Тотем Человека

— Эй!

…кисть руки. Мертвец с телом рыбы и руками ребенка. Стоя над изуродованным трупом дельфина, я…

— Слышь?

…я подумал отчего-то, что убить животное и убить кого-то еще — это разные…

— Че, глухой, да?

…разные вещи.

— Стой! Телефон есть? Позвонить надо!

Я обернулся. Их было трое. Выпяченные на коленях тренировочные штаны, скривленные в гадкой усмешке губы, юношеские усики у того, кто, похоже, был главным. Слева был высокий забор, справа — беспросветная череда закрытых ларьков. Как я только забрел в эту глушь? Ведь метро — вот оно, совсем рядом. Надо же было так промахнуться.

— Братуха, спешишь? Мелочи не найдется?

Они пахли сигаретами, потом и энергетическими коктейлями. И еще они пахли страхом. Чужим страхом и своим. Страхом, что им попадется когда-нибудь добыча не по зубам, страхом, что нарвутся на милицейский патруль, страхом, что не смогут впервые в жизни совладать с девкой, и, конечно, страхом отцовской порки — они были еще совсем сопляками, мои…

— Че, без понятия? Щас по понятиям разговор будет. Ты с какого района?

…мои жертвы.

Тот, кто заступил дорогу, вытянул руку с коротким обрубком травматического пистолета. Сухо бахнуло. Сзади вскрикнули детским, жалобным голосом. Второй, который заходил сбоку, испуганно выругался. Главный выпучил глаза, глядя мне за спину. Стало страшно, я понял, что стоит мне обернуться и увидеть, что же там произошло, как я обязательно сойду с ума. Запах крови стал резким, металлическим. Я рванул с места, как бегун на дорожке, и побежал к метро так быстро, как мог. Вслед неслись заячьи, вибрирующие крики. 'Опять, — стучала мысль между висков, — опять, началось, началось! Еще немного, чуть-чуть оставалось. Опять, опять'.

Метро казалось спасительным убежищем, но против страха не бывает убежищ. Поезд ехал долго, полжизни и еще полжизни. Вторая половина была хуже первой. Неужели это навсегда?..

…Зато дома ничего не пришлось рассказывать. Дина ждала меня. С порога обхватила тонкими руками, зашептала на ухо, рассыпала по шее поцелуи. Зачем-то повела в ванную, усадила в горячую воду. Я не сопротивлялся. Наверное, ей Саша позвонила. Дина гладила по волосам и что-то спрашивала, а я ни слова не понимал, и не знал поэтому, что ответить.

Потом как-то сразу я снова стал обычным человеком.

Ну, не совсем обычным.

Но все-таки человеком.

Я вылез из ванны, вытерся и как был, голый, пошел на кухню. За окном уже была ночь.

Обычная питерская ночь, душная и спокойная.

Жизнь осторожно тронула меня лапой и обнюхала.

Кажется, все закончилось.

Кроме запаха крови.

— …Если это и вправду был твой старый враг, то чего же ты переживаешь?

— Я не хотел, чтобы было… так. И потом, он не один погиб.

— Погоди-погоди. Ты пойми, я с тобой не спорю, я тебе хочу помочь. Что значит — не хотел, чтобы было так? Как — так?

— Ты понимаешь.

— Не понимаю.

— Дина, человеку снесло полголовы. Я целый час отмыться не мог.

— То есть, ты хочешь сказать, что, если бы он тихо-мирно умер от инфаркта, тебе было бы легче?

— Да, — сказал я, чувствуя себя очень глупо. — Нет. Погоди. При чем тут…

— Тим, я не слепая. Я понимаю. На твоих глазах погиб страшной смертью человек.

— Двое людей.

— Двое людей. Не буду напоминать, что одним из них был сволочной бандит, что он, наверное, отправил на тот свет чертову кучу народу. Что он наверняка натворил бы еще много всякого дерьма. Ладно. Про второго тоже ничего не скажу, хотя, вообще-то, у бандитов в услужении ходят такие же бандиты. Этот охранник, скорее всего, был просто бычарой. Палачом на окладе.

— Дина… — как же они все любят оправдываться, оправдывать, прикидываться невиновными. И меня чуть не затащили к себе. До чего у них все просто. Хороших людей убивать нельзя, а плохих можно. Кто хороший, а кто плохой, мне скажут.

— Не перебивай, пожалуйста. Так вот. Скажи мне, Тим, почему ты сейчас чувствуешь вину, а раньше не чувствовал?

'О, черт', - подумал я.

— Фотографии. Много. Разные люди, которые тебе, в общем-то, ничего не сделали. Почему?

— Фотографии, — задумчиво сказал я, — как тебе сказать… Тогда я, во-первых, не знал, что делаю. Поэтому я до сегодняшнего дня не верил по-настоящему. Нет, я видел, конечно, что способен на нечто… Ну, вот ты ошпарилась, или Саша со стула упала… Но это все как-то не очень серьезно.

— Несерьезно, ага, — буркнула Дина, тронув забинтованную руку. Я закряхтел:

— Да нет же, ну Дина…

— Я понимаю, — сказала она. — Раньше ты себя чувствовал колдуном, а теперь — киллером. Так?

— Так, — сказал я.

'Могла бы и помягче', - сказал голос с раздражением.

'Умница моя, — подумал я. — Все понимает… А ты заткнись'.

Опять возник запах. Я крепко зажмурился. Запах исчез. Дина внимательно наблюдала за мной.

— Может, тебе выпить? — спросила она.

Я замотал головой так, что хрустнуло в шее:

— Нет. Не сейчас.

…На выходе из конторы меня поймал Константин Палыч. Бодро вскрикивая, размахивая руками, повел к себе в кабинет. Я решил, что сто грамм на прощание мне и вправду не помешают. В кабинете куратор открыл шкафчик, зверски подмигнул и разлил по маленьким стаканам водку. Я опрокинул стакан в рот и, глотая, понял, что резиновый запах спирта чем-то напоминает тот гнусный коктейль из пороха и крови, который забил мне ноздри в момент взрыва. Водка, обжигая горло, вылетела обратно. Константин Палыч сочувственно заухал и отправил меня домой: 'отоспишься, и с новыми силами за работу'. Я ничего ему не сказал…

— Потом выпью, — сказал я.

Дина помолчала.

— Это для тебя нехарактерно, — сказала она.

Я сказал:

— Для меня нехарактерно убивать людей направо и налево. Раньше так было, во всяком случае.

Дина поджала губы. Мы сидели за кухонным столом, я чистил картошку, Дина на это смотрела. Как раз теперь я закончил с последней картофелиной и переместился к мойке.

— Прежде всего, надо определить, что такое убийство, — начала Дина.

Где-то в затылке родилась маленькая злость. Я почувствовал ее появление, как, должно быть, больной мигренью угадывает по малейшим признакам скорый приступ. Злость была мне противопоказана.

Я вздохнул несколько раз, сосчитал до десяти.

И все прошло.

На этот раз.

— Слушай, — сказал я, не оборачиваясь, — давай без философии. Просто скажи, что бы ты сделала на моем месте.

Картошка была вся в мелких пятнах гнили. Вода брызгала мне на живот. Только не начинай все снова, ты уже достаточно натворил.

— Если бы со мной такое случилось, — негромко сказала Дина, — я бы послушала голос кошки.

— Я тоже слушаю голос кошки. Моя кошка молчит.

— А моя кошка говорит, что надо драться с врагами, — проговорила Дина. Я обернулся. Она сидела, закрыв глаза. — Кошка говорит: если ты попал в бой, то надо сражаться. И еще она считает, что глупо страдать, если страдания ничем уже не помогут.

Я хмыкнул. Как ни странно, от этих слов мне стало легче. Самую малость, но легче.

— А что твоя кошка думает по поводу…

— Всё, кошка свернулась калачиком, закрыла нос хвостом и уснула, — безмятежно сказала Дина.

Я задумался. Когда погиб Черный, Дина была удивительно спокойна. Тогда я решил, что она просто смирилась, приняла решение остаться со мной, забыла о коротком увлечении. Оказывается, все дело в кошке…

— Ну, правильно, — пробормотал я. — Не можешь изменить ситуацию — измени отношение к ситуации.

— Ты говоришь, как атеисты, — сказала Дина и впервые за вечер улыбнулась. — Ты же не атеист.

— А что не так?

— Нет никакой ситуации, — сказала она и потянулась. — Есть только твое отношение. Но ты не поймешь.

— Не сомневаюсь.

— Не сердись, — сказала Дина. Я и не думал сердиться, но она встала, подошла и погладила меня по щеке. У нее была тонкая кожа, на руках просвечивали бледные вены. Бинт, намотанный на ладонь, с шорохом задел мою вечернюю щетину. — Мне ведь тоже нелегко.