Опасные желания

— А я вижу, — тихо сказала Фиби. — На каждой фотографии пятно увеличивается в размерах.

— Да, но это еще не все. — Прю провела пальцем по глянцевой поверхности. — Оно везде находится в одной и той же точке — во внутреннем уголке левого глаза.

Пайпер нагнулась к столу, разглядывая фотографии. Теперь, после слов Прю, Пайпер заметила, что серая тень на каждом снимке вытягивается, удлиняется из одной точки. "Интересное, конечно, наблюдение, но ровным счетом ни о чем не говорит", — разочарованно подумала она. Пайпер всегда была настроена скептически, в отличие от Прю, которая имела склонность во всем видеть злой умысел сверхъестественных сил.

— Не хотелось бы ставить под сомнение твою теорию, Прю, но на поврежденной пленке в каждом кадре дефект может быть на том же месте.

— Да, только в данном случае пятна не совсем на том же месте. — Прю достала из кармана короткую линейку и замерила расстояние от угла глаза до края каждого снимка. Результаты расходились почти на целый дюйм. — Если бы все дело было в пленке, на каждом кадре дефект был бы удален от края ровно на два дюйма. А здесь — нет. Пятнышко располагается на глазу фигурки независимо от ракурса.

— И что, это принципиально? — с сомнением спросила Фиби.

— Думаю, да. Я сфотографировала освобождающийся из камня дух Атулака. — Прю расплылась в улыбке, весьма довольная собой.

— Уф! — Фиби порывисто обняла Прю и чмокнула в щеку. — Какое облегчение!

— Подождите минуту! — осадила сестер Пайпер. — Вырвавшийся на свободу древний дух, повсюду сеющий хаос, — это не повод для радости.

— Ох, я и не подумала. — Прю, тут же перестав улыбаться, смущенно кашлянула.

— Позволю себе не согласиться, — возразила Фиби. — Я имею в виду свой дар. Если Атулак, сам того не ведая, выпустил джинна из бутылки, мы сможем ему противостоять.

— Возможно, но мы ничего не знаем ни о нем самом, ни о том, в чем его сила. — Пайпер пододвинула к себе стул и села. — Если только из камня Тремэйна улизнул действительно Атулак, а не какой-нибудь другой дух, ведущий совершенно иную игру.

— Хорошо, хорошо. — Прю опустилась за стол по другую руку от Фиби. — Я понимаю, что мы ничего не знаем наверняка, и все же мы можем сделать больше, чем кажется.

— Например, что? — Пайпер так же, как и Прю, хотелось, чтобы гипотеза сестры оказалась верна, но ей нужны были другие доказательства, более веские, чем дымчатое пятнышко на фотографии, которое вполне могло оказаться дефектом пленки.

— Не знаю, — пожала плечами Прю.

— А профессор Рубин не сказал ничего такого, что могло бы нам помочь? — спросила ее Фиби. — Я имею в виду, если уж у нас все равно нет других предположений, давайте будем считать, что это Атулак, хорошо?

— Как скажете. — Пайпер скрестила руки на груди и демонстративно закинула ногу на ногу. Так было всегда: когда у нее появлялись какие-нибудь возражения, Прю с Фиби, объединившись против нее, находили совершенно неоспоримый аргумент. Теперь же Пайпер не стала спорить потому, что в глубине души хотела верить в их правоту. — Но это еще нужно доказать.

— Хорошо. — Фиби в волнении наклонилась вперед. Горящий взгляд и приглушенный голос означали степень крайнего возбуждения. — Прю, что именно произошло в библиотеке Тремэйна? Он или ты должны были сделать что-то, из-за чего заклинание утратило свою силу.

— Так, сейчас вспомню… — Прю взяла с тарелки хлебец и принялась жевать. — Рубин сказал, что ведьма, заточив дух Атулака в камень, закопала его в землю… — Прю помолчала, пытаясь в точности воспроизвести слова профессора. — Чтобы его не мог освободить человек, который может принести много горя и несчастий.

Пайпер слегка поморщилась.

— И что же сделал Тремэйн? Помолился о конце света?

— Нет, он пожелал, чтобы его соперником на выборах оказался кто угодно, только не Ноэл Джефферсон. — Прю побарабанила пальцем по первой из четырех фотографий. — Это я сняла как раз в тот момент. На снимках, сделанных до того, как он произнес эти слова, нет ни одного дефекта.

