сколько из желания дать вам защиту на эту ночь. От того, придет Чезаре к соглашению с Медичи или же епископ сумеет расстроить их союз, зависит ваша жизнь.
Мессере Никколо нервно рассмеялся и махнул рукой, будто эта мелочь совсем не волновала его.
— Их тайные предложения, похоже, вообще никогда не были тайной. Два месяца назад Пьетро Медичи делал их Сеньории. Мол, стоит нам снова избрать их единоличными властителями Флоренции и вернуть все добро их отца, Лорен-цо Великолепного, как они тут же явят чудо. И будто бы после этого чуда Флоренция станет святее Ватикана. Ха! Я-то думал, он откажется от своей безумной авантюры с христовой картой. Видно, Господь и вправду сильно на него гневается, — издевательски заметил Макиавелли, — лишил сначала власти, потом денег, а теперь еще и разума. Знаете, он становится похожим на Иова Многострадального. Если бы его брат — кардинал Джованни Хитрозадый — не стоял во главе папского гарнизона в Болонье, Пьетро и на порог бы пускать перестали со всеми его предложениями.
На лице Леонардо заиграла та самая загадочная улыбка, что так притягивала Макиавелли.
— И что же это за предложение? — спросил он. — Должно быть, я единственный человек в этом замке, который еще ни разу не слышал о христовой карте.
В его ровном скучающем голосе даже появились нотки любопытства.
Неожиданно для себя самого Макиавелли почувствовал, что краснеет от удовольствия. Он понял, что безумно обрадовался возможности привлечь внимание мессере Леонардо, и от стыда за эту радость покраснел еще больше. Что с ним, в самом деле?
— Это… — Макиавелли замялся.
Обычное красноречие изменило ему! Такого с ним не случалось давным-давно.
— Это… Сущая глупость… Они обещали явить нам живого Бога. Устроить второе пришествие.
Левая бровь Леонардо вопросительно изогнулась, а рука замерла в воздухе над куском хлеба. Макиавелли неопределенно махнул ладонью.
— Не Христа, конечно. Я же говорю, что это бред, ерунда, ересь. Если они станут слишком донимать этим семейство Борджиа, те передадут их в руки святой инквизиции. Хотел бы я посмотреть, как Пьетро будет делать свои предложения кардиналу делла Кроче! Хотя Чезаре, впрочем, может обойтись и без него. Не будем забывать, что он верховный гонфолоньер нашей святой католической Церкви. Но слышали ли вы когда-нибудь, мессере Леонардо, о Приорате Сиона?
Тут Макиавелли поднял глаза на своего собеседника и увидел, что да Винчи чуть побледнел. Но это видение мгновенно испарилось. Лицо Леонардо вновь имело обычное скучающее выражение.
— Кажется, — он взял с соседнего столика небольшой рисунок и стал его разглядывать, — это еретическая секта, если я не ошибаюсь. Они утверждают, будто хранят потомков Христа, что само по себе полная чушь. Будь у Христа, живого Бога, потомки, я полагаю, они бы не нуждались в заступничестве людей.
Полуулыбка Леонардо стала насмешливой.
— Признаться, эта мысль сразу пришла мне в голову, когда я услышал, что предлагают Медичи, — с облегчением вздохнул Макиавелли. — Но время сейчас такое, что никто не может сказать с точностью, как начнется завтрашний день. Может, кому-то эта несчастная и понадобится… Я слышал, что они всерьез подумывают о том, чтобы сделать ее папой!
— Ее? — удивленно переспросил Леонардо.
— Да, вы же слышали. Они говорили, что это женщина. Мадонна Панчифика, кажется, ее зовут. Медичи уверяли нас, будто имеют неопровержимые доказательства ее происхождения. Однако сама по себе эта мысль настолько абсурдна и опасна, что Синьория даже не захотела их выслушать. Если Медичи после этого рискнули сунуться с тем же предложением к Борджиа, они просто глупцы.
Леонардо поднес руку ко рту и задумчиво тронул свою щеку. Все считают девушку любовницей Джулиано — младшего Медичи. Он ревностно оберегает ее от посторонних взглядов. Ее запирают в комнате, лишь днем открывают окно. Но и перед ним она сидит все в той же неизменной мантилье. Говорили, что еще она носит чадру — специальное покрывало, под которым восточные женщины скрывают свое лицо. Из-за этого болтали, что девушка — турецкая принцесса ослепительной красоты, которую венецианцы якобы подарили Джулиано Медичи в качестве наложницы. Салаино слышал разговоры, что Джулиано якобы влюблен в свою пленницу. Он проводит с ней очень много времени и особенно внимателен ко всем ее нуждам. Кто-то из охраны даже видел, что он носит ее на руках, не позволяя утомляться подъемом по лестницам. Болтали также, что ее лицо скрывают, опасаясь Чезаре. Вдруг герцог пленится красотой любовницы Джулиано и захочет взять женщину себе!
— Жажда власти ослепляет многих, — произнес Леонардо будто про себя. — Точно так же, как и жажда чуда.
В дверь осторожно постучали. Из боковой комнаты тут же появился красивый молодой человек с большими карими глазами. Судя по его одежде — один из учеников Леонардо. Он открыл посетителю. Послышался негромкий разговор. Ученик почтительно приблизился к мессере да Винчи и его гостю.
— Мессере Никколо просят сейчас же к герцогу, — сказал он.
Макиавелли глубоко вздохнул. Леонардо посмотрел ему в глаза и негромко произнес:
— Желаю вам удачи, друг мой. Примите совет. Что бы вы ни услышали, не пытайтесь обмануть герцога или начать с ним какую-то игру. Он разгадает ваш обман прежде, чем вы сами до конца осознаете свое намерение.
— Благодарю вас, мессере да Винчи, — учтиво поблагодарил Макиавелли. — Я приму ваш совет и буду осторожен.