Страница 8 из 8
Он потянулся к ней, но Леночка лукаво увернулась, потом сказала серьезно:
— А мне вот кажется, что я — словно барышня из прошлого века. А ведь уже век новый, двадцатый. Какой он жестокий! Начался войнами, бунтами. И сейчас так и чудится мне, что это затишье перед бурей.
— Боже мой! — Петр нежно обнял, прижал к себе девушку. — Какая ты необыкновенная, умница, чуткая! Лучше всех!
— Но я иногда чувствую себя такой отсталой. А вот Анна — она из этого века. Знаешь, она мечтает раскрыть все эти страшные убийства! Поймать маньяка! Не сама, конечно, но внести свою лепту.
— Как же это?
— Она в своей газете ведет криминальную хронику. Держит связь с полицией и все обо всем знает.
— Делится с тобой?
— Нет, подробности не говорит. Да я и сама не расспрашиваю, боюсь. Четыре убийства, и все уверены, что будут еще! Ведь маньяк на свободе. Двух подозреваемых уже арестовывали, да выпустили.
— Да, знаю… Но у меня тоже есть своя версия. Эти оба, которых арестовывали по подозрению — портной и купец, — они вдвоем и убивают. В сговоре. Когда арестовали портного, второй — купец — совершил снова убийство. Чтоб отвести подозрение от соучастника. Портного выпустили и арестовали купца. Тогда убивает портной — и купца освобождают!
Леночка слабо улыбнулась.
— Я вижу, Петр, что ты шутишь. Не надо. Это не смешно.
— Да, дорогая, прости, глупая шутка. К тому же, по этой моей версии получается, что отец должен был бы убить свою дочь. Вдвойне глупо. Не будем больше на эту печальную тему говорить. Знай только: пока я с тобой — никому не дам тебя в обиду!
Легко держа девушку за плечи, не отрывая от нее глаз, Уманцев посадил ее на скамью между двух буйно цветущих розовых кустов. Стал на колени, прижался лбом к ее прохладным тонким пальчикам. Вскинул глаза, в голосе его задрожали неподдельные слезы:
— Ко мне, Луиза! Дай мне свою руку! Союз наш так же непреложен, как непреложно то, что при последнем моем издыхании Господь не оставит меня! Если эти две руки будут разъединены, в тот же миг порвется нить между мною и мирозданием!
Губы у Леночки задрожали. Петр говорил слова из той прекрасной пьесы, памятной для них обоих, соединившей их. Но она видела, верила, что он говорит правду — о себе и о ней. Она потянулась, обняла своего любимого, отдала свое лицо его горячим губам…
Глава 8
Хорек блаженствовал в тихой кофейной на Лопанской набережной, когда Петрусенко небрежно положил свою шляпу на край его стола.
— А хорошо здесь! — сказал, придвигая стул и усаживаясь. — В такую жару от реки прохлада. Ты, Хорек, известный сибарит.
— Э-э, господин начальник! Не такая уж вы хорошая компания!
Хорек подпрыгнул на месте, ухватившись за свою трость с резным набалдашником, но встать и уйти не решился. А Петрусенко этого словно не заметил.
— Выпью-ка и я кофейку с мороженым. Советуешь?
Достал свою неизменную трубочку, раскурил и пустил первые колечки в сторону собеседника. Тот махнул ладонью перед лицом, сменил тон.
— Викентий Павлович, господин Петрусенко! Я же чист, как младенец! Ничего вам не должен.
— Верно, мне ты ничего не должен. А вот Земельному банку чуть было не задолжал. Спугнул тебя кто-то в их филиале, на Екатеринославской, а?
К удивлению следователя, известный взломщик сейфов по прозвищу Хорек, услышав эти слова, расслабился, заулыбался, даже вновь стал прихлебывать кофе.
— Ошибаетесь вы, господин начальник! Про это дело я ничего не знаю.
