Страница 57 из 63
- Ну, вы-то сейчас, извините, не в наступлении. Скорее в обороне, - вполголоса заметил Ростопчин.
- Дмитрий Кириллович! - с укоризной сказал Евграфов.
- Извините, - повторил Ростопчин. - Но где же все-таки, вы считаете, у вас сегодня наметился успех?
- Я уже сказал, - ответил Вавилов. - Андрей Прокофьевич нащупал приемы работы со станцией в ее нынешнем виде. Нащупал еще, конечно, не полностью. В основном - интуитивно. Сейчас они расшифровываются нашим теоретическим отделом.
- Теоретическим отделом? - удивленно поднял брови Евграфов. - А он тут при чем? Есть тут кто-нибудь из этого, вашего теоретического отдела?
Со стула у самой двери кабинета поднялся сутулый, худощавый, похожий на поседевшего ворона человек и неожиданным в столь неспортивном организме глубоким басом прогудел:
- С вашего разрешения, я. Заместитель начальника отдела… Мы анализируем записи полетов Андрея Прокофьевича. По его инициативе, между прочим. Начинают просматриваться некоторые закономерности. Формализовать их, наверное, будет довольно трудно… Работа еще в самом начале.
Как ни далеки были мысли Литвинова от такого подхода к делу, но не оценить его по достоинству он не мог. («Здорово! Выразить интуицию формулами! Поверить алгеброй гармонию, так сказать… Молодцы! И, конечно, Кедров молодец, если это вправду его идея… Из него вообще будет толк. Наносное отлетит, останется главное: отлично летает, напорист, и вот еще, ко всему прочему, оказывается, котелок у него варит».)
Однако Евграфов был склонен к более конкретному подходу:
- Опять перспективы, - проворчал он. - Итак, вы настаиваете, чтобы ориентироваться на то, что летчики сумеют…
- Должны! - твердо сказал Вавилов. - В летной работе много нелегкого. И в плотном строю летать трудно, и фигуры высшего пилотажа чисто крутить, и сажать самолет - этим, между прочим, каждый полет завершается - тоже трудно. Медики установили: на посадке современного самолета у летчика пульс и кровяное давление в полтора раза возрастают!.. И ничего: осваивают это дело. Придется им научиться и нашей отметкой пользоваться. Кедров показал: это в пределах возможностей человеческих.
- Так, - сказал, помолчав, Евграфов. - А технические возможности укротить эту вашу отметку, значит, исчерпаны?
- Да, - ответил Вавилов.
- Как сказать! - вырвалось у Терлецкого, но, перехватив укоризненный взгляд Главного конструктора, продолжать он не стал. Однако его реплику успел услышать Евграфов.
- Кажется, у товарища Терлецкого другое мнение?
- Мнение КБ выражаю я, - сказал Вавилов. - А все идеи относительно того, чтобы, как вы говорите, укротить отметку, к сожалению, как рождались так и умирали. Одни при первом же рассмотрении, другие до лабораторных стендов доходили, - но все умирали. Этого Владислав Терентьевич опровергать не станет.
Терлецкий действительно опровергать не стал. Продолжал сидеть на своем месте с непроницаемым лицом, не выражавшим ни согласия с точкой зрения Главного конструктора, ни намерения поспорить с ней.
Но Толя Картужный столь тонким нюансам внутрифирменной лояльности обучен не был. Он глубоко вздохнул, чтобы набрать в легкие воздуха для пламенной речи, но в этот момент встал Литвинов.
- Разрешите сказать несколько слов, - спокойно (это было заранее запланировано: если уж говорить, только так - подчеркнуто спокойно) попросил он.
- Пожалуйста, - если и удивившись выходу Литвинова на авансцену, то никак не проявив этого внешне, сказал в наступившей тишине Евграфов. - Слушаем вас.
И Литвинов начал:
- Тот факт, что Андрей Прокофьевич Кедров сумел так заметно поднять процент удачных заходов, свидетельствует о его большом летном мастерстве и вселяет определенные надежды. Это направление, конечно, надо разрабатывать… Но пока действительно получается: перспективы есть - гарантий нет…
Начав заранее продуманными, немного книжными оборотами свою речь, Литвинов смотрел на Евграфова, Вавилова, Шумова, Ростопчина, разместившихся у письменного стола Главного конструктора, но боковым зрением видел всю комнату. И сразу же заметил появившиеся иронические усмешки, - те самые, которых он ожидал. Вернее даже не усмешки, а этакие легкие деформации - чуть приподнятые брови, немного поджатые губы, слегка прищуренные глаза, - долженствовавшие выражать ироническую реакцию их обладателей… Никогда в жизни не слушали его до этого дня так. И никогда в жизни не было у него так тошно на душе! «Что ж, - подумал он, - все нормально. На то и шел. Иначе не могло быть. Реакция естественная: «У уважаемого товарища не получилось, вот он и катит телегу на собрата, у которого получилось».
- В принципе, я уже не раз это говорил, считаю что вообще правильная основная линия, если хотите, стратегия - это приспосабливать технику к человеку, - продолжил тем же размеренным тоном Литвинов. - Не наоборот!
- Позвольте, Марат Семенович, - недовольно перебил Вавилов. - Извините, не вы это открыли. Истина азбучная. Конечно. Это направление основное. Но не единственное!.. И, между прочим, когда летчик или любой другой оператор изучает новое техническое устройство, тренируется в работе с ним, что же это такое, как не приспособление к технике?
- Верно. Я ведь и сказал: правильная основная линия… Но всему есть пределы… Хорошо, Кедров добился, вернее близок к тому, чтобы добиться, работая с «Окном», удовлетворительных результатов. Честь ему и хвала за это. Если вы обратили внимание, с этого я и начал… Ну, а дальше? Неужели можно игнорировать тот факт, что из всего нашего, как вы знаете, достаточно сильного коллектива летчиков это удалось одному ему? Вряд ли наши летчики, и в том числе, извините, я, грешный, слабее в пилотировании, чем те командиры кораблей, которым «Окно» предназначается… Мы в цирке видим, как артист ходит под куполом по проволоке. Убеждаемся: это в пределах тех самых возможностей человеческих, о которых здесь упоминалось с такой надеждой. Здорово! Но никому не придет в голову использовать проволоку в горно-стрелковых войсках как штатное устройство для перехода через пропасти. Цирковой артист может, а от обычного солдата этого требовать нельзя…
Бросив беглый взгляд вокруг себя, Литвинов обнаружил, что слушают его внимательно. Иронические мины если не пропали, то стали как бы менее откровенными. Даже Кедров, видимо, несколько польщенный сравнением с артистом цирка, утвердительно покачивает головой. Ободренный этим, Марат продолжил:
- Сказать летчикам «вы должны» проще всего. Но надо же иметь в виду, кроме наших летчиков, еще и летчиков заказчика. У них свои проблемы. Заставлять их воевать с нашей отметкой, даже если бы была надежда на успех, нельзя. Не пойдут они на это.
- Вот именно! - как всегда негромко сказал до того молча слушавший Шумов.
- Поэтому я вынужден высказать свое мнение, - закончил Марат. - В нынешнем виде станция не годится.
Воцарилось тяжелое молчание. Вавилов хотел было что-то сказать, но только развел руками.
- Что же вы предлагаете? - спросил Евграфов.
- К сожалению, ничего, как говорится, конструктивного. Понимаю, что в этом слабость моей позиции. И все же, повторяю: в таком виде, как сейчас, станция неработоспособна. Предъявлять ее заказчику бессмысленно… И если возможности улучшить поведение отметки исчерпаны…
- Ну, это еще не доказано, - снова не удержался Терлецкий.
…Дебаты продолжались. Евграфов заставил высказаться Терлецкого, Картужного, «теоретика», снова Вавилова, снова Терлецкого. И, закрывая совещание, подвел итог:
- Что ж, приходится согласиться с тем, что пока станция не… - Он явно хотел сказать «не годится», но счел нужным прибегнуть к формулировке менее жесткой: - …не готова к использованию даже на первом опытном экземпляре новой машины Дмитрия Кирилловича… Товарища Кедрова мы попросим полеты продолжать. Еще поработать с теоретическим отделом, имея в виду изыскание такой методики - если она существует, конечно, - чтобы это было не хождение по проволоке: цирковых номеров нам действительно не надо… Но главное, в полную силу - в полную, Виктор Аркадьевич! - продолжать работы по усовершенствованию станции. Продолжать, имея в виду, что это единственная или, во всяком случае, наиболее реальная возможность для станции выжить… Дипломатию вашу я понимаю…