— Потрясающе! — Сияя, Фиби хлопнула ладонями по столу.

Гордая улыбка исчезла с лица Прю, едва она заметила выражение лица Пайпер, далекое от их с Фиби бурной радости.

— Что? — запальчиво бросила Прю. — Разве все это не самое логичное объяснение тому, что происходит с Фиби?

— Да, если не принимать во внимание тот факт, что наш дар может развиваться и без внешнего вмешательства, — скептически хмыкнула Пайпер.

— А как же струя холодного воздуха? — сверкнула глазами Фиби. — Как объяснить это, а, Пайпер?

— Да, прикосновение которой мы ощущали в разное время? — с чувством вторила ей Прю.

— Три раза, и при разных обстоятельствах. — Фиби воинственно вздернула подбородок отстаивать свою правоту.

Но Пайпер неожиданно промолчала, словно что-то припоминая, и вдруг хлопнула себя ладонью по лбу:

— Не три — четыре раза! То же самое я почувствовала тогда, в парке!

— Когда взбесился пони? — переспросила Прю.

— О боже. — Фиби на секунду прикрыла глаза. — Пони взбесился после того, как девочка пожелала, чтобы у нее был пони.

— Похоже, Атулак постарался, — заметила Прю.

— Страшно подумать, что могло случиться, если бы мы не вмешались, — сказала Фиби тихо.

— Отсюда вопрос… — Пайпер сделала паузу, поймав на себе выжидающий взгляд сестер. — Что Атулак делал в парке? И в нашей гостиной?

— И кто меня тогда только за язык тянул, — пробормотала Фиби.

Прю замялась:

— Это, наверное, моя вина. Я… ну… своей силой остановила камень, когда он стал падать, чтобы не разбилась стеклянная полка: Тремэйн поставил его в шкаф на круглую верхнюю часть.

Пайпер быстро связала в уме все ниточки:

— Атулак увидел тебя, и, поскольку три тысячи лет назад его упрятала в камень ведьма, он решил проследить за тобой, чтобы такого не случилось вновь.

— Мне кажется, все к тому идет. — Прю открыла холодильник и достала пакет с апельсиновым соком. — Хотя лично я пока плохо представляю, с чего начинать и вообще как с ним бороться.

— Я тоже. — Фиби почесала в затылке. — Я хочу сказать, Тремэйн не пожелал ничего, что могло бы вызвать глобальную катастрофу.

Пайпер тоже не все понимала, тем не менее факт был налицо.

— Зато это могло грозить крупными неприятностями Ноэлу Джефферсону.

Атулак, следуя за машиной, в которой ехали ведьмы, вымещал свою злобу на всех смертных, попадавшихся ему на пути. Сгусток ветра, стремительно петляющего в городских лабиринтах над самой землей, он обжигал ледяным холодом обнаженную плоть, вырывал сумки из рук. Смятые цветы, сорванные вывески, перевернутые столики в кафе — в бессильной ярости он крушил и сметал все, что можно было сдвинуть с места.

Он не испытывал наслаждения при виде рождаемой им паники и в сердцах проклинал этот древний людской род, поколения которого хранили память о его постыдном поражении.

Но ненависть духа к ведьмам была еще больше, и она питала терзающую его жажду мести. Живучие как кошки и благословленные силами добра, они учуяли его и вышли на тропу войны. Он наивно полагал, что старая ведьма вместе с камнем погребла и его тайну. Но теперь ведьмы знали его имя и силу и собирались укротить бурю неосознанных желаний.

Он не мог допустить, чтобы им это удалось.

Когда машина остановилась у высокого здания, Атулак подождал, пока ведьмы выйдут, а потом сплющился, спрессовал молекулы своей невидимой, но тем не менее материальной формы. Обратившись в тонкое воздушное лезвие, он, отточив свое острие, перерубил высокий металлический шест, искромсал в клочья красно-белое с голубым полотно, рваным ковром покрывшее землю.

— Ты видела? — Фиби остановилась как вкопанная у входа в здание городского муниципалитета.

Прю услышала свист падающего шеста и треск разрываемой ткани штандарта. Этому могло быть только одно объяснение. Обнаруживая свое присутствие, Атулак больше не довольствовался холодными как лед поцелуями.