Страница 47 из 63
- Еще полетать. Потренироваться.
…Летчики восприняли сенсационное заявление Кедрова сдержанно. Более чем сдержанно…
- Да! Вольт неожиданный, - пожал плечами Аскольдов.
- До чего же хочется человеку выдвинуться! На пьедестал почета, - оценил ситуацию Нароков.
- Подожди! - призвал к справедливости Федько. - Что хочет выдвинуться, в этом еще ничего такого нет. Мы-то ведь все выдвинулись - и ничего, хуже от этого не стали.
- Ну, это кто как, - неопределенно заметил Белосельский. - Кое-кто и стал похуже.
- А Кедров, - продолжал свое Федько, - не тем ли он нас так завел, что с собственным мнением вышел? А?
- Не рановато ли ему с собственным-то вылезать? - поинтересовался Нароков.
- Между прочим, - возразил Белосельский, - это еще древние римляне знали: не важно - кем сказано, важно - что сказано.
- Ладно вам, римляне, - примирительно заметил Федько. - О чем спорим-то? Высказал человек предположение, хочет его проверить. Где криминал?
- Где? Против большинства идет! Вот где, - не сдавал позиций Нароков.
- Эх, Миша! - вздохнул Белосельский. - Если бы большинство всегда было право!.. Да ты и сам знаешь, случалось ведь в тех же облетах: все говорят одно, только один другое, а потом, глядишь, этот один и оказывается прав. Помнишь, Марат на облете первой «четверки»…
Этот случай все помнили. Не знал о нем только Тюленев, но ему тут же красочно изложили: все летчики, полетавшие на «четверке», сходились в том, что с поперечной устойчивостью у нее не в порядке. Только все полагали, что ее - устойчивости - недостаточно, один Литвинов утверждал, что, напротив, она в избытке. Последующие эксперименты показали, что Марат был прав.
- Ну, это все-таки исключение, - заметил Аскольдов.
- Да, вряд ли оно повторится, - поддержал его Нароков. - Но если он окажется прав! Красиво мы все будем выглядеть…
- В каком смысле прав? - спросил Белосельский. - Что приспособится в конце концов к этой станции? Ну, тогда еще надо будет разобраться, почему у него получается, а у нас всех нет.
- Да хотя бы потому, что он до этого сделает полетов вагон и маленькую тележку, а другие, кроме Марата, конечно, по три, только в облете. А мы после облета ведь что можем сказать? Только одно: мол, с ходу не получается, - ответил Федько. - Да и вообще, чего нам раньше времени думать, что будет, если…
- Нет, что ни говорите, а Андрей против всех попер, чтобы свое «я» показать. Больше не для чего, - вернулся к исходному пункту разговора Нароков.
- Чего уж там! Ясное дело: выпендривается, - поддержал его Аскольдов.
- Не пикируйте на него, ребята, - продолжал ратовать за объективность Федько. - Может же в конце концов так быть: летал человек, летал, вникал в суть дела…
- Накапливал информацию, - подмигнул Аскольдов.
- Да, если хочешь, накапливал информацию, - согласился Белосельский. - Теперь без этого словечка ни шагу… И в один прекрасный момент понял, что раньше ошибался. Или еще не понял, а только заподозрил. Что ж, прикажешь в себе держать? Вот это-то как раз и было бы непорядочно. А так - только спасибо ему надо сказать. Даже если, в конце концов ничего не получится… За одну хватку спасибо…
- Вот уж это точно: насчет хватки у него в порядке, - оставил за собой последнее слово Нароков.
Литвинов к надеждам, высказанным Кедровым, отнесся спокойно. Разумеется, бывало - и не раз - в его. летной жизни, когда что-то у него не получалось. Или получалось плохо. Кто от этого застрахован? Так что к возможным неудачам, хотя, естественно, никакой радости они не приносили, он был привычен. Но был привычен и к тому, что если уж у него, Литвинова, что-то не получилось, то не получится и ни у кого другого.
А молодой задор Кедрова, его нескрываемое желание не считаться ни с какими авторитетами были Литвинову даже симпатичны. Напоминали собственную летную молодость.
Центр тяжести надежд и чаяний всех, кто был непосредственно связан с судьбой «Окна», вновь переместился… или, если не переместился, то как бы сдвинулся с перспектив доработки станции к тому, чтобы в крайнем случае работать с ней и с такой, какая есть.
Зашедший однажды вечером к Литвинову Шумов, уже уходя, в передней как бы между прочим спросил:
- Как ты думаешь, получится что-нибудь у этого вашего юного дарования - Кедрова?
Марат пожал плечами: время, мол, покажет.
Таков уж, видно, его - времени - удел: показывать.
И оно показало.
Глава 9
У Кедрова начало что-то получаться! Его упорство было вознаграждено по достоинству. Он все-таки приспособился понимать электронную отметку «Окна»! Стал понемногу разбираться, на какое ее движение стоит реагировать, а какое оставлять без внимания!
Не сразу, не рывком, но от полета к полету результаты стали понемногу улучшаться. Все больше и больше становилось таких заходов, после которых, чтобы попасть на полосу, приходилось делать лишь совсем небольшую змейку. Такие удачные заходы еще не составляли большинства, но подогревали жаркую надежду на то, что вот-вот можно будет сказать: «Да! Вопрос решен!.. Или, во всяком случае, будет решен в ближайшее время!..»
Дело двигалось нелегко. По принципу «два шага вперед, шаг назад». Но двигалось!
У Кедрова пробовали допытываться, в чем сущность нащупанного им метода. Как пользуется он этой, по-прежнему плавающей, искажающейся, нестабильной отметкой?
Кедров отвечал коротко:
- Чувствую…
- Ох, темнишь, подруга! - сказал Аскольдов. Сказал просто так, скорее для подначки, чем по действительно возникшему подозрению. И сам удивился неожиданно резкой реакции Кедрова:
- А чего мне темнить! С чего ты взял, что я темню! Докажи, если так уверен!..
- Бог с тобой. Чего мне доказывать. Я все это дело, если хочешь знать, глубоко имею в виду… Ну, не темнишь так не темнишь. Мне-то ведь это, в общем, до лампочки.
Закончив как только мог миролюбиво возникший мини-диспут, Аскольдов тем не менее подумал: «Определенно темнит. Иначе так бы не взъелся». И, между прочим, подумав так, ошибся. Кедров и вправду не мог даже сам себе объяснить, как извлекает правильную информацию из того, что видит на экране «Окна», заходя на посадку в облаках. Как отделяет злаки от плевел - верное в движениях электронной отметки от самопроизвольного.
А вспышка, от которой Кедров не удержался в ответ на невинную реплику Аскольдова, как раз тем и вызывалась, что ответить мало-мальски внятно он был действительно не в состоянии. И в то же время, неглупый человек, понимал - не мог не понимать, - что без этого ответа все его достижения останутся где-то в области черной магии: эффектно, интересно, но по делу мало что дает. Завтра этот вопрос обязательно встанет во весь рост. Завтра… А пока главное состояло в том, чтобы ему самому, Андрею Кедрову, научиться уверенно выходить на посадку. Иногда это удавалось - гораздо чаще, чем можно было бы объяснить случайностью, но все же еще далеко не гарантийно. Или хотя бы с такой степенью вероятности, чтобы можно было бы сказать: не попал с первого захода, так уж с повторного попаду обязательно.
Нет, до этого он еще не дошел. Однако всеми фибрами души чувствовал - приближается! Почти в руках жар-птица!
И его уверенность передавалась окружающим. Как-то само собой получилось, что едва ли не каждое утро начиналось в вавиловском КБ с вопроса: как там дела у Кедрова? Переделка же станции пошла, как сварливо заметил Картужный, «тонкой струей». Главная ставка уже явно делалась не на нее. Основное и дублирующее направления поменялись местами.
Чутко ориентирующийся плановый отдел вавиловского КБ уже не пускал заявки группы Картужного вне всякой очереди. А когда Картужный попробовал было качать права, начальник планового отдела - седой, спокойный человек с тремя рядами орденских планок на пиджаке - доверительно положил ему руку на плечо и неторопливо разъяснил: