Тотем Человека

Снова запахло кровью.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я, стараясь выглядеть невозмутимо.

— Ничего особенного, — сказала она, продолжая меня гладить. — Ничего. Просто я — маленькая слабая женщина, которая живет с большим сильным мужчиной. Иногда — слишком сильным. Но он порой забывает, какой он сильный, и делает мне больно.

'Ну, а ты как думал?' — спросил голос в голове.

— Дина, — сказал я. — Черт…

— Ничего, — сказала она и прижалась ко мне. — Я уже почти привыкла.

Мы застыли посреди кухни. Дина, Дина. Никого ближе у меня никогда не было. Дина, девочка моя дорогая. Я тебя люблю, как же я тебя люблю…

— Я тебя люблю, — это вырвалось само собой, без моей помощи.

— Я… — начала Дина, и тут из коридора требовательно запиликал ее мобильник. Она поцеловала меня, выскользнула из объятий и пошла в прихожую. Отчего-то мне стало тоскливо и жутко, словно этот звонок нас разлучал не на минуту, а на всю оставшуюся вечность. Я поплелся за Диной — как раз вовремя, чтобы увидеть, как она достает телефон из сумочки, смотрит на экран и говорит:

— Привет, Саша!

Она стояла в пол-оборота ко мне, так что я видел ее профиль. Нос, как у Афины, и губы, как у Венеры. 'Саша звонит, — подумалось. — Наверное, про меня будут разговаривать'.

— Это… ты? — спросила Дина медленно. Странно. Что там происходит на том конце трубки… Дина бросила на меня косой взгляд и почему-то ушла из прихожей в комнату. Да елки-палки. Секретничайте, сколько угодно, девочки. Я вернулся в кухню, свалил картошку в кастрюлю, залил ее кипятком из чайника и поставил на огонь. Жизнь наша — тайна. Вот дьявол… Кажется, только сейчас я начал вас понимать, Милон Радович. Дина все не шла. Я выпил стакан воды. Каким-то чудом у воды не было запаха крови. Дина все не шла. Картошка забурлила, я убавил огонь и решил посмотреть, что же там происходит. Крадучись пробрался в комнату.

Дина сжалась в комочек на диване. Взгляд устремлен за окно, губы шепчут что-то, слышное только ей одной. Телефон она держала в руке — так, словно собиралась набрать номер или ответить на звонок.

— Ты чего? — спросил я. Она обернулась. Когда Дина злилась, боялась или горевала, кожа вокруг ее губ становилась белой. Сейчас побелело все лицо, только кончики ушей были розовыми.

— Ничего, — сказала она.

— Все нормально, малыш? — спросил я и опустился на диван рядом с ней. — Саша что-нибудь плохое сказала?

— Это была не Саша, — сказала Дина. — Просто номер похожий. Ошиблись номером.

— Тогда почему ты испугалась? Я же вижу, испугалась.

Она сделала попытку улыбнуться. Попытка провалилась.

— Я испугалась, что… — Дина прикрыла на мгновение глаза, и я увидел, что у нее дрожат ресницы. — Ну, в общем, испугалась. Уже все, уже прошло. Не обращай внимания.

— Точно?

— Точно, — она улыбнулась, на этот раз по-настоящему. — Пойду, картошку проверю.

— Я сам.

— Давай…

Я отправился на кухню. Потыкал вилкой картофелины, твердые, как теннисные мячи. Немного постоял у окна. Лучший способ отвлечься от проблемы — это найти другую проблему. Мне не нравилось, как побледнела Дина. Мне не нравилось, как странно она со мной говорила. Мне очень не нравилось, что она побежала в комнату — разговаривать с тем, кто ошибся номером. И больше всего мне не нравилось, что телефон Дины, зовя хозяйку, пел ее любимую мелодию — 'Хэлло, Долли'. У Дины было два вида звонка. Если звонил кто-то чужой, мобильник верещал однообразный джингл, которому его научили на фабрике. Если же на связи оказывались друзья, раздавалась веселая 'Долли'. Тот, кто ошибся номером, не разбудил бы 'Долли' ни при каких обстоятельствах.

'Да ты, брат, скоро свихнешься', - грустно сказал голос в голове.

Пожалуй, он был прав.

Глава 8

Понадобятся ноги

Десять шагов. Поворот. Десять шагов. Привал.

Вчера Черный сломал трость. От ярости. Просто стукнул чертовой палкой о стену, и очень удивился, когда полетели щепки. У него теперь были сильные руки — натренировал, пока ходил на костылях. Но руки сегодня не понадобятся. Понадобятся ноги. А ноги, как назло, разболелись: то ли на погоду реагируют, то ли бессонная ночь сказалась. Просил же Сашку дать таблеток. Нет, ты тогда все, как бы, испортишь, будешь, как бы, под кайфом и не сможешь, как бы, ориентироваться в ситуации… А все почему? А все от дерьмовой организации. Какого хрена, спрашивается, больной человек на сломанных ногах бегать должен, когда для этого здоровые есть? Хорошо, что припрятал парочку колес. Надо будет закинуться перед выездом. Ну, ладно. Отдохнул и в путь. Как вставать-то больно, Тотем мой драный.

Десять шагов. Поворот. Десять шагов. Привал. Новую трость дали. Красивая. Только рукоятка неудобная. Десять шагов. Поворот. Десять шагов. Привал.

В дверь постучали.

— Да! — раздраженно крикнул Черный. Через минуту в палату заглянула улыбчивая девушка с черными волосами:

— Можно?

— Нужно, — сказал Черный.

— Меня Милой зовут, — сказала девушка, входя. Черный кивнул. Мила поискала глазами, куда бы сесть, и примостилась на кровати рядом с Черным. В другой раз его бы это вдохновило. Но не сейчас. Не сейчас. И потом, она вовсе не была похожа на Дину. Да, и какого черта она без маски ходит? Совсем страх потеряли.

— Вводная такая… — начала было девушка, но Черный перебил:

— Знаю, знаю, сто раз проходили, наизусть уже выучил. Едем втроем с водителем, старшая — Сашка, отрабатываем и уезжаем. Шаг вправо, шаг влево — расстрел.

Мила улыбнулась по-кошачьи, уголками губ.

— Что с куратором-то твоим?

— Заболел, — резко ответил Черный.

Мила кивнула, чему-то по-прежнему улыбаясь.

— Надоело здесь, да? — спросила она негромко.

'Знает?' — подумал Черный. В ноге стрельнула боль, прогнала подозрения.

— А ты как думаешь? — вопросом ответил он.

— Я думаю, — серьезно сказала Мила, — что тебя все либо жалеют, либо боятся. Это хорошо, но только когда недолго. Так что да, мне кажется, тебе здесь надоело.

Черный уставился ей в глаза, и она выдержала его взгляд. Радужка у Милы была окрашена в светло-коричневый цвет с кошачьей желтой искрой.

— Ладно, чего там, — проворчал Черный. — Кормят на халяву, и на том спасибо. Ты накачивать-то будешь?

— А я уже, — рассмеялась Мила. — Можешь проверить.

Черный поднял бровь.

— Жаль, монетки нет, — сказал он. — Последний раз я деньги видел месяца два назад.

'Правда, их было очень много', - мысленно добавил он.

— А ты как-нибудь по-другому, — предложила Мила. — Говорят, накачка от боли помогает.

— Вранье, — убежденно сказал Черный. — Я проверял.

— А партнер сильный был? — промурлыкала Мила.

— Еще какой.

— Все равно проверь, — сказала Мила и подмигнула.

'Была не была, — подумал Черный. — Чем я рискую? Ну, больно будет. Ну, упаду. А, черт с ним. Буду падать — постараюсь на нее приземлиться'.

Он задержал дыхание, оперся на трость и встал.

Боли не было.

Совсем.

Черный сделал несколько шагов. Подумал, взял трость под мышку и сделал еще несколько шагов.

Мила следила за ним, чинно сложив руки на коленях.

— Вот это да, — сказал Черный. — Лучше таблеток…

— Ты, все-таки, аккуратнее, — посоветовала Мила. — Знаешь, что сейчас происходит?

— Нет, — буркнул Черный. Он осторожно поднимался на цыпочках.

— И я не знаю. Загадка. Думают, что меняется химический баланс в клетках спинного мозга. Но так происходит только с больными… партнерами. И только у самых сильных кошек.

— И сколько вас таких, самых сильных? — хмуро спросил Черный.

— Неважно. Важно, что ноги у тебя по-прежнему больные. Кончится моя накачка — станешь таким же, как был. Не злоупотребляй.

Черный быстро вернулся к кровати и сел. Самое необычное обезболивающее в мире…