Страница 4 из 39
При входе на мост стоит на часах солдат в каске.
Для какой цели он там стоит, господин Иогелли не знал. Да и сам солдат, наверняка, тоже не имел об этом никакого понятия.
Когда мы были уже на другой стороне, господин Иогелли заявил, что в этом месте мост кончается.
Может, вы думаете, что кроме ратуши и деревянного моста, он уже больше не обратил мое внимание ни на что другое? О нет! Между ратушей и концом моста разместилось пять пивоварен и восемь трактиров… За последним трактиром — ворота, и через них я вышел из этого города, где находится архив Швабии и проживает господин Иогелли Клоптер, которого я горячо рекомендую всем туристам…
Когда мы вышли из гостиницы, где я ночевал, и перешли через мост, мой гид сказал:
— Сейчас я вам покажу старинный трактир «У корабля».
Снаружи заведение не производило отрадного впечатления.
— Надо зайти, — продолжал господин Иогелли. — Подождать одного человека.
Это было сказано столь благодушно, что не оставляло никаких сомнений: мой гид хочет выпить, да еще с процентами за выставленное угощение. Так сказать, в знак того, что наш договор обрел силу. А это самое «подождать одного человека» — лишь повод, чтобы воспользоваться дополнением к нашему договору, облеченным в формулу: «что съем и выпью».
Я заказал пива. Господин Иогелли отпил из кружки и повел разговор:
— Жду одного мерзавца. Ух, швейнкерль, швейн-бубль![2]
Он произнес еще несколько мплых слов, весьма симпатично слагающихся из «швейн», отпил снова и продолжал:
— Этот малый подложил мне свинью, сударь. Жуткую свинью! Пусть только придет, я с ним поговорю! Этот гад из Дюрцленкингена, а я — из Берсхеймингена. Мы, берсхеймингенские, «roh, awer gutmütlisch»,[3] а дюрцленкингенские — только «roh», добродушия у них ни-ни. В Дюрцленкингене — одни сволочи и швейнбубли!
— Швейнкерли, — добавил я, чтобы тоже что-нибудь сказать.
— Правильно, и швейнкерли! — подхватил господин Иогелли. — А самая большая свинья — Иоганнес Бевигн.
Он допил кружку и заказал вторую.
— Мы, — продолжал господин Иогелли, нервничая, — мы, берсхеймингенские, никогда не уживались с этой шантрапой из Дюрцленкингена. Знаете, у нас в каждой деревне говорят на свой лад, но в Дюрцленкингене до того мерзко, что нас, которые из Берсхеймингена, вообще не понимают. Мой отец был в Берсхеймингене «па-а», и этот проклятый Иоганнес вечно надо мной издевается. Что, дескать, не знает, что такое «па-а»… Швейнбубль!
— Простите, господин Иогелли, а что это, собственно, такое — «па-а»?
— «Па-а» — это, сударь, «па-а»! Как вам это прикажете по-немецки лучше сказать?
(По сей день не знаю, что такое «па-а». Так что по господину Иогелли я тоже «швейнбубль».)
— Хо-хо! Знаете, что этот сукин сын Иоганнес объявился в Нейбурге, чтобы со мной конкурировать, и повсюду распускает слухи, будто я пьяница? А сам-то — тоже мне гид, этот Иоганнес Бевигн! Стоит какому-нибудь туристу угодить к нему в лапы, как он тут же напивается вместе с господином туристом. Каналья! Поэтому обождем его здесь, и я ему скажу: «Вот видишь, швейнбубль, не смог меня по миру пустить! Меня подряжают господа туристы почище твоих, ты, мерзкий подонок из Дюрцленкингена!..» Если не дождемся здесь, то он непременно в пивоварне у Бургсхейма. А ежели не там, то тогда он как пить дать пьянствует в трактире «У большой трубки». Ну, а уж если его даже там не будет, так где-нибудь в трактире у ратуши. Или в пивоварне под замком. А коли и там его не окажется, заглянем в трактир «У последних ворот».
— А что если и там его не будет?
Мой гид трахнул кулаком по столу:
— Тогда пойдем в Дюрцленкинген!
Как видите, очень приятный господин этот Иогелли Клоптер.
Неоценимый гид для иностранцев, он знал все до мельчайших подробностей. Показывал. Объяснял. Из «Корабля» мы пошли узкой улочкой. За углом господин Иогелли остановился перед каким-то старым домом.
— В прошлом году здесь убили мясника из Вейдинга, — мрачно промолвил он, показывая на здание. — Это пивоварня Бургсхейма.
— И кто же его убил, господин Иогелли?
— Дюрцленкингенские, сударь. Они здесь сходятся. Может мой конкурент Иоганнес Бевигн тоже здесь. Пожалуйте первым!
Когда мы сели за стол, господин Иогелли взглядом знатока окинул несколько верзил, которые ссорились в углу, в полумраке зала.
— Его тут нет, — сказал он разочарованно. — Те двое, что справа, живут на Регенсбургской, а двое слева — на Аугсбургском шоссе. Этаким макаром они, прежде чем схватиться, будут цапаться еще с часок. Ничего интересного. Жаль, нет здесь парней с площади Фридриха и с Фальцской улицы… вот те умеют драться! Или из Лесхеймского предместья и еще из Гейна.
Господин Клоптер сплюнул и продолжал:
— А эти?.. Даже не знают толком, что такое нож. Им бы когда нарваться на дюрцленкингенских… Тому мяснику из Вейдинга они здорово продырявили шкуру, за милую душу! Со мной бы такого не случилось. Жалко, нет здесь Иоганнеса Бевигна. Но мы его найдем, сударь, и пусть он только цыкнет — сразу разделаем под орех!
Как видите, господину Иогелли Клоптеру чужда холодная сдержанность в обращении с иностранцами. Поистине он не чета многим другим гидам, которые при осмотре города несутся как угорелые, лишь бы поскорей от вас отвязаться.
Итак, Нейбург — город старинный. В нем много старинных зданий. К числу красивых домов с эркерами и под черепицей принадлежит и тот, в котором помещается трактир «У большой трубки». В ресторане надпись: «Просьба рассчитываться немедленно». Это мрачное, угрюмое помещение со старыми сводами, ежесекундно грозящими рухнуть посетителям на головы. Дабы этого не случилось, потолок подпирают два деревянных столба. Какой-нибудь Самсон из берсхеймингенских, вышибив столбы, мог бы разом похоронить немалую толику этих негодяев из Дюрцленкингена. Именно такого рода библейские идеи приходили тут в голову господину Иогелли.
— Если бы, — начал он, прищурившись, — их ринулось на меня слишком много, я знаю, что бы я сделал. Я бы сделал то же, что Самсон!
Господина Иоганнеса Бевигна в «Большой трубке» не было. Так и не дождавшись его появления, мы отправились дальше.
— Пошли в монастырскую пивоварню, — предложил гид. — Монастырская пивоварня примечательна тем, что…
«Ага, — подумал я про себя, — начинается скучнейшее объяснение вроде: „Здание относится к шестнадцатому веку и т. д…“».
— Ели вы уже в Нейбурге ливерную колбасу? — прервал господин Иогелли течение моих мыслей.
— Ел. Вчера в гостинице, где я ночевал.
— В таком разе вы просто не ели ливерной колбасы! Монастырская пивоварня примечательна тем, что здешние отцы францисканцы делают такую потрясающую ливерную колбасу, что, кроме чудотворного образа святого Илиодора, который привлекает паломников со всей «Швабенландии», именно их ливерная колбаса заставляет сюда ездить богомольцев даже из Верхнего Пфальца! Иногда в пивоварне столкнутся две процессии — и пошла потеха. И знаете, что делают в таком случае отцы францисканцы? Не дают им ливерной колбасы, и баста! И сразу драке конец.
(Разговор продолжается уже в монастырской пивоварне).
— А из-за чего драки, господин Иогелли?
— Из-за образа святого Илиодора, сударь. Каждой процессии хочется приложиться к образу первой, чтобы поскорей приняться за выпивку и ливерную колбасу. Ибо не может быть закуски лучше этой!
Господин Иогелли съел этой закуски целых два фунта. Вообще в этом трактире нам повезло. Мы узнали, что конкурент господина Иогелли — Иоганнес — ушел полчаса назад с одним туристом куда-то в пивоварню под замком, а перед этим справлялся о господине Иогелли…
— О, этот паскудник! — патетически воскликнул господин Иогелли. — Значит все-таки подцепил какого-то босяцкого туриста. Ничего не попишешь, придется идти за ним к крепости. Видать по всему, они нас боятся.
2
Скотина, свинья (нем.)
3
Грубы, но добродушны (нем., диалект).