Страница 39 из 57
В общем, французы давно осознали, что не стоило бы устраивать ту заварушку, в 1789 году. Как легко могли бы договориться, уладить все полюбовно!
Не получилось.
— Да чего же в конце концов хотят эти люди? — спросил добрый король, прекрасный семьянин, товарищ Луи Шестнадцатый, у народного представителя.
— Ваше Величество, эти люди хотят хлеба.
Король не понял. А королева Мария-Антуанетта резонно заметила:
— Подумаешь, беда! Нет хлеба — пусть едят печенье.
Это к вопросу о неизбежности революций.
Опереточное торжество и забытые герои
Помните, один эпизод в «Войне и мире», когда князь Андрей не понимает, почему его так холодно приняли при дворе австрийского императора? Ведь он им привез весть о победе русских войск! А русский дипломат объясняет князю: дескать, чему вы удивляетесь, вот если бы вы сообщили, что все австрийские армии одолели хотя бы роту пожарной команды Наполеона, то тогда бы вас встретили с таким торжеством!
Почти два века спустя после описываемых Львом Николаевичем событий, в июне, во Франции, торжественно отмечали пятидесятилетнюю годовщину со дня высадки союзников в Нормандии, а в августе, с еще большей помпой — пятидесятилетие освобождения Парижа. Если первый юбилей никакого комментария не требует, — действительно, крупневшая в истории военная операция, удачно проведенная, — то второй юбилей (а он праздновался с середины августа, каждый день, по нарастающей) вызвал у меня сначала недоумение, потом чувство неловкости, а затем я оценил мудрость Толстого: видимо, бывают исторические моменты, когда для любой нации крайне важно иметь на своем счету хоть одну победу, как образно выразился писатель, хоть над ротой пожарной команды. И еще мне кажется, что многие французские обозреватели тоже чувствовали некоторую щекотливость ситуации и объясняли ее так. Мол, что мы втолковываем современной молодежи, что надо искать работу и пользоваться презервативами, разве этого достаточно? Ведь молодежь надо воспитывать на положительных идеалах!
И в этом смысле история освобождения Парижа, когда вокруг генерала де Голля объединилась вся нация, — очень подходящий пример.
Ну, если так, то почему бы нет? Правда, мы, русские, знаем, что советская армия освобождала наши города ценой огромной и возможно, излишней крови. Десятки тысяч советских солдат гибли при освобождении Киева, Севастополя, Одессы. Гораздо большие потери при штурме Будапешта и Берлина. А уличные бои в Сталинграде за каждый дом! А теперь сравним: восстание в Париже, то есть освобождение города, началось 19 августа 1944 года, 24 августа в город вошли танки Второй дивизии генерала Леклерка, 25 августа немецкий комендант Парижа генерал фон Хольтитц подписал капитуляцию. За эту неделю в общей сложности с французской стороны в Париже погибло 334 человека. Смерть каждого человека — это очень много. Но для справки заметим, что по статистике мирного 1994 года, лишь в июле на дорогах Франции погибло в результате аварий более семисот человек…
Но может, освобождение Парижа — это результат гениальной военной тактики и остается лишь завидовать французам, что они научились так воевать, практически без потерь? Как красиво бы все выглядело, если б не одна маленькая деталь: все немецкие боевые части давно покинули Париж и вели ожесточенные сражения с армиями союзников на стратегических направлениях севера Франции. Генерал фон Хольтитц остался в Париже, условно говоря, с ротой пожарной команды. Понятно, что об обороне Парижа не могло быть и речи. Неужели немецкое командование забыло про Париж? Нет, конечно. Согласно тайному приказу Гитлера, при приближении союзников генерал фон Хольтитц обязан был взорвать город и убираться подобру-поздорову. Город был давно заминирован, однако союзники были далеко и генерал фон Хольтитц мог спокойно наслаждаться тонким французским вином.
Восстание в Париже застало немцев врасплох. Очередная глупость немецкого командования? Но с другой стороны, почему немцы должны были ждать этого восстания? Ведь с начала оккупации им так хорошо и вольготно жилось в столице Франции. Кабаре, театры, музыкальные концерты, оперные спектакли, уютные рестораны — все было в распоряжении дорогих гостей. Немецких офицеров специально отсылали с Восточного фронта в Париж, на заслуженный отдых. А непринужденные встречи с творческой французской интеллигенцией? Как-то об этом сейчас не вспоминают. Не вспоминают и о медной табличке, которая была намертво прикреплена к дверям гестапо на улице Лористон, с надписью: «Доносов не принимаем». Разумеется, гестапо в Париже не отлынивало от своих дел, но зачем было особенно себя утруждать, когда местные французские власти были так услужливы и расторопны? Печально знаменитый пример облавы на парижских евреев в 1942 году. Немцы приказали французской полиции собрать всех взрослых евреев города на зимнем велодроме. Французы постарались, арестовали не только взрослых, но и детей, никому не дали возможность спрятаться. Немцы пожали плечами и увезли всех евреев, от мала до велика, в Германию, в лагеря уничтожения. Так вот, спрашивается: кто мог ожидать, что те же самые исполнительные французские полицейские через два года вывесят на крыше парижской префектуры национальный флаг, символизирующий начало восстания? Как объяснить такую внезапную метаморфозу? Видимо, не поняли немцы изысканной сложности французской души…
Итак, восстание началось 19 августа. Страшные уличные бои потрясли столицу? Ничего подобного. Кое-где возводили баррикады, лениво перестреливались. Шведский консул регулярно сновал между префектурой и немецкой комендатурой, вел переговоры. Каждый день объявлялось перемирие. Понятно, почему восставшие тянули время: ждали танков Леклерка. Но чего ждал немецкий комендант, ведь он мог за эту неделю сто раз взорвать Париж! Неужели до сих пор не ясно, что генерал фон Хольтитц решил с самого начала не выполнять приказ Гитлера? Это к вопросу о роли личности в Истории. Другой бы на его месте, может, и взорвал, и на суде потом оправдывался: я, дескать, солдат, мне приказали… А этот решил: нет, не буду! И с таким же нетерпением, как и восставшие, ждал генерал фон Хольтитц прихода регулярных французских частей, чтоб капитулировать по всем правилам и обеспечить безопасность своему гарнизону, согласно условиям Женевской конвенции. Кстати, в этом отношении генерал фон Хольтитц был не одинок. Я читал рассказ французского ветерана, офицера дивизии Леклерка. В одной деревушке по дороге в Париж немцы оказали усиленное сопротивление. Французы окружили немецкую казарму и услышали крик: «Я немецкий генерал и не сдамся партизанам и бандитам!». Вперед вышел командир французской части и четко отрапортовал: «Я полковник такой-то, окончил военное училище Сан-Сир, выпуск 32-го года». — «А, — ответил немецкий генерал, — тогда другое дело, яволь!».
В общем, война на Западе если не шла в белых перчатках, то сильно отличалась от войны на Восточном фронте.
Итак, 24-го августа Вторая танковая дивизия генерала Леклерка ворвалась в Париж через Орлеанские ворота и, не сбавляя скорости, прогромыхала до центра города, где пришлось очень сильно притормозить. Немцы? Ну, кое-где еще раздавались одиночные выстрелы, ведь капитуляция была подписана на следующий день. Однако танки были остановлены огромнейшей толпой восторженных парижан, а молодые женщины все норовили влезть на броню…Прекрасный финал, как в оперетте: на сцене все танцуют и поют!
Ну если военная победа — опереточная, то значит, и ее герои тоже из оперетты? Нет, герои как раз были настоящие. И танкисты Леклерка готовились не к встрече с очаровательными парижанками, а к жестоким уличным боям. И слабо вооруженные парижские повстанцы предвидели вариант, что с фронта может завернуть в город боевая немецкая дивизия. И тогда? Не повторилась бы в Париже история варшавского восстания? Герои были, в первую очередь, генерал Леклерк и командующий штабом парижского восстания полковник Роль-Танги. Оба понимали, что не надо надеяться на счастливое стечение обстоятельств и промысел Божий, а потому и форсировали события.