Петрусенко задумчиво молчал, рассматривая повеселевшего Хорька. Чувствовал — не врет. На прошлой неделе, в среду, в небольшую контору банковского филиала проникли воры. Ловко отперли замок входной двери, прикрыли ее за собой так, что повреждения казались незаметными. И уже работали над сейфом, когда случайный прохожий увидел мелькнувший на мгновение в окне луч фонаря. Он сказал об этом ближайшему городовому, тот поспешил к банку, свистя подмогу, да бандиты успели улизнуть. Следователь Петрусенко, осмотрев умело взломанные запоры дверей и высверленные дырочки вокруг сейфового замка, сразу подумал о таком специалисте, как Хорек. Того уже длительное время не было слышно, что само по себе казалось подозрительным. Несколько дней Викентий Павлович выслеживал взломщика, и вот теперь тот нагло ухмылялся ему в лицо. Петрусенко перешел на официальный тон:
— Тогда скажите мне, Хорин, где вы были вечером в среду?
Хорек сразу почувствовал перемену настроения следователя: пристальный блеск серых глаз, твердо сжавшиеся губы под щеточкой светлых усов. Ему ли не знать хватку этого самого удачливого в городе сыщика! И хотя взломщик на этот раз чувствовал себя невиновным, шутить ему перехотелось.
— В среду? — переспросил он. — О, господин Петрусенко, если я скажу, вы будете смеяться!
— А ты все же попробуй!
— В театре я был, — Хорек нервно хихикнул. — Наслаждался драматическим искусством…
— Вот это и вправду интересно. — Петрусенко взялся за шляпу. — Составьте мне, Хорин, компанию до ближайшего околотка. Там запишем ваш рассказ — пьеску, какую смотрели, вспомните, сюжетик, артистов…
Взломщик сейфов Хорек имел кличку, которая как нельзя лучше соответствовала всей его сути. Повторяла фамилию, намекала на хищную повадку, умение, сделав дело, незаметно юркнуть в укрытие, скрыться. Да и внешне этот человек напоминал хорька — маленький, щуплый, маленькие черты лица, прилизанные черные волосики, бегающие глазки-пуговки… Он был высококлассным специалистом в своей области и почти неуловим. Но все же дважды Петрусенко его ловил. Впрочем, Хорек на сыщика зла не держал — что ж, каждый делает свое дело. Хорек даже гордился тем, что его ловил только Петрусенко, и никто иной — талант этого сыщика был признан даже в столице. Недаром у него было звание «следователь по особо опасным преступлениям», и не раз он уже выезжал из своего родного города в далекие командировки, туда, где совершались тяжкие преступления. Харьковские уголовники, как ни странно, гордились этим, но и пользовались отсутствием сыщика на всю катушку… Впрочем, на этот раз Викентий Павлович и вправду ошибся в своем первом подозрении. Хорек в театре, судя по всему, был.
— Ну, господин Петрусенко! — восторгался он, — как много я в жизни потерял! Так бы и помер дураком, если бы не… в общем, дружок один. Спасибо ему! Но теперь наверстаю, все театры в городе обойду.
— И в оперу тоже пойдешь? — насмешливо спросил Петрусенко. Хорек задумался, потом с сожалением покачал головой:
— Нет, в оперу не пойду. Опера или там балет, это навроде сказки. А драма или комедия — все там как в нашей жизни! Этот Шельменко — свой же парень! Знаете, как я за него переживал! Ну, казалось, нет, тут уж ему не выкрутиться! А он — раз, как угорь, и тому и другому угодить успевает! Но главное — свой интерес… Такой затейник, и впрямь шельма!
— Так, значит, «Шельменко-денщика» смотрел?
— Точно, даже знаю, что наш земляк написал эту пьесу. Какой-то Квитка…
— Квитка-Основьяненко, Григорий Федорович.
— Точно, он!
— Откуда же такие глубокие познания?
— А дамочка одна сказала. В театре рядом сидела. Не здешняя, приезжая, а знала.
— Хорошо говоришь, Хорек. Я бы тебе совсем поверил, вот только одно мне непонятно…
— С чего это меня в театр занесло?
— Верно! Что за дружок тебя туда направил? И зачем?
— Про какого это вы дружка?
— А ты сам обмолвился…
Хорек состроил кислую гримасу, потом махнул рукой.
— Вы бы, господин Петрусенко, все равно допытались, своего не упустили бы, так? Чего там, расскажу. Преступления в том никакого нет, хотя дело немного странное, это да… Прилетела недавно весточка от старого дружка — он теперь не здесь живет, далеко. Вот он попросил подсобить ему в одном деле.
— В театре?
— Да, сходить в театр и сказать пару-тройку слов кое-кому. Вроде бы случайно, ненароком.
— Кому?
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте