Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 63

Герой происшествия не вылетел с работы только благодаря заступничеству старожилов КБ…

Впрочем, и само это заступничество было вызвано не одной только симпатией к Толе Картужному. Многое в линии поведения Главного конструктора, что называется, не вызывало в коллективе понимания. Он сам это чувствовал, хотя называл несколько иначе - оппозицией (давно замечено, что одно и то же явление называется по-разному в зависимости от того, с какой стороны на него смотреть: сверху или снизу).

Претензии к Главному были разные. В том числе, говоря откровенно, и не очень принципиальные, вызванные просто человеческой антипатией.

Федю Гренкова, например, сильно развлекала манера Главного конструктора, претендовавшего на репутацию рафинированного интеллигента и обращавшегося ко всем сотрудникам без исключения только на «вы», не отступать от этого правила и тогда, когда он означенных сотрудников материл.

«…вашу мать!» - это словосочетание приводило Федю в полный восторг.

- Хамство в интеллигентной упаковке! - комментировал он. - И от этого еще больше видно, что - хамство.

Более спокойно воспринимал персону Главного конструктора Терлецкий. Он исходил из бесспорной концепции: руководителей не выбирают - их назначают. И в разъяснение того, кто назначает, воздымал указующий перст в направлении к потолку. Недаром, мол, даже в Библии написано, что всякая власть - от бога. Более конструктивный подход к этому вопросу, полагал Терлецкий, состоит в том, чтобы все в личности Главного конструктора, даже присущие ему недостатки, обращалось на пользу обществу.

- Вот, например, - делился он опытом с коллегами. - Мы знаем, наш дорогой начальник не терпит, когда у страниц загнуты уголки. Всегда расправляет. В книге, в журнале… И, между прочим, во всех материалах на работе… Грех это не использовать. Я, когда ему отчет на утверждение даю, всегда там несколько уголков загибаю. А потом получаю отчет обратно и сразу вижу: расправлены уголки, значит, он отчет читал, не расправлены - подмахнул не глядя.

- Ну, и что же это вам дает? - пожал плечами Гренков. - Читал - не читал… Утвердил, и ладно.

- Не скажи! Как это: не дает! Дает информацию. А она - великая сила.

Дня за два до начертания Картужным его непочтительной приписки на доске объявлений отдела кадров в кабинет Главного конструктора пришел Вавилов, в то время секретарь партийной организации КБ. Тема разговора была старая и, как полагал Вавилов, наболевшая. В течение последнего года из КБ ушли, один за другим, несколько инженеров теоретического отдела. Сегодня Вавилову сказали, что подал заявление об уходе очередной теоретик. С этим он и пришел.

- Ну и скатертью дорога! - безапелляционно сказал Главный. - Хочет уходить, пусть убирается. Значит, нет в нем настоящего фирменного патриотизма. А знаете, говорят: кто не патриот своего предприятия, тот не может быть патриотом своей страны. Вот так. Слышали?

- Слышал, - с невинным видом вставил находившийся здесь же, в кабинете, Терлецкий. - Только в немножко другой редакции: «Что хорошо для «Роллс-Ройс», то хорошо для Британии».

- Ну, это вы бросьте! Не занимайтесь демагогией. И не передергивайте, - счел полезным отмежеваться от выдвинутых Терлецким аналогий Главный. - И вообще что-то очень уж вы оба за этих беглецов заступаетесь. Не собираетесь ли тоже лыжи навострить? - попробовал он перевести разговор на шутливую волну.

- Нет, - ответил, не принимая предложенного тона, Вавилов. - Не собираюсь. Лично я никуда не уйду. И Владислав Терентьевич, насколько я понимаю, тоже. Даже если увольнять будете, судиться стану… Но не во мне дело. А в том, чтобы понять тех, кто уходит, не пришивать им всякие грехи: не патриоты, мол, нашей фирмы. Тут надо еще подумать: где причина, где следствие…

- Причина! Причина! Ясно, какая причина. Шкурники они. Ищут, где лучше.

- Шкурники? - снова вступил в разговор Терлецкий. - А вы знаете, Оршанский, когда переходил от нас к Кустодиеву, в заработке потерял. Рублей тридцать… Не очень типично для шкурника.

- Ну хорошо. Чего вы от меня конкретно хотите? - Было очевидно, что, не будь Вавилов секретарем партийной организации, Главный не стал бы продолжать этот не нравящийся ему разговор.

- Нужно понять причины, почему они уходят! А причины довольно ясные. Их, теоретиков наших, в течение многих лет обижали. Подчеркивали их второсортность, что ли… Они терпели, терпели, а в конце концов и сами начали таким ощущением проникаться, что они в нашем КБ - пасынки.

- Все-таки, повторяю, что вы конкретно рекомендуете? - начал раздражаться Главный. - Устроить им специальный режим, как в санатории? Няню каждому из них взять?

- Зачем няню. Попробуйте относиться к ним, как ко всем. Как относитесь к конструкторам, как к технологам. Не хуже и не лучше - как ко всем. Нормальный человек - патриот своего предприятия. Он к тому месту, где работает, привязан. Оно для него родное. Чтобы его от этого родного места отвадить, надо специально постараться… А вы, честное слово, постарались…

- Вы так говорите, будто на этих теоретиках все наше КБ держится. Вроде мы без них совсем пропадем!

- Не пропадем, конечно… Но что-то потеряем… А зачем нам терять? От каждого работника есть польза. И, между прочим, если мы собираемся что-то принципиально новое делать, без теоретических проработок не обойтись.

Но Главный конструктор на принципиально новое не замахивался. Его вполне устраивало продвижение в направлении, которое он называл традиционным, а Вавилов, Терлецкий и их единомышленники - рутинным (вот оно снова - разные наименования одного и того же явления, в зависимости от его оценки - положительной или отрицательной).

Вопрос о группе теоретиков был далеко не единственным, по которому Главный конструктор не пользовался поддержкой коллектива. Споры, а иногда и конфликты возникали все чаще и чаще. Некоторые из них выплескивались и за пределы КБ.

Кончилось все это тем, что Главный получил новое назначение, а на его место был выдвинут Вавилов. Это главным образом и выручило Картужного.

- А куда девали вашего Главного? - поинтересовался Калугин, встретив Терлецкого, которого знал еще по работе в комитете комсомола института, где они оба когда-то учились, правда, на разных факультетах: Калугин на самолетостроительном, а Терлецкий на радиотехническом.

- Выдвинули.

- Вверх или вниз?

- Как тебе сказать… Пожалуй, вбок. Есть такой способ. Кабинет у него теперь по метражу примерно такой же, как был. Секретарша… - Терлецкий сделал обеими руками округлые движения у своего туловища, показав этим бесспорные достоинства новой секретарши их бывшего шефа. - И «Волга» такая же, как была, черная. Только ведает он вопросами, которые… как бы это сказать… которые пощупать нельзя. У них результаты - не металл. И не, скажем, решения, которые потом в металл обратятся… А так: сотрясение воздусей… Понятно? - Терлецкий для ясности поводил перед собой в пространстве рукой.

Да, Калугину было понятно. Такое выдвижение - вбок - он даже одобрил: «С учетом личности выдвигаемой персоны…» И вообще: хорошо, когда задача может быть решена несколькими способами. Это иногда бывает очень удобно.

…Предварительное заключение готовилось полным ходом.

- В понедельник представим на утверждение, - обещал, отвечая на очередной звонок «сверху», Вавилов. - Самое позднее, во вторник.

В ясное (все еще упорно ясное!) воскресное утро Литвинов ехал по загородному шоссе. Как всегда в выходной день, движения на дорогах было мало, грузовые машины почти совсем не попадались, да и легковые встречались редко. Ехать было легко и бесхлопотно - ни тебе обгонов, ни разъездов со встречными. Справа по ходу, за невысокими холмами, чувствовалась река - оттуда через открытые боковые стекла слегка тянуло влагой. Негустые рощицы и поляны по обеим сторонам дороги тогда, в середине шестидесятых годов, еще не отступили под натиском строек расширяющегося города (сегодня в этих местах большие жилые массивы).