Тотем Человека

Это было странно и для нее нетипично. Боб часто подтрунивал над женой, а Саша терпеливо сносила его шутки. Сейчас что-то пошло не так. 'Чем бы их отвлечь', - подумал я. Тут очень кстати вспомнилось то, что давным-давно не давало мне покоя. Была не была. Если сейчас не спрошу, потом точно не смогу. Заодно ссориться перестанут.

— Саша, — спросил я, — а что у тебя за работа?

Она удивленно на меня посмотрела.

— Я никогда не говорила, что ли?

— Нет.

Они с Бобом переглянулись. Саша пожала плечами.

— Я психолог, — сказала Саша.

— Ну-ну, — заметил я, слабо улыбаясь.

— Да скажи ему, — махнул рукой Боб.

Саша вздохнула.

— Я работаю с хинко, — сказала она. — Ищу сильных, тех, кто может нам помочь. Ищу тех, у кого необычные, редкие способности. Кого найду, с каждым беседую, приглашаю с нами сотрудничать. Многие идут навстречу. У нас платят хорошо, соцпакет, льготы…

Вот оно как. Значит, в органах про хинко знают все подряд. Или все, кому положено — это, в общем, одно и то же. Нет, я подозревал, конечно, что наше существование — не такая уж тайна за семью печатями. Но все равно приятней думать, что о тебе знают только такие, как ты. Ну, и некоторые простецы, кто побогаче да повлиятельней. Да, Милон Радович, вы, как всегда, оказались правы. Как вы говорили тогда? 'Притворяйтесь людьми. В гибкости — сила. Будьте людьми внешне, внутри же храните свою природу. Если о нас станет известно простецам, простецы сживут нас со света, потому что привыкли уничтожать все, что не похоже на них. Будьте незаметными, прячьтесь в траве, спасайтесь на ветвях деревьев. Жизнь наша — тайна, и потому в тайне — наша жизнь…' Был вечер, и часы, отведенные на урок, давно прошли. За окном было мокро и тоскливо (как теперь), а он все говорил и говорил, уставив взгляд на сцепленные пальцы, и мы слушали. Мы, конечно, тогда ничего не понимали. Но слушали. Потому что было невозможно, нельзя было даже представить себе, как это: не слушать, когда говорит Милон Радович. У каждого котенка, у каждого щенка — у любого маленького хинко, который смотрит на мир непривычными, человеческими глазами — есть учитель. Должен быть учитель. Потому что иначе ты свихнешься, не успев получить паспорт. Ты боишься людей, с трудом отвечаешь, когда они с тобой заговаривают. Тебя тянет к кошкам. Ты любишь свернуться клубком и спать при свете, любишь вылизывать руки, тебе снятся сны, где ты — вовсе не ты, а прекрасное существо с зелеными глазами и мягким мехом. Эти сны не отступают и наяву. Ты умеешь издавать ни на что не похожие звуки, сам не понимаешь, как, но умеешь. И еще: твоим близким всегда везет… Родители сперва умиляются и сюсюкают, слушая твои рассказы о прошлой жизни. Это — в пять лет, в шесть. Потом — смеются, уже немного тревожно, уже нерадостно. Это — в восемь лет, максимум, в десять. Потом настает время первого визита к детскому психологу. Потом… если повезет, тебя найдет учитель. Я успел пройти почти все стадии, когда меня отыскал Милон Радович. Вычислил каким-то, одному ему ведомым способом очередного странного ребенка в школьном стаде, выждал время, угадал момент и открыл истину. Не всем везет так, как повезло мне.

Чему учат наши учителя? Слушать голос Тотема, конечно же. А еще они учат выживать, таиться, прятаться в мире людей. Не бояться себя, не бояться других, искать себе подобных. Учат — быть счастливым. Эх, Милон Радович, Милон Радович. Старый серб, занесенный судьбой в Россию. Старый кот, который так здорово умел притворяться человеком. У него были ницшеанские усы, сплошь серебряные, и молодые зеленые глаза с желтой искоркой. Сколько прошло, как его нет? Да, точно. Семь лет, семь с половиной. Мне тогда было восемнадцать, Черному — двадцать один. Черный ведь тоже был его учеником. Тропа…

Жизнь наша — тайна.

Внезапно я догадался.

— Так это ты разговаривала с Диной, когда ее к вам вызывали?

— Конечно, я, — кивнула Саша. — Работа у меня такая. Я, честно говоря, думала, что она тебе говорила.

— Вот почему она так легко смогла отказаться, — пробормотал я. Дина мне ничего об этом не рассказывала. Саша нахмурилась:

— Мы, как бы, никого сотрудничать не заставляем. Никогда.

Боб, налегая плечом, повертел ручку на двери. Опустив стекло насколько возможно, он закурил. В машине с открытым окном стало шумно и холодно, салон наполнился смесью табачного дыма и бензиновой гари.

— Я вот думаю, — сказал Боб, выпуская дым в окно, — что ж им так не везет-то.

Пепел сорвался с кончика сигареты и метелью закружил по салону. Несколько пепельных снежинок упало на рукав, я смахнул их, и они размазались по ткани, оставив следы, похожие на кометы. Боб, зажав сигарету в зубах, принялся перечислять:

— Сначала куртку с Черного сняли — раз. Вместе с паспортом. Потом Черный с Диной каким-то образом Копайгоре попались. Это уже два. То, что он их первому встречному на руки сдал, я даже не удивляюсь, Копайгора всегда без мозгов был. Но это, я считаю, третий случай, когда им очень-очень сильно не повезло. Притом, что оба — кошки. Пара кошек при обоюдном согласии — это генератор везения.

'Значит, у них не все гладко, — с безумной логикой подумал я. — Дина, золотце мое. Ни хрена она ему не дарит, только вид делает. Опомнилась…'

'Ну-ну, — сказал голос в голове. — Сам-то в это веришь?'

— И машина разбилась, — задумчиво проговорила Саша.

— Во! — сказал Боб. — Четыре. Слишком уж много несчастий на них валится. Такое впечатление, что им как будто кто-то специально удачу понизил. Правда, я у Тимки спросил — он сказал, что такого не бывает.

Саша поджала губы и, похоже, собралась что-то сказать, но в этот момент у Боба зазвонил телефон.

— Да! — сказал Боб в трубку. — Чего хотел?

Ему ответили, и Боб дернулся в кресле, точно хотел обернуться, но застыл на полдороге.

— Иди ты, — сказал он. — Где? Тю. Так это ж рядом…

Боб, ухом прижав телефон к плечу, завертел руль так, что 'уазик' накренился, словно попавший в бурю пиратский бриг. Сзади яростно засигналили.

— И что сделали? — продолжал Боб. — Да ну? Сильно? А ты?

Голос в трубке виновато квакнул.

— Понятно, — сказал Боб. — Дубина ты, и больше ничего. Ох, доберусь я до тебя… Значит так, сейчас вызывай всех, кто у тебя там рядом. Оцепляйте здание, внутрь — ни шагу, понятно? Ждите меня, скоро буду. Если они опять уйдут, меня дожидаться не надо. Сам возьмешь у кого-нибудь пистолет и застрелишься. Все, конец связи.

Мы с Сашей сидели, вцепившись в дверные ручки.

— Я же говорил, что им не везет, — сказал Боб и бросил машину вперед так, что меня вжало в сиденье.

— Что с Диной? — спросил я.

Глава 6

Так мне и надо

Рана была длинная, грязная и на вид довольно глубокая. Крови, против ожидания, текло совсем чуть-чуть. Но все-таки она текла, сочилась из пореза, как вишневый компот из трещины в банке. Рукав рубашки стоял коробом, на ткани кровь быстро засыхала. Черный морщился, но молчал.

Дина надорвала у плаща подкладку и, зубами отделив полосу узорчатой материи, крепко перебинтовала руку Черного. Повязка вышла лохматая, но аккуратная. Во всяком случае, на ней не спешила расползаться краснота. К тому же, подкладка была узорчатая, так что Черный походил теперь на хиппи, который носит на запястье цветастую феньку. Дина хотела оторвать еще кусок, но побоялась: тогда станет заметно, что с плащом неладно. Им еще повезло, что у Черного была темного цвета рубашка, из-за чего кровавый рукав казался просто перепачканным городской грязью.

— Ну, что теперь делать будем? — спросила Дина. Проклятый дождь лил пуще прежнего, за ворот текло, и единственное обстоятельство, которое немного утешало — то, что удалось оттереть руки о мокрую траву.

Черный стал хлопать по карманам в поисках сигарет.

— Не знаю, — сказал он.